Некоторые авторы сегодня склонны утверждать, что именно Керес в те годы должен был рассматриваться в качестве главного кандидата. Нам кажется, что этих авторов заносит в другую крайность, нежели Ботвинника, написавшего в своих воспоминаниях: «Керес после матч-турнира сорок первого года (на звание абсолютного чемпиона СССР. — В.С.) не имел особых прав…» На самом деле Ботвинник, один из победителей Ноттингема и абсолютный чемпион СССР 1941 года, и Керес, победитель АВРО-турнира, объективно в 1946 году располагали приблизительно равными правами. Но если до войны Алехин предпочитал Ботвинника, как претендента, финансировавшегося Москвой, то после войны, с переходом Кереса в советское гражданство, Алехин вообще не имел возможности выбора между этими двумя кандидатами! Примечательный нюанс: при старой системе розыгрыша первенства мира (если это можно называть системой!) чемпион мог иметь дело лишь с одним советским гроссмейстером, который являлся ставленником Кремля, а всем остальным вести какие бы то ни было переговоры попросту не разрешалось.
Ботвинник утверждал, что «против Кереса он никогда не интриговал». А может он и впрямь не находил в своем поведении ничего непристойного? Ведь писал он в бесчисленных книгах и статьях, что главным результатом своих многолетних усилий считает завоевание титула чемпиона мира по шахматам гражданином СССР. При этом, себя он всегда рассматривал в качестве наиболее подходящего для великой цели кандидата и полагал (возможно, искренне), что коллеги обязаны ему помогать. Если существует такой тип мышления, должны же существовать и его носители! Оставим эту тему: нам не хотелось бы объяснять то, что лежит за пределами нашего понимания.
Алехин умер, и необходимость в закрытом матче Ботвинник — Керес отпала. Как мы уже упоминали, конгресс ФИДЕ 1947 года принял прогрессивные решения, в результате которых все возможные претенденты попали в русло формализованной борьбы за шахматную корону.
Матч-турнир на первенство мира прошел при пяти участниках (Ботвинник, Смыслов, Керес, Решевский и Эйве; Файн отказался — он оставил практическую игру), причем, трое представляли Советский Союз, а Эйве фактически оказался статистом, набрав в итоге лишь 4 очка в 20 партиях. Внимательный читатель уже, конечно, догадывается, о чем сейчас пойдет речь.
Утверждения, будто Керес умышленно проиграл в матч-турнире Ботвиннику четыре партии подряд, чтобы реабилитировать себя за военные грехи, звучали уже неоднократно. Однако, чтобы делать подобные заявления, необходимо быть в состоянии доказать их правомочность. Да и вообще, нам кажется, что турнир тот сложился для Ботвинника удачно, и победил он заслуженно. А если бы события развивались иначе, и Решевский захватил лидерство в матч-турнире, позволили бы Советы американцу победить? Иными словами, мог ли в принципе Решевский победить в 1948 году, или он уже самой системой был обречен на поражение?
Можно со всей определенностью утверждать, что, если в матч-турнире и не было договорных партий, то они несомненно были бы, если бы потребовалось помешать Решевскому занять первое место. Чтобы показать, что подобные методы были вполне в стиле советского руководства, призовем в свидетели самого Ботвинника.
Вот как описывает Ботвинник в своей книге «К достижению цели» концовку II Московского международного турнира 1935 года:
«Наконец подошел и последний тур. Мы с Флором наравне. Я должен играть черными с Рабиновичем, Флор — с Алаторцевым.
Стук в дверь, и входит Николай Васильевич Крыленко.
— Что скажете, — спрашивает он, — если Рабинович вам проиграет?
— Если пойму, что мне дарят очко, то сам подставлю фигуру и тут же сдам партию…
Крыленко смотрит на меня с явным дружелюбием:
— Но что же делать?
— Думаю, что Флор сам предложит обе партии закончить миром; ведь нечто подобное он сделал во время нашего матча…
Я хитро усмехнулся.
— К тому же он может бояться, что Рабинович мне «сплавит» партию.
Тут же заходит С.Вайнштейн: Флор предлагает две ничьи. Крыленко просиял…»
А теперь «сцена времен самого матч-турнира». После двух кругов, сыгранных в Гааге, Ботвинник уверенно лидировал, опережая Решевского на полтора очка. Предстояли заключительные три круга в Москве. Сразу после переезда в Москву Ботвинник был приглашен в ЦК партии на заседание его секретариата. Вот как описывает эту сцену со слов самого Ботвинника В.Дворкович («64»; 5/98):
«— Не думаете ли вы, что американец Решевский станет чемпионом мира? — спросил Ботвинника А.Жданов, считавшийся в те годы вторым лицом в партии. — Как бы вы посмотрели, если бы советские участники вам проигрывали нарочно?
— Я потерял дар речи… — вспоминает Ботвинник. Но, несмотря на его категорический отказ, партийные бонзы проявили настойчивость и согласились лишь на то, чтобы оставить этот вопрос открытым…»
Заметим, что после этого разговора в третьем круге Ботвинник проиграл Решевскому, однако еще больше увеличил отрыв от него, поскольку Смыслов и Керес победили американца, но проиграли Ботвиннику. Конечно, и это еще ничего не доказывает. Повторяем: мы не хотим ставить под сомнение победу Ботвинника в 1948 году, однако уверены, что в случае надобности Жданов отдал бы соответствующие указания уже в форме неукоснительного приказа.
Неудивительно в свете сказанного, что второй президент ФИДЕ швед Фолке Рогард всегда выступал против матч-турниров на первенство мира, проекты которых и впоследствии выдвигал Ботвинник в качестве альтернативы матчам, правда, лишь в определенных случаях.
Внимательный читатель может заметить некоторую противоречивость в нашей позиции: сперва мы ставили под сомнение целесообразность определения чемпиона в матчевом единоборстве, а теперь отрицаем матч-турнир, как форму выявления сильнейшего. Дело в том, что мы пока воздерживаемся от готовых рецептов, а лишь анализируем недостатки различных систем. Да и времена меняются…
Анализируя эпоху Ботвинника, необходимо затронуть проблему матч-реваншей: именно благодаря им первый советский чемпион мира имеет столь внушительный послужной список, что мы вправе говорить об «эпохе Ботвинника в шахматах».
Тема эта заслуживает специального обсуждения. Прежде всего, вспомним имена «калифов на час» — великих шахматистов, отбиравших у Ботвинника корону, но, увы, лишь на один год…
Глава VII
ВАСИЛИЙ СМЫСЛОВ (1921 г. р.),
чемпион мира 1957 — 1958 годов
Сегодня он неохотно вспоминает сомнительные эпизоды шахматной истории первых послевоенных лет; не любит обвинять Ботвинника, против которого долгие годы боролся, причем не только за доской. Душевное благородство? Возможно. Только не прячется ли за этим боязнь ворошить пожелтевшие страницы истории? Ведь всплыть может разное.
Василий Смыслов — глубоко верующий человек, фаталист. Он часто говорит, что все предопределено. А кто предопределил, что молодые (тогда!) шахматисты О.Романишин и А.Чернин, в побочных соревнованиях завоевавшие право на участие в престижных турнирах в Англии и Голландии, не поедут на эти турниры и будут заменены Смысловым? Кто предопределил, что на межзональный турнир в Биле (1976 г.) вместо Г.Кузьмина, имевшего законное право, поедет не прошедший спортивного отбора Смыслов? Не исключено, конечно, что Смыслов никак не интриговал против коллег, и они были по не зависящим от экс-чемпиона мира причинам отстранены советской шахматной федерацией от участия в тех соревнованиях, а потом уже заменены Смысловым. Весьма вероятно, что так и было. Только вот стоило ли так себя компрометировать! Ведь коллеги такого не прощают и не забывают. И происходило это в не столь уж далеких семидесятых, когда Василий Смыслов был уже спортивно и творчески состоявшимся, материально обеспеченным, уважаемым экс-чемпионом мира. Мог бы и отказаться от тех поездок…
В середине пятидесятых Смыслов дважды подряд выигрывал турниры претендентов. Мы ни в коем случае не собираемся ставить под сомнение эти его победы. Нас интересует другое: а мог ли в принципе западный гроссмейстер выиграть в те годы турнир претендентов? Мы уже задавались аналогичным вопросом, когда вспоминали матч-турнир на первенство мира 1948 года.
С 1950 по 1962 год было сыграно пять турниров претендентов, и каждый раз по меньшей мере половина участников представляла Советский Союз. О методах вмешательства советских властей в ход спортивной борьбы мы уже говорили выше. Необходимо отметить, что в тех турнирах в основном соревновались очень близкие по классу гроссмейстеры, и каждые пол-очка ценились на вес золота, а потому порой можно было весьма чувствительно и практически незаметно «подыграть» одному из претендентов.
Будем объективны: внимательный анализ пяти таблиц претендентских турниров не позволяет обвинять советских участников в сговоре, однако возможность такая была, в случае сильной конкуренции со стороны западного претендента-одиночки возможность эта, вероятно, была бы использована, и само ее наличие не могло не нервировать по-настоящему амбициозного западного претендента. Мы еще увидим, как в шахматном мире появится такой претендент, и тогда вернемся к этой теме.
