Ну вы же понимаете, что тут началось? По Парижу ходили смешные толпы хорошо одетых белоленточников людей с плакатами: "Спасибо жителям Донбаса за президента-пидораса" "Валуа в монастырь!", "Чемодан, вокзал, Россия!" "Возвращайся обратно в свою Польшу!", ну и т.д.
Попытка договориться с упоротыми фанатиками чуть ранее тоже оказалась обречена на провал. Давайте рассмотрим событий, приведшие к Варфоломеевской ночи. Итак, с протестантской партией помирились, адмирал Колиньи в фаворе, причем его полностью поддерживает Карл IX. С какой программой выходит Колиньи? А давайте развяжем внешнюю войну с Испанией,поскольку внешняя страна отвлечет французов от войны внутренней. Плюс — ПРОФИТ! — мы захватим Фландрию (Бельгию).
В принципе на первый взгляд план неплох. Но только на первый взгляд.
Альба во Фландрии По одной простой причине — хороший план предполагает и пути отступления, если цели не выполнены. На вполне резонный вопрос Екатерины Медичи, а что собственно говоря будет, если вдруг нашу армию разобьют, Колиньи по типу Турчинова, закатывал глаза и начинал громко вещать, что "Мы победим, потому что с нами Бог, Украина и наш Великий Тарас" победы испанцев не допустит бог. Екатерина сразу же понимала, что перед ней упоротый фанатик, и отходила в сторону. Ибо с душевнобольными спорить нельзя. Ну кричит он "Слава Украине!" "Слава Кальвину!", надо подойти, сказать тихо "И героям протестантам слава! Успокойтесь!" и дать ему какую-нибудь важную работу, типа чистки унитазов или уборки навоза.Главное, чтобы душевнобольной ощущал, что он занят действительно великим делом, ибо он "по над усе!".
Что касается реальных политиков, и прежде всего Екатерины Медичи — они видели все последствия атаки Нидерландов. Поскольку прежде всего умели считать. Армия Герцога Альбы в Нидерландах на начало 1572 года насчитывала 70 тысяч человек, при этом в поле испанцы без особых усилий могли выставить 50 тысяч. Франция, даже значительно напрягшись финансово, на 1572 год НЕ МОГЛА выставить в поле более 30 тысяч человек, то есть испанцы имели почти двойное преимущество в предполагаемой войне.
Еще хуже обстояло дело с качеством армейского состава. Почти половину армии Франции составляли швейцарские и немецкие наемники, которых испанцы банально могли ПЕРЕКУПИТЬ, а оставшееся количество даже Альба брезгливо называл "оборванцами".
Да, была надежда на Вильгельма Оранского, который в очередной раз может выставить свои 10-12 тысяч "неубиваемых", но они скорее всего завязнут в крепостной войне во Фландрии, тогда как Альба, разгромив французскую армию, будет свободен в маневре.
Далее не надо быть стратегом или аналитиком, чтобы понять, что разгром французской армии (с вероятностью на 90 процентов) приведет к захвату французских владений (вполне возможно и Парижа, хотя Альба был прагматиком, и скорее всего ограничился бы Пикардией), и новому витку гражданской войны.
Екатерина и ее сподвижники решают выпилить одних фанатиков с помощью других фанатиков. То есть стравить между собой кланы Шатильонов и Гизов, которые могут резать друг друга сколько угодно, но Франция в этом случае не попадет в бездну.
Более того, потом Гизов можно было обвинить в разжигании гражданской войны и убийстве и спокойно выпилить их.
Собственно Варфоломеевская ночь изначально и предполагалась как выпиливание 30 или 40 человек из клана Шатильонов, и начало кровной войны между этими детьми гор.
Чего совершенно не учли в этом плане — так это реакции обывателей. Ибо Майдан становится Майданом не тогда, когда кучка идиотов дерется с милицией, а когда толпа, заинтересованная дракой, принимает одну или другую сторону.
Варфоломеевская ночьИменно это и произошло в ночь Св. Варфоломея в Париже. Увидев убийства Шатильонов, толпа поняла — МОЖНО! А ведь рядом соседушка заработал недавно 500 экю на торговых операциях с Голландией — наверняка скрытый протестант! А давай-ка я его выпилю! А 500 экю заберу себе!
И тут началась такая вакханалия, что даже Гиз растерялся. Достаточно сказать, что у себя, во дворце Гизов, он приютил 20 офицеров-протестантов. Карл IX, герцог Анжуйский, Маргарита Валуа, герцог Алансонский (кстати именно он, а не Маргарита спас того самого Ла Моля из "Королевы Марго") — все эти родоначальники Варфоломеевской ночи по мере возможности начали спасать знакомых им протестантов от резни.
Екатерина, говорят,узнав утром, ЧТО произошло, вообще обхватила голову руками, не зная что делать. А убийства ширились и продолжались, и конца этому не было видно. Ибо толпа поняла только одно — МОЖНО!
Собственно, получилось по-черномырдински: "Хотели как лучше, а получилось как всегда".
Собственно здесь же возникает вопрос — а почему население так ненавидело гугенотов?
Помимо религиозных была одна — но глобальная — экономическая причина. Дело в том что до Реформации почти 70 процентов экспорта и импорта Франции было завязано на Испанию.
Люди не поняли, что времена изменились. Но понимали, что их доходы падают. И нашли самый простой вывод — во всем виновата "пятая колонна" в виде протестантов. Если мы их убъем — настанет и нам счастье. Ну и экспроприировать их богатства — это же тоже богоугодное дело!
Мысль же, что гугеноты просто первыми переориентировали торговлю на Голландию и Англию, и поэтому получали довольно большие барыши, головы не посещала. Ибо убивать — оно гораздо проще, чем думать.
А политики на примере Варфоломеевской ночи поняли еще одну простую вещь — обезумевшей толпой манипулировать гораздо легче, чем спокойными рассудительными гражданами.
Поэтому все последующие действия радикалов были связаны именно с экзальтацией толпы.
Еще Цицерон сказал, что "Деньги — это нерв войны" (Nervus belli pecunia), именно они вышли на первый план в 1591-1592 годах. Ибо это тогда основную (и зачастую — самую боеспособную) часть армии составляли наемники-профессионалы, которые сражались только за свободно-конвертируемые серебряные или золотые кружочки металла. Это ополчению или какому-либо сброду можно было рассказывать сказки о верности, преданности, чести, или пообещать заплатить потом по 1000 гривен в день на человека. Швейцарские пехотинцы, ландскнехты, итальянские кондотьеры и вольные бригады за редчайшим исключением работали по принципу: "Утром деньги — вечером стулья", или "Не подмажешь — не поедешь".
В 1560-е годы бюджет прекрасного государства Франция составлял примерно 10 миллионов ливров, из которых 4 миллиона тратилось на армию, и эта сумма позволяла содержать довольно большую армию в 67-72 тысячи человек, из которых примерно 46-49 тысяч — это собственно французские войска.
Но в 1568-м началась новая фаза религиозных войн. Разорялись провинции,отказывались и захватывались целые области, и мобилизационные возможности таяли как на глазах: 1573 год — 48 тысяч, 1575 год — 29 тысяч.
Что оставалось делать в этой ситуации? Первое — увеличить налоговое бремя — его и увеличили с с 10 до 18 миллионов ливров (правда одновременно с порчей монеты, таким образом реальный доход все равно упал в два раза, поскольку монета "похудела" в 4 раза). Второе — это кредиты у МВФ итальянских и немецких банков. В результате долги королевства "Франция" росли как на дрожжах. 1576 — 80 млн. ливров, 1588 — 133 млн. ливров, 1596 — 296 млн. ливров.
Но как вы понимаете — сколько волка не корми — а у слона, то бишь у Испании, все равно толще.
Как же Генрих Наваррский решал проблему денег до того, как в 1596-м стал королем Франции?
Да очень просто.
Он в отличие от радикалов типа Колиньи или Агриппы понимал, что деньги — постоянные деньги — дают именно налоги, а не отжим бизнеса или собственности у кого-то (последняя мера может дать только единовременный эффект, но потом, когда отжатое будет проедено, денег уже взять будет негде),и поэтому главное — это защитить свое податное население. Хотя бы в пределах Наварры, Гиени и Гаскони, то есть собственно его королевства. Что собственно говоря он и постарался сделать.
Проблема вторая — это косвенные налоги, которые являлись признаком деловой активности.К счастью у гугенотов было два порта — Бордо и Ла-Рошель, через которые они могли вести торговлю, и был административный гений Сюлли, который во владениях Наваррского проделал ровно то, что после 1596 года проделал и со всей Францией.
Максимилиан де Бетюн, де Рони, позднее — герцог СюллиСразу оговорюсь — я не знаю, где заканчивается сам Наваррский, и начинается Ронни-Сюли, поэтому все приписываю последнему. Сюлли говорил простые и очевидные вещи.
