Елена любезно приняла меня в своей комнате. Казалось, она меня ожидала — я не мог этого понять, пока не узнал, что Поликсена и Кассандра покинули ее всего несколько минут назад, успев сообщить ей радостные известия.
— Значит, опоздал… — удрученно промолвил я. — А я так надеялся первым сообщить тебе новости!
— Это не имеет значения, — беспечно отозвалась Елена, — так как новости уже известны всему городу.
Все с минуты на минуту ожидают возвращения Гектора и других воинов. Вот это мужчина! Я только что спорила с Поликсеной, утверждая, что Гектор — самый великий из людей, но она не желала слышать ни о ком, кроме Ахилла. Мне это кажется довольно странным для дочери Приама.
— Вопрос предубеждения, — равнодушно заметил я.
Последовала короткая пауза.
— Идей, — снова заговорила Елена, — я собираюсь спросить тебя кое о чем и хочу услышать правду.
Я посмотрел на нее с удивлением и, признаюсь, с некоторым страхом:
— У тебя есть причины опасаться, что я тебе солгу?
— Нет… Не знаю. Но скоро выясню. Посмотри мне в глаза — вот так. Теперь скажи: ты в точности передал предложение Приама греческим царям?
Полагаю, я немного покраснел, хотя изо всех сил старался этого избежать.
— Разумеется, в точности, — спокойно ответил я. — А почему ты в этом сомневаешься?
— Не то что сомневаюсь, — Елена не сводила с меня глаз, — а просто хочу знать. Разве я не видела сегодня утром женщин, раздирающих себе грудь, и стариков, ломающих руки в отчаянии? На моих слабых плечах и без того лежит тяжкое бремя, Идей. Я не хочу его утяжелять.
— Слабых плечах? — переспросил я. — Здесь больше подошло бы слово «прекрасных». — Я склонился к ней. — Долго еще мне ждать твоей улыбки?
— Не пытайся изменить тему, — сухо сказала она. — Ты не ответил на мой вопрос.
— Разве? — воскликнул я.
— Во всяком случае, твой ответ меня не удовлетворил.
По-твоему, у меня нет оснований настаивать на подтверждении? Хорошо, тогда я пойду к царю Приаму и посоветую ему направить к грекам второго посла.
Я испуганно вскочил, застигнутый врасплох:
— Ты не сделаешь этого, Елена!
По выражению ее лица я понял, что угодил в расставленную ею ловушку, и закусил губу. Елена сидела неподвижно, глядя на меня; в ее глазах появился угрожающий блеск. Когда она заговорила, ее голос звучал угрожающе напряженно.
— Идей, — сказала Елена, — ты предал Трою.
Знай я, как серьезно она к этому относится, постарался бы скрыть правду. Ее суровый взгляд мог бы предостеречь меня, но я словно ослеп.
— Если так, я сделал это ради тебя, — ответил я, небрежно пожав плечами.
— Значит, это правда! — воскликнула она.
Я молча кивнул.
Елена вскочила на ноги, и я невольно отпрянул при виде ужаса и презрения на ее лице. Она двинулась ко мне, подняв кулак, как будто собиралась меня ударить, но внезапно остановилась, опустила руку и горько усмехнулась.
— Афродита! — вскричала Елена, возведя очи горе. — Святая покровительница! Почему ты даровала красоту такому жалкому существу, как я? Если ты хотела меня облагодетельствовать, почему возложила на мои плечи бремя вины и покрыла мое имя позором? Разве мало сделать меня неблагодарной сестрой и неверной женой?
Вырви мои глаза, сдери с меня кожу, подвергни мукам, которые испытывают тени в царстве мертвых!
Упав на колени, Елена стала бить себя в грудь и петь скорбную песнь. Я схватил ее за запястья и попытался поднять, но она вырвалась с криком:
— Оставь меня, изменник Трои! — Внезапно ее поведение изменилось. Елена встала и несколько секунд молча смотрела на меня. Я тоже молчал. Наконец она опустилась на мраморную скамью и заговорила спокойно и решительно: — Не мне порицать тебя, Идей. Если, как ты говоришь, ты предал Трою ради меня, то я должна винить только себя. Но разве я дала тебе повод надеяться?..
— А разве нет? — воскликнул я. — Разве не ты обещала мне награду за твое жертвоприношение? Разве не мои уши слышали нежные слова в этой самой комнате? Я солгал грекам и не стыжусь этого, так как хотел завоевать тебя. Как я мог стать орудием изгнания из Трои той, кого люблю?
— Не знаю, — с тоской произнесла Елена после небольшой паузы. — Увы, Идей, на мне лежит проклятие Афродиты. Я не могу видеть мужчину и не стремиться овладеть им. Тебя я презираю и всегда презирала, но старалась очаровать.
— По крайней мере, ты говоришь откровенно, — сказал я, пытаясь улыбнуться.
— Да, но теперь уже слишком поздно, и мое сердце полно раскаяния. Если бы не моя слабость и твое предательство, я сейчас была бы в греческом лагере, сегодняшней кровавой битвы удалось бы избежать, а троянцы и греки пировали бы вместе. Остается только одно — мы должны постараться исправить причиненное нами зло.
— Каким образом? Что мы можем сделать? — осведомился я, отлично понимая, что она имеет в виду.
— Ты должен снова отправиться к царям Греции и передать им предложение Приама слово в слово. Скажи, что я охотно вернусь в объятия Менелая, что я сохну по нему. Такой глупец, как он, сразу придет в восторг.
Меня отнюдь не прельщала перспектива возвращения в греческий лагерь. Такая миссия была чревата смертельной опасностью: перемирие окончено, и меня, скорее всего, схватят как шпиона или убьют. После сегодняшней битвы, где полегло столько греческих героев, и унизительного поражения, нанесенного Гектором и его войсками, греки вряд ли пребывали в дружелюбном настроении.
Но еще большая опасность заключалась в том, что, если новость о моем повторном визите станет известна в Трое, это будет означать разоблачение моего предательства, потерю чести и жизни. Такой позор разобьет сердце моего отца и навлечет на наш род презрение будущих поколений троянцев.
Я ответил Елене со всей твердостью и искренностью — ибо я верил в то, что говорил, и дальнейшие события доказали мою правоту, — что предлагаемая ею попытка была бы более чем бесполезной, что теперь греков может удовлетворить только уничтожение Трои.
Ты должен отправиться в греческий лагерь, Идей, — настаивала она, — и я буду молить богов о твоем успехе. Весь день я слышала плач и проклятия женщин. Ты считаешь меня бессердечной? Я готова даже спуститься в царство теней, чтобы сбросить груз вины.
— Я не пойду к грекам, — упрямо повторил я.
— Вот как? Посмотрим. — Ее голос стал суровым. — Если тебя не заставит честь, то погонит страх. Либо ты сегодня же вечером отправишься с предложением к грекам, либо я пойду к царю Приаму и расскажу ему о твоей измене.
Я бросился к ней с мольбой:
— Ты не сделаешь этого, Елена!
— Сделаю. Разве я не сказала, что презираю тебя?
Если тебя убьют, что мне до этого? Предупреждаю: не пытайся меня обмануть. У меня есть связь с греческим лагерем — не важно какая, — и я все узнаю. Ты должен передать предложение слово в слово.
Несомненно, Елена выполнила бы свою угрозу. Она бы выдала меня царю Приаму после того, как завлекла своим коварством и чарами Афродиты. Пришло время действовать — и действовать быстро.
Я не колебался. Прежде чем последние слова сорвались с ее уст, я сунул руку в складки плаща и извлек оттуда тонкий этолийский дротик. В следующий момент он вонзился бы в ее белоснежную грудь, и больше никто из греков и троянцев не пал бы жертвой чар Елены Аргивской.
Но Елена явно предвидела подобную ситуацию.
Когда я протянул руку, чтобы схватить ее, она отскочила к стене и хлопнула в ладоши. Занавеси раздвинулись, в комнату ворвались несколько здоровенных негров, схватили меня за плечи и опрокинули на пол.
Стоя надо мной, они смотрели на хозяйку, словно спрашивая: «Прикончить его?»
Но Елена велела не причинять мне вреда.
— Итак, — воскликнула она, подойдя ко мне, — ты хотел лишить Елену жизни! Если бы я забрала твою жизнь, это пошло бы только на благо Трое. Ты слышал мой приказ — исполняй его. Не позже чем сегодня вечером, иначе я пойду к царю Приаму.
Знаком Елена велела рабам отойти. Они повиновались, и я поднялся на ноги. Так как негры стояли между мной и Еленой, я повернулся к двери, бросив последний взгляд на женщину, которая, как мне казалось, посылает меня на верную гибель. Она стояла наполовину скрытая оконными занавесями, с насмешливой улыбкой на губах.
Выйдя из комнаты, я двинулся по коридору, но внезапно услышал, как кто-то сзади шепотом произнес мое имя. Быстро повернувшись, я оказался лицом к лицу со служанкой Гортиной.
— Идей, — прошептала она, подойдя ко мне и взяв меня за руку, — колесница Аполлона уже четырежды пересекла небеса, а ты все еще не выполнил обещание, данное Гортине. Ты сказал, что сделаешь это через пять дней, — значит, это будет завтра?
Я был не в том настроении, чтобы утешать служанку, поэтому грубо оттолкнул ее и ответил:
— Ни завтра, ни в другой день. Убирайся!
Выходя из дома, я услышал, как Гортина издала вопль отчаяния.
