Торговец наклонил голову в знак того, что все понял и исполнит.
Древняя критская богиня, защищающая очаг, со змеями в руках стояла на краю стола, за которым удобно расположился на корме триеры под навесом Неарх. На плече молодого флотоводца удобно расположился разноцветный попугай.
На столе также лежали свитки… На лавке стояли модели военных кораблей, кораллы, диковинные раковины южный морей…
Неарх внимательно изучал карту, затем развернул один из свитков со сложными геометрическими фигурами и математическими расчетами… Погладил на ходу обезьянку, бегающую на длинной цепи, которая постоянно воровала со стола лакомства и виноградины. Оторвавшись от свитка, он подошел к незаконченной модели военного корабля. Снова вернулся к столу, начертил на глиняной дощечке несколько формул.
Услышав шаги, Неарх нехотя повернул голову и увидел буквально влетевшего по скрипящим сходням запыхавшегося от быстрого бега Птолемея. Вид друга был настолько нелеп и взбудоражен, что Неарх невольно рассмеялся.
– Ты быстроног, мой друг, как вестник богов! Я уже испугался, что ты опрокинешь триеру…
Еле переводя дыхание, Птолемей присел на край свернутого каната, чистосердечно признался:
– Не смейся, Неарх… Ты знаешь, я влюбился!.. Ты не поверишь, Эрот пронзил мое сердце!
– Опять влюбился? В который же это раз? Птолемей, пощади себя, а то ведь на серьезные дела сил не хватит…
Неарх продолжал улыбаться, глядя на возбужденного друга. Потом хлопнул в ладоши:
– Критий!.. Принеси холодного вина. Надо охладить пыл этого пленника Эрота.
Раб принес и поставил на стол кратер с вином и две чаши. Разлил вино.
Птолемей вылил немного вина за борт, произнес:
– Афродите!
Мгновенно осушил чашу. Не находя себе места, стал вышагивать по палубе. Наконец сел.
– Клянусь Зевсом, прежде мне была не знакома роковая страсть. Думал – от любви терзаются лишь в трагедиях Еврипида.
Смакуя вино, Неарх продолжал наблюдать за другом:
– Теперь успокойся. И не сердись, что я улыбаюсь, – влюбленные, тем более пылко, всегда вызывают улыбку, как у трезвого пьяный. Так кто твоя избранница на сей раз?
– Ты знаешь ее и только ты можешь мне помочь. Это подруга твоей Иолы.
Попугай пронзительно закричал:
– Иола! Иола! Красавица! Неарх любит Иолу! Красавица!
Обезьяна, внимательно следя за происходящим, стала стремительно уничтожать виноград.
Неарха озарило:
– Таида?
Птолемей с мольбой в голосе проговорил:
– Неарх, мне нужна твоя помощь…
– Ах вот оно что!.. И ты, смелый воин, талантливый военачальник, так неуверен в себе, что просишь о помощи? Впрочем, я могу понять тебя. Таида – подруга моей Иолы, и я знаю ее непростой, очень горделивый и независимой характер… Ее любви добиваются самые богатые и знатные афиняне…
С чувством собственного достоинства вскинув голову, Птолемей строго взглянул на Неарха:
– А я, по-твоему, кто?
– О, конечно, ты знатен и богат…
Неарх отошел от стола и, прислонившись к борту триеры, прищурившись, оглядел друга с ног до головы:
– …К тому же молод и недурен собой. Суховат, правда, но хороший петух всегда тощ!.. Это каждому известно…
– О боги! – простонал Птолемей. – Неарх, мне, право, не до смеха! Стрела Эрота впилась в меня, кажется, довольно глубоко.
– Раз ты просишь, познакомлю тебя с Таидой… – озабоченно сказал Неарх. – Достойнейшей из гетер!.. Но помни: в любви не бывает равенства… Кто-то конь, а кто-то всадник. А всадник, особенно если это женщина, обычно не знает ни жалости, ни сочувствия. Не выказывай, по возможности, свой любовный пыл…
И прибавил с особой серьезностью:
– И еще! Не окажись для женщины ступенькой, по которой она взбирается вверх. Клянусь Посейдоном, как бы ты не пожалел потом о своей просьбе.
Птолемей задумался над словами друга.
– Не сердись. Я просто предупредил тебя. Кстати, Таида срочно умчалась в Афины…
– Что же делать? – невольно воскликнул Птолемей.
– Я не узнаю не знающего поражений Птолемея. Мчаться на свидание. Не встретился сегодня – встретишься завтра. От тебя трудно ускакать. Кажется, она уехала с Лисиппом.
– Это не соперник…
– Не знаю, не знаю. Лисипп не красив, намного старше нас. Но он талантлив. Женщины любят выдающихся мужчин.
– Ты все сказал, Неарх?
– Пока все.
– Спасибо. Я готов скакать в Афины. Жду твоего сигнала.
Пристанище Диогена расположилось в кипарисовой роще Краний, в небольшой пещере, ведущей в Коринф. Эту пещеру философ облюбовал потому, что в нескольких стадиях на Акрокоринфе, перед храмом Афродиты, находилось любимое место отдыха и развлечения граждан, с которыми он любил вести долгие беседы. Диоген выстелил пещеру душистыми травами. Здесь же находился и знаменитый пифос, в котором жил мудрец.
Отряд гетайров по приказу Александра остановился. Молодой царь в сверкающем шлеме и латах, поверх которых развевалась красная мантия, соскочил с колесницы, друзья и телохранители – с коней.
Небольшая группа из приближенных царя направилась к пещере.
Неарх подошел к поваленной набок и наполовину врытой в землю бочке-пифосу, заглянул в нее и, увидев, что там никого нет, в недоумении обратился к Птолемею, что-то разглядывающему вдали:
– Где же может находиться обитатель этого дворца?
Птолемей указал на человека, сидевшего у самого края обрыва:
– Беседует с Вселенной!..
Философ, нагой, лишь в набедренной повязке, в полном одиночестве любовался первыми лучами восходящего солнца, обратив к нему свое лицо и мускулистое тело.
Александр со свитой подошел к Диогену.
Увидев перед собой роскошно одетых молодых воинов, Диоген обратил к ним свое горбоносое лицо, на котором можно было легко прочесть спокойствие и безмятежность мудреца.
Царь поздоровался с ним:
– Хайре! О, Диоген, царь Александр приветствует тебя!
Немного подумав, Диоген ответил на приветствие:
– А я Диоген – собака!
Гефестион удивился, наклонился к Птолемею, с подозрением спросил:
– Собака?
– Он же киник, – ответил тот.
Философ невозмутимо продолжал:
– Все собаки кусают своих врагов, а я кусаю своих друзей. Для их же спасения.
– Ты единственный из философов, кто не поздравил Александра, царя македонян, с избранием его вождем всех греков в персидском походе, – сурово напомнил Гефестион.
Диоген едва заметно усмехнулся:
– А… Ты и есть тот самый царь, про которого говорят, что он решил прибрать к рукам весь мир, все народы?
Нищий философ откровенно насмехался.
– Для их же блага, – встал на защиту царя-друга Гефестион.
Но Диоген не отреагировал на слова Гефестиона. Он разговаривал только с царем.
– И как же ты распорядишься покоренным тобой миром, если, конечно, боги позволят тебе сделать это?
Молодой царь спокойно дослушал вопрос философа, выдержал для вежливости паузу и ответил:
– Я создам совершенное государство, Диоген! Смешаю народы и дам им равные права.
Философ с сомнением произнес:
– Но возьмут ли? Человеческое существо противоречиво. Чернь безрассудна. Глупость предрассудков, верований безгранична. Их не искоренишь силой… Законы жизни людей надобно переписать при помощи разума… Может быть, воплотить твою мечту подвластно времени… Долгому времени, царь…
Военачальники, стоявшие позади Александра, молча; внимательно слушали философа. Ироничную улыбку Неарха, блуждавшую на его лице, когда он осматривал жилище Диогена, сменила задумчивая сосредоточенность, в которой читалось почтение к мудрецу.
Александр ответил:
– Я знаю, Диоген, что построить гармоничное государство в несовершенном мире – трудная задача. Но я попытаюсь это сделать… Не успею я, продолжат другие. Начало должно быть положено.
Диоген поднял руку вверх, указав на небеса:
– Совершенна, о царь, лишь гармония небесных сфер… – Подумал, потом закончил: – Я желаю тебе удачи… Но прежде обрети гармонию в собственной душе. Ты же сам, как огонь.
Птолемей, Гефестион, Неарх и Клит переглянулись, боясь, что вспыльчивый Александр разгневается, но он оставался спокойным.
– Мы оба, Диоген, лишь исполнители воли богов: тебе – проповедовать душевный покой и простоту, мне – действовать…
– Но, согласись, жизнь, полная опасностей, жертв, для тебя лично и людских, лишена гармонии, потому что итог ее предначертан роком, Ананкой…
С внутренним достоинством Александр возразил:
– Я по-другому читаю свиток своей судьбы. Мое прочтение созвучно с гекзаметрами божественного Гомера: слава, которую стяжает герой в этой краткой и лишенной гармонии жизни, переживет века. Благодарю тебя, Диоген, за мудрую беседу. Если бы я не был царем, то хотел бы стать философом.
– Хорошие слова… Наверное, идеальное государство родится тогда, когда цари будут философами и философы царями…
