Как ни был Суровчанин изумлен этим известием, однако не мог не заметить некоторой странности: бежали двое, а коней увели трех… Почему именно-трех? Если б хотели ехать одвуконь, так взяли бы четырех — у каждого был бы один конь под верх, другой в запасе.
— Дивно, что трех, — прошептал он.
Потом стал соображать под плаксивый голос ключника.
— Андрон — племяш Большерука. Дядя пошел наутек, ну и его прихватил, чтобы я на Андроне злобы не срывал… Это все так… А вот с чего Матвеич на старости лет в бега ударился? Жил-жил и вдруг на! Да и как он смог своего любимца Андрюшку оставить? Что-то тут не так… Не Анд- рюшкины ль тут штуки?.. Да какие ж могут быть? Может, без моего спросу послал их куда? А не спросил нарочно, чтобы власть свою показать… Лучше всего будет самого Андрюшку и порасспросить. Ему, верно, поболе нашего ведомо. Может, ему Матвеич что-нибудь за тайность и раньше сказал. Недаром вчера Андрей кислым таким ходил…
Придя к такому заключению, Некомат сказал Пахомычу:
— Пойдем к Андрею… Не знает ли он чего.
Он пошел к горнице пасынка. Ключник, вздыхая, поплелся за ним.
Каково же было изумление Суровчанина, когда он нашел комнату пустою! При отблеске рассвета можно было видеть царивший в ней беспорядок; там и сям были раскиданы вещи; какой-то узелок, вероятно забытый второпях, лежал на лавке.
— Вот для кого третья-то лошадь понадобилась, — вскричал он. — Убег… Знать, проведал… Теперь все пропало!
Он схватил себя руками за голову.
— Господи помилуй! — воскликнул испуганно Пахомыч.
— Что ж делать теперь? — растерянно прошептал Некомат.
Лицо его исказилось злобой.
— Ускользнул… Ушел… Так нешто мне теперь погибать? Так нет же, нет! Поймаю, и тогда…
Он погрозил кулаком.
Потом крикнул ключнику:
— Подними всех холопов… Седлать коней! Поскачем в погоню.
Вскоре весь дом пришел в движение.
Некомат сам осмотрел следы. Они поставили его втупик.
— Путь не к Москве… Али они кружным путем?
Холопы на конях были разосланы во все стороны.
Сам Суровчанин во главе конной ватаги поскакал по следам.
Он был вооружен, как для битвы; глаза его метали искры, брови нахмурены.
Не добром веяло от его лица; если погоня удастся, Андрею Алексеевичу предстояло мало хорошего.
Следы то тянулись «гусем», то, когда тропка становилась шире, выравнивались в линию; то они были ясно видны на сырой почве, то о них приходилось только догадываться, когда путь шел мелкой травой или пушистым мхом.
— Догоним! — ворчал Некомат, кусая усы, и погонял коня не жалея.
Рабы неотступно следовали за ним.
По их сумрачным лицам трудно было угадать, как они относятся к побегу двух своих товарищей и Андрея Алексеевича.
Но иногда в глазах некоторых, когда они взглядывали на гневного господина, мелькало словно злорадство.
Скачка по лесной тропе продолжалась несколько часов.
Вдруг следы круто свернули в сторону, в чащу, и разбежались между деревьями.
Выслеживать стало значительно труднее.
Суровчанин напряг все свое внимание, чтобы не потерять их.
Ехать приходилось медленно.
— Этак мы до вечера проплутаем, — сердито ворчал Некомат.
Слышно было, как вдали журчит ручеек.
К нему-то и привели следы и разом оборвались. Они в буквальном смысле канули в воду.
— По нем ехали, благо не глубок, — сказал купец.
Он слез с коня и внимательно стал рассматривать песчаное дно. Ручей был очень неглубок и вода прозрачна, но течение быстрое. Дно казалось совершенно ровным; никаких следов не виднелось.
Суровчанин был близок к отчаянию.
Но все же он еще не хотел «слагать оружия».
— Ручей не велик… В ту сторону им не рука была ехать… Где-нибудь должны же были на берег выехать… — соображал он.
Хлестнул коня и поскакал по берегу вниз по течению ручья.
Холопы безмолвно последовали за ним.
Вскоре ручей стал шире, а дно его, по-видимому, более илистым.
Далее появилась обильная осока, а затем глазам представилось обширное болото с там и сям разбросавшимися кочками.
Некомат хотел было ехать далее, но одни из рабов удержал его коня за узду, промолвив:
— Дальше нельзя… Трясина засосет…
Купец смотрит на болото с искаженным от отчаяния и злобы лицом.
— Ускользнули!.. — проносилось в его голове. — Но как? Не на крыльях же они перелетели трясину.
Конечно, они не перелетели на крыльях: и для многих из сопровождавших Суровчанина холопей не было тайной: что через болото тянется, чуть поправей от устья ручья, полоска твердой земли. По ней беглецы и выбрались.
Ни один из рабов, однако, по какрй-то причине, не захотел поделиться с господином своим знанием.
На некоторых лицах мелькали насмешливые полуулыбки.
Опустив на грудь голову, недвижный, как статуя, сидел на коне Некомат.
В груди его клокотало бессильное бешенство и отчаяние. Он понимал, что дальнейшее преследование невозможно, что беглецы ускользнули.
Медленно повернул он коня и глухо промолвил:
— Домой!..
К его приезду большинство из посланных на разведки холопей уже вернулись. Он видел по их лицам, что поиски не увенчались успехом, и не стал расспрашивать.
Пахомыч встретил его с грустным лицом и, увидев, что беглецов не поймали, всплеснул руками и заахал.
Некомат прошел в дом и стал раздумывать, что предпринять.
Положение его было не из веселых.
— Ежели ему все известно, — думал купец, — так, может, он прямо поехал к великому князю ударить на меня челом… Тогда дело плохо. Тимошка выдаст беспременно… Пожалуй, и моей голове не уцелеть. А ежели он не в Москву уехал, так куда ж? Может быть, думает где-нибудь побыть до поры до времени, а там и нагрянуть… Коли и так, то сладко ль мне здесь сидеть да дожидаться его. Небось, не помилует?.. По всему видать, что мне здесь оставаться не рука, а тоже надо наутек. Эх, вот горе! Да и бежать-то куда не знаю… Хорошо, что хоть деньжонки есть…
Он достал из одной из укладочек, стоявших в простенках, дубовый ларец, окованный железом, и раскрыл его.
Взглянул и ахнул:
— Ахти, добрая половина отсыпана! Добрался Андрюшка до моих денег.
Рядом со злобой шевельнулось в душе жгучее чувство жадности.
— Обокрал! А я-то копил — хранил…
«Казны» еще оставалось много, но это мало утешало купца.
— Лучше бы всего, чем мне отсюда бежать, — продолжал он размышлять, — узнать бы, где он укрылся, да как-нибудь и того… Это было б ладно… Тогда бы и денег не жаль. Да где его найдешь? Как узнаешь? И выходит, либо сиди у моря да жди погоды, либо беги… К знахарю, что ль, съездить? Колдовство поможет, пожалуй… Пусть знахарь мне только скажет, где Андрей и что замыслил он… А там я уж зевать не стану… Да это было бы ладно!..
Суровчанин был сыном своего века и, как все в ту эпоху, суеверен. Он твердо верил во всяких ведьм и колдунов, в русалок, леших, домовых и водяных. Он не сомневался, что чарами можно «напустить порчу на человека», проникнуть в будущее, привлечь любовь и т. д.
Не удивительно поэтому: что он ухватился за мысль о колдовской помощи.
В его глазах это было единственным средством, могущим привести к цели.
А колдуна не надо. было долго искать.
У запруды на Яузе жил всем ведомый колдун, мельник Хапило.
Про него ходили разные россказни. Поговаривали даже, что из трубы его избенки однажды вылетел бес, в виде черного ворона. Ночью мимо мельницы ходить побаивались.
К этому-то чародею и надумал обратиться Некомат.
Однако действовать надо было осторожно.
Узнают, что он был у Хапилы, пойдут толки. На него даже начнут смотреть косо и чураться.
— С колдуном возится… Может, и сам с нечистым знается!
Такая молва не могла быть приятца для купца. К тому же колдуном прослыть было и небезопасно: при народных бедствиях, вроде повального падежа скота, засухи и т. п., зачастую обвиняют колдунов, что это они «напускают», и тогда с ними жестоко расправляются.
Все это было хорошо известно Суровчанину, и он решил пробраться к мельнику ночью, в глубокой тайне.
Приняв решение побывать у Хапилы, он даже как будто повеселел. В сердце зародилась маленькая надежда.
Когда стемнело и все в доме заснули, он осторожно вывел коня, сам оседлал и, разобрав часть плетня в огороде, выбрался из усадьбы.
К северу от Москвы из болот, за нынешней деревней Большие Мытищи, среди дремучего леса, вытекает на юг река Яуза [5] и впадает в Москву-реку «ниже города».
Нынешняя Яуза едва ли имеет какое-нибудь сходство с прежней. Она славилась чистотою воды, так как принимала в себя много лесных родников.
Берега ее были пустынны. Только шум лесов вторил звучному плеску ее волн.