Ознакомительная версия.
Тут в прихожую в сопровождении горничной выпархивает раскрасневшаяся хозяйка-жена Крымова Мария Александровна:
– Извините, но это ошибка! Во-первых, мы никого не вызывали. И вообще, не до вас. Подите! – она резко поворачивается и возвращается в столовую.
Лёха извиняется и выходит. Горничная закрывает за ним дверь, уходит.
Пустая прихожая. На вешалке шашка генерала и портупея, на которой кобура с револьвером.
Чья-то рука аккуратно достает револьвер генерала.
Петроград. Улица Захарьевская, дом 19.
Возле дома. День.
По улице от дома идет Лёха. Проходя мимо автомобиля, в котором сидит гауптман, он еле заметно кивает – мол, всё по плану.
Петроград. Улица Захарьевская, дом 19.
Квартира генерала Крымова. День.
В столовой весело и задушевно. Окна открыты. Ветер шевелит белые занавеси на окнах.
С улицы доносятся крики мальчишек-газетчиков:
– Мятеж Корнилова! Корпус генерала Крымова у стен Петрограда! Все в ужасе ожидают появления «Дикой дивизии»!
Крымов с удовольствием слушает эти крики. Потирает руки. Встает из-за стола:
– Ладно. Чаю попили. Пора и честь знать.
Вскакивает, было, адъютант, но генерал машет рукой:
– Доедай эклер, Витя, я ополоснусь на дорожку…
Крымов проходит по коридору, заглядывает в кухню:
– Спасибо, Глаша, – улыбается он кухарке. – Всё как всегда вкусно!
Входит в туалетную комнату. Умывается, вытирает руки полотенцем. Рассматривает себя в зеркале. Подкручивает усы.
И вдруг видит в зеркале за своей спиной маленького человека. Пытается развернуться…
Петроград. Улица Захарьевская, дом 19.
Возле дома. День.
Из своего автомобиля за домом наблюдает гауптман. Он видит, что казаки эскорта встрепенулись. Это из окна квартиры Крымова высовывается адъютант. Он машет руками, кричит. Казаки бросаются в парадное.
Петроград. Улица Захарьевская, дом 19.
Парадное дома и квартира генерала Крымова.
День.
Туалетная комната. На полу тело генерала. В руке у него его револьвер. Вопли, суматоха.
Петроград. Улица Захарьевская, дом 19.
Возле дома. День.
На заднее сидение автомобиля гауптмана вскакивает тот самый маленький человек в черном. Машина срывается с места.
Едут в молчании.
Петроград. У ограды Таврического дворца.
День.
Гауптман останавливает машину. Маленький человек выходит. Перед тем как раствориться в толпе, наклоняется к окошку и тихо говорит гауптману на немецком языке:
– Как было приказано. Самоубийство.
Петроград. Церковь. Вечер.
Обряд отпевания генерала Крымова. У гроба семья – вдова и дети. Генералы, адмиралы. Терещенко с матерью, Марго и сестрой Пелагеей. Офицеры «Дикой» дивизии. В стороне Керенский и другие министры.
Вот Терещенко подходит к гробу и торжественно кладет туда белую перчатку. Все вздыхают. Все знают. Это такой масонский ритуал.
Среди офицеров стоит и смотрит на всё это генерал Лечицкий.[45]
Петроград. Мариинский дворец. Кабинет
Председателя Временного правительства Керенского.
День.
В кабинете сам Керенский, Савинков,[46] Терещенко, Рутенберг.
– Только не надо! Это была попытка мятежа! – кричит Керенский, ищет поддержки у Терещенко: – Вот, дорогой Михаил Иванович, вы министр иностранных дел. Вот скажите, что бы говорили о нас на Западе если бы…
– Да, резонанс был бы огромный, – важно произносит Терещенко. – Послы стран Антанты[47] в один голос твердят, что призывать диктатора это чересчур. В конце концов, эти Советы депутатов решаемая проблема.
– А вы, Борис?! – кричит Керенский Савинкову, – Кто вам дал право вести переговоры за моей спиной?!
– Почему за спиной?! Ведь вы сами…
– Нет! Я не поддерживал идеи с Корниловым. Нет и еще раз нет! Вы всё себе нафантазировали!
– Саша, вы ошалели! Что вы делаете?! – кричит Керенскому Рутенберг.
– А у вас, Рутенберг, вообще нет права голоса, – отбивается Керенский – Вы напросились побыть здесь, пользуясь дружбой со мной и с Борисом. И теперь сидите и молчите!
– Поймите, эти большевики… Вы понимаете, Саша, кому вы сдаете Россию! – Рутенберг поворачивается к Терещенко: – А вы?! Нашли, кем пугать! Послами, бля! Они спят и видят Россию в жопе! Временное правительство должно поддержать Корнилова! Дайте ему войти в Петроград и уничтожить эту мерзость!
– Простите, но демократия требует… – Керенский становится в позу оратора.
– Демократия?! – обрывает его Рутенберг, – Эта ваша подлость с генералом Крымовым! Вы заманили его! И я знаю, Саша, почему!
– Почему?! – Керенский бледнеет.
– Да потому что поняли, что Корнилов повесит и вас. И поделом! – Рутенберг обращается к Савинкову – Как считаешь, Борис?
– Я всегда и во всем был не согласен с Рутенбергом, – говорит Савинков, – Но сейчас сто процентов твоя правда, Пинхас. Послушайте его, Александр!
– Ой! Рутенберг – провидец! Патриот России! – саркастически смеется Керенский. – Вы вообще, Пинхас, перебежчик! То вы креститесь, то опять в иудаизм!
– Да! Потому что с вами, православными дремучими идиотами… Власть Временного правительства это шагреневая кожа и она с каждым вашим словом, Саша, съеживается донельзя. Скоро только на один Мариинский дворец и будет распространяться. А там, глядишь, на один ваш сральник. Прекратите клоуном на манеже работать! Огромная страна в ничто превращается!
Терещенко с улыбкой наблюдает спор. Как бы из-за стекла смотрит. Такой отстраненный взгляд. Вроде бы участие, но без отождествления. Взгляд постороннего наблюдателя.
ВИДЕНИЯ ЛЕНИНА:
Фургон для перевозки арестованных.
Вечер.
Ленин в наручниках и ножных кандалах. Машина останавливается.
Ленин спускается по ступенькам из фургона. Вокруг фигуры юнкеров. Он делает два-три шага. И вдруг один из юнкеров втыкает в него примкнутый к винтовке трехгранный штык. С удовольствием проворачивает.
Ленин пытается ухватить штык руками. И тут другой юнкер с криком «Коли!» втыкает свой штык.
И вот уже над кучкой юнкеров только взлетают приклады винтовок.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника.
Ночь.
Крик несется по коридору клиники. Дежурный санитар влетает в палату. Там бьется в истерике Ленин. Ему делают укол. И он снова засыпает, но еще некоторое время бдительно вскидывает веки. Он боится снова провалиться в свой кошмар.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника.
Процедурные комнаты. День.
Калейдоскоп процедур клиники того времени. Массаж, ванны, водолечение, грязи, гипноз. Ленина массируют. Ленина опускают в ванну. Обмазывают грязью. Гипнотизируют.
И, наконец, главное – психоанализ. Ленин на кушетке и профессор Адлер с блокнотом в руках.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника. Палата.
Вечер.
На столе толстые тома Маркса и Энгельса немецких изданий и словарь. Ленин старательно переводит на русский язык и выписывает цитаты в знаменитую потом синюю тетрадь.
Австрия. Курорт Бад-Гаштайн. Клиника. Палата.
День.
Ленин с удовольствием пишет.
Поезд Стокгольм – Гельсингфорс (Хельсинки).
Вечер.
Такой себе тихий, аккуратный человечек. Видно, что бухгалтер. Он пьет чай. Выходит в тамбур. Закуривает.
Рядом с ним стоит еще один курящий мужчина. Он незаметно открывает замок двери вагона.
Поезд приближается к мосту над речкой. Дверь открывается в нужный момент. Толчок. И тело бухгалтера, для верности проткнутое ножом, улетает вниз в воду.
«Курильщик» проходит в купе, забирает портфель бухгалтера. Проходит через пару вагонов. Заглядывает в купе к Карлу Радеку. Передает ему портфель.
Радек рассматривает содержимое портфеля и озадачено качает головой, говорит на немецком языке «курильщику»:
– Как же так?! Все копии банковских документов! Ведь доверяли скотине!
– Вы должны выйти на этой станции, – предупреждает «курильщик», тоже по-немецки, – А то ненароком заедете в Россию.
Станция. Перрон.
Радек с портфелем выходит и пересаживается в поезд, возвращающийся в Швецию.
Петроград. Финляндский вокзал.
Вечер.
Ротмистр Маслов-Лисичкин из сыскного отдела проверяет готовность агентов. С ним рядом Рутенберг. Ждут прихода поезда с «бухгалтером».
– Сразу не подходить, – просит Рутенберг. – Пусть он выйдет на привокзальную площадь.
Подходит поезд. Из вагонов выходят пассажиры. На них внимательно смотрят агенты.
Ознакомительная версия.
