Тогда же случилось разбойнику заболеть люто, да так, что думали, он не выживет, ибо семь дней и семь ночей он не пил, не ел, лежал без памяти, а на руке у него прозябала страшная язва. Тогда от бога Аллаха, которому поклонялся Магомет, явился к больному длинноволосый демон-сеид и сказал Тамерлану: «Ты не умрешь, а выздоровеешь, ибо Аллах избрал тебя для того, чтобы ты покарал народы мира, погрязшие в разврате. Но смотри, не чини зла безвинным, не то бог Аллах страшно покарает тебя». И когда тот сеид-демон исчез, Тамерлан стал поправляться и вскоре полностью выздоровел.
Получив сие знамение, Тамерлан взял двадцать баранов и отправился с ними к шейху Кулалю, что был его духовным наставником с рождения. Придя, он рассказал шейху все, что с ним произошло, и тот молился о душе Тамерлана, да простит ей Аллах все грехи молодости, и завещал Тамерлану блюсти завет, положенный длинноволосым сеидом, и не чинить зла невинным, а только распространять по миру басурманскую веру, без пролития крови. Но злодей уже не мог отказаться от усвоенных привычек и во все дальнейшие годы своей жизни только и делал, что проливал невинную кровь, да так обильно, что затмил славу и Чингисхана, и хана Батыя.
Царь Казган правил тогда в Самарканде, и был он правителем добрым, но слабосильным, и когда из соседних земель пришел султан Заур, Казган вышел на бой, но был разбит Зауром, и султан ограбил ту землю Мавераннахр дочиста. Тамерлан, о котором в народе говорили: «Ты – наш вожак!», замыслил тогда Казгана убить, а самому сесть на его место. Видя это, Казган стал щедро одаривать разбойника и даже отдал за него свою внучку, а сие давало злодею особый почет, ибо Казган был из рода Чингисова, и Тамерлан, женившись на внучке Казгана, получал титул гурагана, то бишь зятя чингисидов. Но злонравный барлас и тогда не оставил своих замыслов убить несчастного Казгана, а кроме того, продолжал разбойничать, грабить и убивать невинных людей, иной раз отнимая у бедных последнюю овцу. И Аллах тогда в первый раз излил свой гнев на непокорного. В один год умерли мать Тамерлана и любимая жена Айгюль Гюзель. Он сильно горевал, особливо по жене, и тогда явилось ему новое знаменье. Желая забыть свои печали, он много охотился и однажды был застигнут сильным ненастьем, к тому же заплутал. И вот явилась ему камышовая хижина, и в ней он поспешил спастись от холода. В хижине сидели трое. Приютив разбойника, они сказали ему: «Опомнись! И не такие еще беды ждут тебя, если не оставишь разбойный свой промысел». Сказав сие, вдруг исчезли вместе с хижиной, а окрест сияло солнце и непогоды как не бывало. Быстро найдя дорогу домой, Тамерлан задумался и некоторое время не убивал и не грабил никого.
Но недолго. Буйный нрав его взял свое, и Тамерлан рассудил так: «Мать у меня была одна, и другую не отнимет Аллах. А жену, даже если и отнимет, найду другую, их много вокруг». Тогда он завел дружбу с Хуссейном, эмиром Гератским, коему помог усмирить бунт в Герате, и после того Хуссейн стал во всем помогать Тамерлану, грабя окрестные земли и замысливая, как извести Казгана.
В знак дружбы Хуссейн выдал за Тамерлана сестру свою, Улджай, а ей было пятнадцать лет, но в тех землях и двенадцатилетних, и десятилетних, и даже шестилетних девочек выдают замуж, и Тамерлан не раз брал себе в гарем совсем юных дев, коим еще только в куклы играть подобает.
Дни Казгана были уже сочтены, и одно лишь спасало его до некоторых пор, что слишком много составлялось вокруг него заговоров, а хитрый Тамерлан хотел воспользоваться сим обстоятельством. Он помогал Казгану раскрывать заговоры, казнил заговорщиков и тем самым заранее избавлялся от будущих своих соперников. В то время произошла война с Хорезмом, Тамерлан с помощью коварства и хитрости, а не воинской доблести овладел этим городом, за что и получил его от Казгана в полное свое подчинение. Но в конце концов тенета сомкнулись над властителем Самарканда, и несчастный Казган пал жертвою коварных умыслов Тамерлана. Злодей же так хитро все продумал, что виновниками смерти Казгана были объявлены другие эмиры – Токлук Тимур и Хисрау-Баян-Кули, а истинный виновник остался в тени и избегнул наказания. Но Аллах не промедлил наказать его, и в тот год умер отец Тамерлана, Тарагай. И снова безбожник не раскаялся в грехах своих, продолжая творить беззаконие.
Вместо Казгана ханом стал Абдулла-Вали, человек жадный и равнодушный к нуждам своих подданных. Он бестрепетно взирал на то, как Тамерлан со своим шурином Хуссейном, да и иные эмиры, как-то – Токлук Тимур, Хаджи Барлас, Баян-Сальдур, бессовестно наживаются, грабя население всего Турана[38]. Тогда народ Турана восстал, и поднялась великая смута. К тому времени Токлук Тимур приобрел титул монгольского хана и, приведя большое войско монголов, завоевал Мавераннахр, а самаркандского царя Абдуллу-Вали казнил на берегу Джайхун-реки[39], аки лихоимца, поставив на его место хана Углана. Тамерлан же рьяно помогал Токлук Тимуру в овладении Мавераннахром, за что получил от того большие области во владение. Наипаче он выслужился перед ханом, немилостиво казня восставших жителей Турана, не разбирая, кто прав, а кто виноват, своею рукою отсекая им головы. Особливо жестоко покарал он жителей Хуталляна, где по его приказу была построена из живых связанных людей целая башня, которую обмазали со всех сторон глиною, и несколько дней она стонала, а бездушный Тамерлан наслаждался страшными стонами. И по сей день ужасная башня сия видна на берегу реки Кызылсу.
Ненасытность страданиями человеческими Тамерлан сочетал с ненасытностью в сладострастии и, желая выделиться среди прочих эмиров и в этом свойстве своей натуры, завел себе гарем из многих жен и наложниц. Если он убивал какого-нибудь знатного человека, то забирал себе и гарем его, и даже Хуссейн, убив хуталлянского эмира, не взял себе его жен, а подарил их Тамерлану. От многочисленных жен рождались у Тамерлана дети, но все дочери, а сыновей не было, только Джехангир да Омаршейх, которые от умершей Айгюль Гюзель. Правда, много детей у него рождалось мертвыми, и среди них сыновья. Так Аллах беспрестанно наказывал Тамерлана за его беспутство. Но еще большее наказание было ему уготовано, ибо нрав злодея все пуще ужесточался.
Когда Хуссейн и Тамерлан разбойничали на берегах реки Мургаб, тамошние туркмены изловчились взять их обоих в полон. Они усадили их в зиндан, как именуется место для заточения, где под ногами в страшной сырости ползают омерзительные гады. Шестьдесят дней и ночей томились разбойники в том зиндане, тела их покрылись гнойниками, и не было мочи больше терпеть. Тогда Тамерлан взмолился к Аллаху, обещая раскаяться в грехах своих и прекратить злодейства. На шестьдесят первую ночь явился ему во сне тот самый длинноволосый седой сеид, который приходил к нему в болезни, и сказал такое слово:
«Аллах услышал твои молитвы, эмир Тамерлан. Он хотел, чтобы ты до конца дней своих гнил в этом зиндане, но по великой милости своей переменил решение. Завтра ты будешь освобожден, но знай: если не переменишься и не обратишься к добродетели, то рука твоя, коей ты отсекаешь головы ни в чем не повинным людям, одеревенеет, а нога твоя, коей ты попираешь трупы казненных тобою безгрешных жителей, окаменеет. Помни об этом».
На другой день предсказанное сеидом сбылось. Друзья Тамерлана проведали о месте его заточения и с боем освободили его и Хуссейна. Придя в Самарканд, Тамерлан еще шестьдесят дней лечился у сестры своей по имени Кутлуг Туркан-ага, известной знахарки. Она же уговаривала его разлюбить насилие и не алкать больше крови человеческой, но Тамерлан быстро забыл об угрозах седого длинноволосого сеида, посланца Аллаха, и как только оправился, сел на коня, собрал свой тумен, а был он о ту пору уже темником[40], и, взяв с собой неразлучного своего шурина Хуссейна, ринулся искать новой добычи и новых убийств в земле Сеистанской, что к югу от Хорасана[41]. Там и настигла его кара Божья, предсказанная сеидом.
Искендер содрогнулся всем телом, испуг был так силен, что потемнело в глазах и мгновенно пересохло во рту, и лишь в следующее мгновенье он догадался, что только его жена Истадой могла так бесшумно прокрасться в комнату, лечь ему на спину и обвить руками.
– Испугался! Испугался! – засмеялась она, целуя его в мочку уха, ласкаясь щекой о его щеку. – Какие красивые буковки, совсем не похожи на чагатайские крючки. Ой! Что это! Смотри, смотри! Они исчезают! Искендер-джан! Они тают!
Она все-таки увидела. Он так надеялся, что она ограничится ласками и не станет заглядывать в его рукопись. Последние слова написанного текста становились незримыми, растаяло слово «Хорасан», стали угасать «Там и настигла»… Искендер успел обмакнуть перо в обычные чернила и поставить точку после слова «сеидом».
– Правда, забавно? – пробормотал Искендер, не зная еще, как объясняться с женой по поводу исчезающего текста.
