– Старейшина, стража вокруг нас.
Мадий кивнул, будто знал об этом.
– Готовы ли к смерти, воины? – тихо спросил он.
В ответ конвой молча наложил ладони на рукояти мечей.
К ночи становище утихло. Луна, как натертый щит, сияла в безоблачном небе. Она выбелила верхушки юрт и кибиток, припорошила голубым сонную степь. Мадий стоял у входа, ждал, шевельнется ли стражник, замерший при его появлении. Но тот торчал на месте неподвижно, будто столб коновязи, и только на верхушке высокого шлема взблескивала лунная звездочка. К ногам старейшины подпрыгал длинноногий щенок, взлаивая на свою тень, рядом завыла собака, вытянув вверх острую морду. Редкие щетинки ее усов топорщились, посеребренные льющимся сверху светом. Мадий так и не дождался, когда стражник пошелохнется, вернулся в кибитку, лег.
Ночь убывала медленно, огонь в очаге был чуть жив, и старейшина смотрел, как желтое пятнышко постепенно засасывает темень. Воины тоже спали, он чувствовал это. И когда кто-то стал приподнимать войлок в противоположной стороне от входа, они дружно залязгали мечами, выхватывая их из ножен.
– Не рубите! – шепотом вскричал человек, вползая в кибитку. – Огонь вздуйте, я один.
Кто-то быстро подживил в очаге огонь, и в прибывающем свете Мадий разглядел вползшего, а потом и узнал его.
– Толмач? – удивился он. – Ты почему не в Персиде?
– Потому, старейшина, что персы не вернулись к себе домой, – заговорил толмач. – Они здесь. Агафарсис на вашей стороне не будет, скорее наоборот. Наш посол…
– Бритолицый?
– Да. Он от имени Дария сулит сарматам вечный мир, если они ударят на вас с севера. Сарматский царь – шакал. Хочет подбирать кости после обеда барса. Много дней не говорил ни да, ни нет. Сегодня сказал.
Толмач уставился на старейшину, ожидая вопроса, и Мадий задал его:
– Агафарсис согласился?
Толмач кивнул, сжал кулаки. Глаза его заблестели. Когда он зашептал, то столько злости слышалось в его голосе, что воины удивленно придвинулись к нему.
– Знай, старейшина, кто этот посол и зачем сам поехал в Скифию. Он поведет на вас правое крыло вокруг Меотиды через Танаис. Дарий любит его. В битвах везет ему.
Мадий покусал губу, хмыкнул.
– Ты, персид, почему не любишь своих? – Приблизил лицо к глазам толмача. – Как поверить тебе?
– А я не персид, я скиф, как и ты! – загорячился толмач. – Много лет назад – дважды надо пересчитать пальцы на руках и ногах, вот когда это было – Скифия жила и воевала на землях Манны и Мидии с ассирийским царем Сархадоном. Хорошо воевала. Мой отец дрался в войсках великого Агакая. После измены мидийцев ваши отцы ушли в припонтийские степи, а мой и другие не успели. Много осталось скифов, но язык они не забыли и сердца их скифские. Это правда. Ты поверь, тебе надо мне поверить.
– Так было, – согласился Мадий. – Агай, царь наш, взял священную чашу из мертвых рук Агакая, отца своего. Мы уезжаем утром. Ты с нами сбеги.
– Нет, – толмач печально помотал головой. – В Персиде сын. Убьют его. Последний он у меня, младший. Мне пора.
– Побудь, – остановил его старейшина. – Подарок прими.
Он достал кожаную сумку, бросил толмачу. Тот поймал ее и чуть не выронил на землю.
– В ней золото, – объяснил Мадий. – Ольвийские эллины наделали из него кружочков, но оно все равно – доброе золото. А теперь иди, выстуди свой след. Ты пришел хорошо.
– Не надо мне золота, старейшина. Куда, спрячу? А мало взять – жалко. Ты лучше разбей Дария, уведи в родные степи наших, которые в Персиде. – Толмач положил сумку к ногам Мадия. – Так сделаешь – вот и награда мне. Теперь отпусти, могут хватиться.
И, уже выползая из кибитки, шепнул:
– Охрана у вас велика, но одному помогу уползти отсюда и покажу, где стоит добрый конь.
Старейшина подтолкнул воина к толмачу.
– Иди за ним. Коня подальше уведи в степь, а там скачи. Расскажи царю, что слышал.
– Да, старейшина! – Воин упал на колени, нырнул под войлок, который с улицы поддерживал толмач.
Остаток ночи провели без сна. Ранним утром за Мадием пришли от Агафарсиса. Прихватив подарки, старейшина двинулся следом за хромым сарматом. Шли мимо юрт и кибиток, между кострами, возле которых топтались молчаливые женщины. Никто не провожал любопытным взглядом длинноволосого, только старик, доивший у порога кибитки гладкобокую кобылицу, скосился на Мадия из-под насупленных бровей, продолжая тянуть за соски. Подрумяненные низким солнцем, струйки молока цвикали мимо кувшина на землю, и от настуженной утренником земли шел пар.
Мадия ждали. В просторной юрте был разостлан ковер, уставленный снедью и сосудами. Перед ковром, поджав под себя ноги, сидели бок о бок тучный Агафарсис и царевич. По другую сторону места занимали военачальники вождя сарматов. Стражи внутри не было, оконные покрышки откинуты. Светло, прохладно.
– Садись, – встретил старейшину Агафарсис и указал на место за ковром напротив себя.
Мадий сел, открыл сумку с золотом, протянул вождю. Тот принял, заглянул в нее и удовлетворенно встряхнул. Монеты тяжело ворохнулись в сумке. Старейшина ждал, когда вождь оторвется от монет, потом подал пектораль – нагрудное украшение ажурной работы.
– Агай шлет, – сказал он. – Пусть у тебя будет вволю земли и пастбищ, и пусть рука твоя держит их так же крепко, как подарок сейчас держит.
Агафарсис степенно качнул головой, посаженной на непомерно толстую шею, сам взял кувшин, сам налил из него в серебряный рог-ритон кумыса и отпил половину.
– Царь мудрый и воин храбрый Агай, – низким, удушенным голосом заговорил он, протягивая ритон старейшине. – Да будет бег его скакуна беспределен, как беспредельны скифские степи. Ай, хорошие степи!
Мадий кивнул на ответную речь вождя, приложился к ритону. За ним выпили остальные. Молчали, похрумкивая ломтиками редьки, обильно политой медом, жевали сыр-иппаку из кобыльего молока. Не спеша принялись за мясо. Когда старейшина насытился, Агафарсис снова наполнил рог, снова отпил из него и подал гостю. Мадий допил, положил ритон на ковер, но говорить о деле не хотел. Все стало ясно и без свидания с вождем сарматов после ночного прихода толмача.
– Всем ли доволен? – спросил Агафарсис. – Гость в кибитку – радость хозяину. Ты долго ждал встречи со мной, как и я ждал. Но богам лучше знать, когда сводить людей.
«Нечестивая лиса», – ругнулся про себя Мадий, а вслух сказал:
– Я доволен.
– Все ли здоровы твои воины? – продолжал Агафарсис. – Их у тебя почему мало? Пять, как пальцев на здоровой руке. Зачем не больше? Дорога дальняя.
«Знает, что одного воина нет, – догадался Мадий, – но знает ли, что воин послан к Агаю с недоброй вестью?»
Старейшина исподлобья оглядел сидящих, заметил злую улыбку царевича и ждущие ответа глаза хромого. Агафарсис, казалось, забыл о своем вопросе. Он запустил руку в сумку, захватил в горсть монеты и, упуская из кулака по одной, прислушивался к их мягкому звону.
– Зачем много? Шума много. Моих пятеро, однако, все равно как сотня будет, – ответил Мадий, глядя на увлекшегося золотом Агафарсиса. – Но один мой воин пропал в вашей стайбе. Кто скажет, где он?
– Я! – Тут же откликнулся царевич. – Твой человек хотел украсть моего скакуна. Он полз к шатру ночью при оружии. Что это значит?
– Он скажет сам. – Мадий посмотрел в глаза царевичу. – Пусть приведут.
– Он не в наших руках. – Царевич встал, отошел к стене.
– Хочешь сказать – он в руках богов? – чувствуя, что с посланным к Агаю произошло что-то неладное, повысил голос старейшина. – А, может, он в руках гостивших у вас персидов?
Агафарсис швырнул монеты в сумку, поначалу оторопело, потом все более озлобляясь воззрился на старейшину.
– Знаешь про это? – шепотом спросил он. – А я выстудил себе голову, думая, зачем твой воин хотел ускакать тайно? Все утро думал. Под звездами стоял – думал.
– Ты плохой нам сосед, – заговорил Мадий, зная что если сейчас не выскажет всего, то будет поздно. – Ты держишь копье персидов, нацелив его в спину Скифии. Смотри, вождь, как бы Скифия не обернулась к тебе и не увидела копья!
Между тем, по знаку царевича, в юрту вошли два телохранителя Агафарсиса и встали за спиной старейшины.
– Не увидит копья. Пусть оглядывается. А ты, знающий лишнее, не увидишь Скифию. Но прежде чем я сгною тебя в клетке, я говорю тебе сейчас: ссориться с сильным нельзя. Дарий силен, он разобьет и меня и Агая. Так уж пусть Агая. – Агафарсис рассмеялся, повернул багровое лицо к царевичу. – Поторопись к скифам, Когул. Пусть Агай поверит – мечи и сердца сарматов встанут на пути Дария. Мадий с конвоем погиб, так и скажи. Пусть знает: старейшина попался в засаду персидов, когда вез Агаю наш военный союз.
Выхватывая меч, старейшина хотел вскочить на ноги, но телохранители навалились, придавили его к земле. Агафарсис продолжал, глядя на пленника.
