— А ангелы?
— Пребывая с Богом, они — вне времени и пространства, пребывая с людьми — во времени и пространстве — передвигаются с конечной скоростью, являются «вчера» и «сегодня». Значит возможно пересекать границу этих двух миров. А что возможно для ангелов, то возможно и для людей, принципиальных отличий между ними нет.
— А что в этом смысле проясняет наука?
— То, что время и пространство не есть категории неизменные. Как материя может быть подвержена самым разнообразным трансформациям, так и время. Оно может идти быстрее или медленнее. Или останавливаться. Или исчезать. Или делать петлю: двигалось — двигалось и вернулось в ту точку, которую уже проходило. Что являет собой эта точка — прошлое или будущее?
— Тут и ответ не нужен, достаточно вопроса.
— Понимаешь. С пространством могут быть такие же штуки. Как пелось в советской песне: «До самой далекой планеты не так уж, друзья, далеко». Возьмем резиновый шланг. Расстояние между его концами может составлять метр, а если его согнуть — сантиметр. То есть пространство, как и время, может быть так деформировано, что, сделав лишь шаг вперед, мы можем оказаться «в далеком созвездии тау Кита». Мы привыкли к тому, что пространство и время проявляют себя линейно, но они могут проявлять себя как угодно. Они пластичны.
— Значит, с точки зрения православного богословия все эти телепортации и петли времени — реальность?
— Возможность. И эта возможность порождает множество вопросов. Когда–то время и пространство исчезнут, но пока они существуют параллельно с вечностью, стоит вопрос о границе между этими мирами. Есть ли там пограничные столбы? Натянута ли колючая проволока?
— А, кстати, как насчет нейтральной полосы? Известно ведь, что «на нейтральной полосе цветы необычайной красоты».
— Быстро ты догоняешь. Что если «земной рай» — нейтральная полоса между двумя мирами, между «временем — пространством» и вечностью? Предположим, земной рай не принадлежит ни к одному из этих двух миров, но одновременно наделен свойствами каждого из них? Что если время и пространство там как бы ещё есть, но как бы их уже и нет? То есть, это уже не земля, но ещё не Царство Небесное. Что некорректного в таком предположении?
— Для начала тебе скажут, что Библия ни о чем таком не говорит.
— Для начала надо понять, что крайне некорректно объявлять несуществующим всё, о чем не говорит Библия. Священное писание никогда не имело целью дать исчерпывающую информацию по всем вопросам бытия. К тому же, именно Библия сообщает о создании рая на земле и ни слова не говорит о том, что эта лавочка была прикрыта. Даже напротив — если Бог поставил у врат рая херувима с пылающим мечом, значит, Он не уничтожил рай после изгнания Адама и Евы. Говорят, что «рай взят на Небо», но вот это как раз не цитата из Библии, а всего лишь благочестивая гипотеза. К тому же ведь я и не утверждаю, что рай надо искать вот прямо так в районе истоков Нила, как об этом пишет простодушный Жан де Жуанвилль. Моё предположение сводится к следующему: «То, что рай доныне на земле — не соответствует действительности. То, что рая на земле сейчас уже нет — так же не соответствует действительности. Оба утверждения ложны».
— А значит — оба истинны… Но как же херувим с пылающим мечом? Мы что же, попрем на него, как на вокзальный буфет? Или будем искать черный вход? Или рыть подкоп? Не абсурдно ли пытаться открыть закрытое Богом? Да и зачем нам земной рай? Если будем жить так, как Бог велел — попадем в рай Небесный. Это уж точно не хуже. Зачем искать дверь в мир иной, если по истечении земной жизни она сама откроется?
— Мысль твоя верна, но нуждается в развитии. Мы, конечно, не будем предлагать херувиму взятку. В раю коррупции нет. И черный вход туда искать не будем. Ещё ни кого не довели до добра попытки проникнуть в мистическую реальность ненадлежащим образом. Можешь быть спокоен, я не чернокнижник. Но я вот о чем неотступно думаю: что если Бог хочет, чтобы мы туда попали? Что если Он готов открыть нам маленькую дверцу, пусть и не парадный вход?
— Опять же, зачем?
— А вот это уже плохой вопрос. Если такова Божья воля, то не нам гадать о том — зачем? Бог создает разнообразные пути. Если иной путь существует, значит, Бог хочет, чтобы по нему кто–то прошел. А выбор пути — это уже вопрос, относящийся к действию нашей воли. Вовсе не обязательно ломиться в земной рай. Можно пройти и другими путями, более традиционными, и достичь той же цели — Царства Небесного. Но если можно идти другими путями, то почему нельзя этим?
— Вопрос лишь в том, открыл ли Бог путь через земной рай?
— Совершенно верно. Если путь закрыт, то мы ломиться не будем. Ломиться вообще никуда не стоит. А если открыт, то ведь это зачем–то надо. Что если Бог показывает нам путь, а мы просто слепы? Вот я и попытался кое–что увидеть. Одновременно с современными научными теориями и древним богословием, я изучал средневековые легенды. Если очистить их от произвольных фантазий рассказчиков, можно вычленить объективную основу, и не есть ли это указание на то, что такой путь существует? Апостол (пресвитер) Иоанн, живущий на земле (и не на земле) до наших дней… Это предположение ничему не противоречит. Как под водой может быть воздушный пузырь, то есть пространство, где нет воды, так и во времени, может быть «пузырь вечности», где времени нет. Это в нашем мире, но это уже не наш мир. А на чем может быть основано утверждение, что туда невозможно попасть? А что человек может, то он должен. Такой человек, как великий адмирал обязательно должен был оставить след, с которого начинается этот путь. Разве не интересно проверить? Если же летучий храмовник указаний не оставил, то в закрытую дверь мы, конечно, ломиться не будем.
— А я всё откладывал поездку на Афон, ждал знака, что пора. Значит, ты и есть этот знак…
— Почему бы и нет? Чем я не знак? Умен, хорош собой и сердцем чист.
— Давай возьмем с собой Милоша. Он давно хотел побывать на Афоне.
— Без вопросов. Только учти, Андрей, что мы вряд ли вернемся.
***
Святая Гора произвела на тамплиеров такое впечатление, как будто они уже достигли цели своего пути. Земное пространство Афона было настолько пронизано мистикой, что иногда казалось, будто это уже и не совсем земля. Скрытый духовный смысл проступал в каждом камне, в каждой тропинке, в каждом дереве. А может быть, братья просто были настроены на то, чтобы во всем видеть проявления вечности? Наверное так, однако, видеть несуществующее или видеть невидимое — не одно и то же. Пространство Афона, промолённое за тысячу лет, действительно обладает измененной структурой, и настоящие христиане способны это ощущать.
Афонские дороги неисповедимы. Смотришь на карту и видишь, что здесь можно пройти, однако, упираешься в заросли колючек, сунувшись в которые рискуешь остаться без кожи. А вот здесь, вроде бы, не должно быть дороги, но она есть, только не понятно, куда ведет. Здесь всё зыбко и неустойчиво, словно состояние души, при этом постоянно убеждаешься, что именно от состояния души и зависит, придешь ли ты куда хочешь. С нечистыми помыслами можно бесконечно кружиться вокруг цели. Вскоре понимаешь, что без молитвы не стоит делать ни одного шага.
Конечно, любой крупный монастырь здесь не так уж трудно найти, но если речь идет о маленькой келье, про которую вообще мало кто слышал, дорога получается не из простых. Редко молишься так искренне, как на подобных дорогах.
Наконец, братья нашли искомую келью — её можно было не увидеть, даже стоя в десяти шагах.
— Нам нужен монах Иоанн, — сказал Сиверцев небрежно одетому иноку, всем своим видом изображавшему, что он ленив и нелюбопытен.
— Нашли кого здесь искать, — вяло и безразлично промолвил инок, глядя куда–то в сторону.
— Кого искать нашли, но не нашли, кого искали, — ответил Сиверцев с улыбкой и совершенно спокойно, как если бы и не ожидал иного приема.
Инок посмотрел на Сиверцева с некоторым интересом, но ему тут же снова стало скучно. Он куда–то уже пошел по своим делам, но, подумав, бросил через плечо:
— Ваш сумасшедший старик ушел отсюда лет десять назад. Говорили, что он подался в сиромахи или где–то на Каруле под камень забился, так что искать вы его будете до второго пришествия, если, конечно, Господь дарует вам такое долголетие.
— А, может быть, любезный брат предложит нам хотя бы пройти и присесть? — вежливо осведомился Морунген.
— Куда пройти? На что присесть? — преодолевая зевоту пробурчал удаляющийся инок. — Господи, как я устал от сумасшедших, — это были его последние слова.
— Таково, очевидно, фирменное афонское гостеприимство, — широко улыбнулся Милош. — Исполнив все формальности, мы с чистым сердцем можем этим гостеприимством воспользоваться.
