— Если надо, я готов, для чего Ставка и обязала меня курировать действия войск Донского фронта, — улыбнулся Воронов. — Я, разумеется, тебе доверяю, Костя, но долг превыше всего. Ведь и ты можешь что-то недосмотреть, ошибиться…
Вечером 9 января генерал Рокоссовский стал собираться в дорогу. Он был слегка взволнован и задумчив, это заметил генерал Воронов.
— Куда вы едете, Константин Константинович? — спросил представитель Ставки официальным тоном.
— К генералу Батову, — ответил командующий фронтом. — Хочу посмотреть, как его 65-я армия будет наносить главный удар. Приглашаю и вас поехать, если желаете.
— Согласен! — Воронов начал одеваться. — Батов интересный командарм, у него есть чему поучиться молодым командирам, да и нам, старикам, не грех перенять боевой опыт.
Рокоссовский, Воронов и начальник артиллерии фронта генерал Казаков выехали в штаб 65-й армии на двух машинах: в первой находилось руководство, во второй — охрана. Вечер выдался морозным, дул ветер, а вскоре пошел снег. Дорога вся в ухабах, машины бросало из стороны в сторону.
— Не растрясет нас, пока мы доберемся до Батова? — шутливым тоном спросил Воронов, глядя на Рокоссовского, который сидел за его спиной.
— Дальше дорога ровная и качать не будет, — улыбнулся командующий. — Не в танке же к Батову ехать? В снежном поле не встретишь ни одного фрица, не то что роту или взвод солдат.
Машины въехали во двор штаба, когда над снежной степью опустилась ночь. К этому времени войска Донского фронта уже заняли исходное положение. Вокруг тишина, и лишь в глубине обороны противника то и дело появлялись яркие вспышки и озарялась часть темного неба.
— Это дальняя авиация генерала Голованова бомбит вражеские аэродромы, войска и военные объекты, — пояснил генерал Батов, тепло встретив старших начальников. Он был одет в теплый полушубок, на груди висел бинокль, по его напряженному лицу было видно, что он тоже волнуется, хотя старается не подать виду.
На наблюдательный пункт Батова позвонил генерал авиации Руденко и доложил о том, что поднял в воздух несколько самолетов, чтобы выявить зенитную оборону немцев, а штурмовики уже начали бомбить войска противника, его артиллерию.
— Моя 16-я воздушная армия настроена по-боевому, товарищ командующий, — сказал генерал авиации Руденко. — Как только войска пойдут в наступление, я подниму на крыло все самолеты, чтобы надежно прикрыть их с воздуха. Хорошо, что перестал сыпать снег, не то создал бы нам помехи в работе.
— Действуй во всю мощь, Сергей Игнатьевич, — одобрил Рокоссовский. — У вас опыта в этом деле дай бог каждому летчику. — Он взглянул на часы: — Скоро дадим сигнал и войска ринутся в атаку.
Напряжение у всех, кто находился на наблюдательном пункте армии, возрастало. Рокоссовский уже не раз водил свои войска в бой, казалось, мог бы уже привыкнуть и не поддаваться переживаниям, но такая беспокойная была у него натура. Даже внешне невозмутимый генерал Воронов, заметив, как волнуется командующий, поспешил его успокоить.
— Костя, ты ведешь себя, как барышня перед свиданием, — места себе не находишь, — сказал Николай Николаевич, и добродушная улыбка тронула его губы.
Сердце у Рокоссовского заныло.
— В своих людей я верю, они будут сражаться до последнего, — ответил он. — Но немцы тоже умеют воевать, и потому у нас будут потери — вот это и не дает мне покоя.
— Без потерь сражения не бывает, — слегка повысив голос, возразил Воронов.
— Я вот о чем подумал, Николай Николаевич, — повеселел Рокоссовский. — Мало у меня пехоты, так что вся надежда на артиллерию. Она должна пробить брешь в обороне врага, а пехота поможет нам закрепить захваченный рубеж.
— Правильно подумал, Костя, — согласился с ним Воронов. — Артиллерии у тебя немало, так что есть чем бить фашистов. И не переживай, зажми нервы в кулак, — смеясь, добавил генерал.
А ночь постепенно таяла. Горизонт уже посветлел, небо их темно-серого стало светло-голубым.
— Кажется, нам пора начинать, — обронил генерал Батов, глядя на Рокоссовского.
Командующий взглянул на часы — пять минут девятого.
— Пора, Павел Иванович! — резко бросил он.
Небо прочертили сигнальные ракеты. И тотчас вся артиллерия фронта, минометы и гвардейские реактивные установки — «катюши» — открыли огонь. Над морозным заснеженным полем пронесся протяжный гул, казалось, что все вокруг пришло в движение. Залп следовал за залпом. Глухо раздавались команды у артустановок. В бинокль Рокоссовский видел, как далеко впереди, там, где находились вражеские боевые порядки, снаряды и мины, взрываясь, вспахивали землю. Командующий фронтом подозвал к себе начальника артиллерии генерала Казакова.
— Долго артиллеристы будут вести огонь? — спросил он.
— Пятьдесят пять минут, как и условились на Военном совете, — ответил генерал. — Снарядов у нас припасено достаточно. После этого артиллеристы перейдут на сопровождение огневым валом нашей пехоты, атаковавшей вместе с танками позиции врага. Атаке будет содействовать и наша авиация с воздуха.
По докладам из войск стало ясно, что в результате мощного удара нашей артиллерии и авиации вражеская оборона на ряде направлений была подавлена на всю глубину.
— Как у вас дела, Павел Иванович? — осведомился Рокоссовский у Батова, едва тот появился у штабного стола.
— Пехота с трудом преодолевает укрепления немцев, — ответил Батов.
— Тяжело, Павел Иванович, но иного выхода у нас нет, так что нажимай, дружище, — попросил его Рокоссовский. — Вгрызайся в немецкую оборону как можно глубже. Понял, да?
— К исходу дня километра на три продвинемся вперед, — заверил генерал Батов.
Так оно и получилось. На всем участке фронта протяженностью 12 километров соединения генерала Батова продвинулись в глубину на 5–6 километров. Местами противник вводил в бой свои полковые и дивизионные резервы, бросая их в контратаки при поддержке танков. «Мы видели, с каким трудом пехота 65-й армии преодолевает укрепления врага. И все же, сопровождаемая отдельными танками и орудиями прямой наводки, находившимися в ее боевых порядках, она продвигалась вперед. Бой принимал затяжной характер, — отмечал Рокоссовский, — нашим войскам приходилось буквально прогрызать вражескую оборону. Огонь противника все усиливался. Нам, наблюдавшим за боем, несколько раз пришлось менять место, спасаясь от вражеских минометов, а дважды мы попали даже под пулеметный огонь. Но, несмотря на упорное сопротивление гитлеровцев, к исходу дня соединения 65-й армии на всем 12-километровом участке фронта сумели вклиниться во вражескую оборону на глубину до 5 километров».
Бои проходили затяжные и решительные. Приходилось на ходу производить перегруппировку войск, сосредотачивая большие силы артиллерии, танков и пехоты то на одном участке фронта, то на другом. И тут неоценимую помощь Рокоссовскому оказывал представитель Ставки генерал Воронов.
Наконец утром 26 января 51-я и 52-я гвардейские дивизии и 121-я танковая бригада 21-й армии в районе поселка Красный Октябрь и на скатах Мамаева кургана соединились с 13-й гвардейской и 284-й стрелковой дивизиями 62-й армии, наступавшими из города.
«На рассвете с наблюдательного пункта сообщили: гитлеровцы в панике мечутся, слышен грохот машин, показались люди в красноармейской форме, — вспоминал Чуйков встречу 62-й армии с частями армий 65-й генерала Батова и 21-й армии генерала Чистякова, наступавшими с запада. — Видны тяжелые танки. На броне надписи: «Челябинский колхозник», «Уральский металлист». Гвардейцы дивизий Родимцева, Гурьева, Батюка и других с красным флагом побежали вперед. Эта радостная, волнующая встреча состоялась в 9 часов 20 минут утра в районе поселка Красный Октябрь. Капитан А. Ф. Гущин вручил представителям частей армии Батюка знамя, на алом полотнище которого было написано: «В знак встречи 26.I.1943 года».
У суровых, видавших виды воинов сверкали на глазах слезы радости.
Гвардии капитан Усенко доложил генералу Родимцеву, что знамя от его прославленных гвардейцев принято.
— Передайте своему командиру, — сказал генерал Родимцев, — что у нас сегодня счастливый день: после пяти месяцев тяжелой и упорной борьбы мы встретились!
Окруженная группировка врага была расчленена на две части. Теперь предстояло уничтожить обе эти части, к чему и приступит Донской фронт. Но прежде следовало узнать, какими силами располагает противник.
Рокоссовский сидел за столом, перед ним лежала оперативная карта, на которую начальник штаба генерал Малинин наносил расположение немецких войск. К ним зашел представитель Ставки генерал Воронов, уходивший на узел связи, чтобы позвонить по ВЧ в Москву. Он устало присел рядом с командующим фронтом.
