А второй случай, который произошел на этом острове и тоже давал иеронимитам непреложные доказательства того, что вероломные тираны угнетают и нещадно истязают индейцев, заключался в следующем: был там один надсмотрщик (а испанцы в каждом селении держали надсмотрщика, чтобы он следил за индейцами), изверг и палач, каких мало…? так вот, к этому надсмотрщику явился однажды тиран-энкомендеро и стал жаловаться на одного индейца, что он не то плохо ему служит, не то сбежал у него с какой-то работы — но ведь даже лошадь или корова, и те норовят сбежать с бойни; тогда надсмотрщик привязал этого индейца к столбу и принялся так нещадно его истязать, словно перед ним был его лютый враг, и едва не забил несчастного до смерти. А священник в это время проходил поблизости и услышал свист бича; подходит он к тому месту и, движимый состраданием, начинает сурово распекать жестокого надсмотрщика за беззаконные действия, а тот стоит в смущении, не смея проронить ни слова; но едва священник удалился, как этот злодей, насколько мне помнится, снова взял бич и принялся стегать индейца. Все это преподобный Касас рассказал названным иеронимитам, и, казалось, должно было закрасться в их души сомнение, и должны были они стать осмотрительнее и понять, что не следует поддаваться на уговоры людей, которые были злейшими врагами индейцев, тем более что тому имелось множество очевидных и доступных всем доказательств — не могли же они не видеть, что своими злодеяниями испанцы опустошили эти острова и изрядную часть материка.
В то время, в 1516 году, испанцы, как и прежде, считали своим долгом без устали истреблять добродушных и кротких индейцев Кубы и по мере своих сил опустошить близкие и далекие земли, а тамошних уроженцев и обитателей привозить на этот остров, ибо испанцы эти так торопились добыть как можно больше золота, что несчастные индейцы стали у них умирать; и вот испанцы острова Куба последовали примеру своих соотечественников, живших на острове Эспаньола, которые, увидев, что туземцев уже не остается в живых, стали снаряжать армады и отправляться на охоту за индейцами юкайо, о чем мы подробно рассказывали выше. Итак, испанцы с острова Куба избрали эту проторенную дорогу и стали собираться по-трое или по-четверо, в зависимости от того, сколько денег удалось выжать и нажить каждому из них на крови убитых и замученных ими индейцев, и совместно снаряжали корабль, а случалось даже два или три; на этих кораблях они отправлялись сами или посылали других на острова Юкайос и соседние, чтобы вылавливать там индейцев, которые мирно, ни о чем не ведая, пребывали в своих землях и жилищах, погружать их на свои суда и привозить на этот остров. И как-то раз они снарядили армаду, с которой приключилось вот что: один корабль и один бриг с 70 или 80 испанцами вышли из порта Сантьяго де Куба, расположенного в той части острова, которую именуют южной, и направились вниз, держа путь к материку, почти в самый его угол, в бухту, образованную материком и оконечностью Юкатана; на пути им повстречались небольшие островки, которые, как мы упоминали во второй книге, открыл Адмирал в 1502 либо 1503 году; эти островки называются не то Гуанахас, не то Лас Гуанахас, и там их два или три под этим названием.
Итак, подходят они к одному островку и выскакивают на берег, а поскольку индейцы не подозревали об опасности и испанцы застали их врасплох, то многих они без труда убили своими мечами и копьями, а других, кого смогли, взяли в плен; потом они пристают ко второму островку и совершают те же подвиги, а затем грузят на корабль людей, сколько удалось поместить, и идут обратным путем на остров Кубу, имея намерение вернуться сюда снова и увезти всех индейцев, какие еще оставались на означенных островах, оставив там 25 испанцев с бригом, чтобы они разыскивали индейцев, вылавливали их и стерегли, пока корабль будет отвозить первую партию и возвращаться назад; корабль между тем прибыл на остров Куба в порт Каренас, именуемый ныне Гавана; тут испанцы сошли на берег прогуляться, оставив на борту лишь восемь или девять человек, которым поручили охранять корабль и индейцев; индейцы же находились в трюме, в полной темноте, ибо люк был наглухо задраен; поскольку те индейцы пребывали в тоске и не смыкали глаз, но прислушивались к движению на палубе, они сразу заметили, что наверху стало тихо и не слышно топота ног; тогда, сообразив, что испанцы покинули корабль и сошли на берег, а на борту их осталось немного, они навалились на люк (а люк этот есть не что иное, как квадратное отверстие, прикрытое дверцей, через которое спускаются в трюм и поднимаются наверх) и то ли порвали тонкую цепь, которой он закрепляется, то ли попросту ее сбили, причем восемь или девять матросов, остававшихся сторожить корабль, ничего не услышали — наверное заснули или же забыли всякую осторожность.
И вот все индейцы, находившиеся в трюме, поднимаются на палубу и убивают матросов, а далее происходит нечто удивительное и доселе невиданное: эти голые, безоружные люди, которых испанцы презирали и почитали за тупых животных, преспокойно, как будто всю жизнь занимались мореплаванием, поднимают якорь, проворнее заправских матросов взбираются по вантам, ставят паруса и держат путь прямо на свои острова, до которых было не менее 250 лиг. Когда матросы и испанцы, прогуливавшиеся по берегу, увидели, как поднялся якорь и надулись паруса, и как корабль затем развернулся, причем все это было проделано с таким мастерством и смелостью, как если бы это делали они сами, то, охваченные ужасом, принялись размахивать чем попало, и кричать, и звать своих товарищей, думая, что это их рук дело и что они сошли с ума, и только потом, увидев, что по палубе снует множество индейцев, которые ловко орудуют канатами и снастями, направляя судно именно в ту сторону, откуда оно пришло, они решили, что виной всему небрежность их товарищей, и что индейцы их убили и теперь держат путь в свои земли; и так стояли те испанцы на берегу и смотрели вслед, пока корабль не скрылся из виду; сколько времени он потом плавал, неизвестно; достоверно лишь одно, что он пристал к тем островам, как будто его вела, пользуясь компасом и морской картой, рука опытного моряка.
Когда же корабль подошел к острову, то остававшиеся там 25 испанцев, разумеется, не могли заподозрить, что им правят голокожие; индейцы же схватили копья, палки и камни и яростно на них набросились; завязалась жестокая схватка, и многие с обеих сторон полегли; но тут индейцы стали теснить испанцев, и, увидев, что им не устоять и не одолеть своих врагов, испанцы решили отступить на свой бриг и спасаться морем, а перед этим вырезали в коре дерева, стоявшего у самой воды, крест и надпись: «Идем в Дарьен».
Вернемся теперь к тому дню, когда Дьего Веласкес узнал, что индейцы убили восьмерых испанцев и угнали корабль; получив это известие, он велел тотчас же снарядить два судна, отобрал, сколько счел нужным, испанцев и велел им немедленно отправляться в путь, изловить мятежных индейцев и помочь тем 25 испанцам, которые остались на том острове, — ему дали название остров Санта Марина. Кроме того, он советовал им отправиться потом обследовать новые острова и земли, утверждая, что эти деяния будут угодны господу богу, а также их величествам, ибо, захватив индейцев, они обратят их в нашу католическую веру. Те же слова употреблял Дьего Веласкес и в письме к Адмиралу дону Дьего Колону, копия которого у меня имеется. Такими речами и доводами Дьего Веласкес и другие тираны оправдывали свои гнусные злодеяния, свое властолюбие и алчность, не замечая и не ведая, что истреблением и разорением индейцев они вынуждают их поносить нашу веру и христианскую религию, то есть ввергают души этих несчастных в преисподнюю; и при этом испанцы продолжали совершать насилия над этими кроткими и мирными людьми, вызывая у них ропот и недовольство, ибо их отрывают от родной земли и дома и везут на чужбину, где они прозябают в неволе и под конец все до единого погибают. Вот на что употребляли Дьего Веласкес и остальные свое великое рвение, вот как служили они господу богу и их величествам, вот как обращали индейцев в католическую веру.
Итак, узнав, что индейцы взбунтовались и угнали корабль, Дьего Веласкес снарядил два судна, которые прибыли на тот остров, и там испанцы увидели на дереве крест и буквы. Не медля ни минуты, они отправились разыскивать тех 25 испанцев и плыли от острова к острову, пока не заметили у берега, среди камней, именуемых рифами, останки сожженного корабля, на котором скрылись индейцы. Тогда они назвали этот остров Санта Каталина и пристали к нему, чтобы отслужить молебен святой, именем которой его окрестили, а затем вступили в бой с индейцами и одних убили, а других, кого смогли, увели в плен; затем они пошли к другому острову, именовавшемуся Утила, где тоже одних убили, а других взяли в плен; и так они захватили около 500 человек, которых и распределили среди двух кораблей, поместив их в трюм и заперев дверцу, иными словами, — люк.
