— Бери свою сотню и вверх, пока мы с этими разберемся.
Есаул лишь кивнул головой и, чуть пригибаясь, побежал впереди своей сотни к оврагу. Проводив его взглядом, Ермак крикнул остальным казакам, продолжающим выскакивать на берег из стругов:
— Ребята, выманивай их сюда из засеки! Как полезут, то бегом обратно, будто бы испужались шибко…
— Поняли, атаман… Так и сделаем… Выманим… Некоторые смельчаки из татар повылазили перед засекой, видя, что казаки прекратили стрелять из ружей. Все они были в шлемах и боевых доспехах, с саблями и щитами в руках. Ермак выделил из общей массы рослого воина в богатом, с конским хвостом на шишаке шлеме. Тот отдавал приказания нукерам, и судя по всему, был, видно, башлыком или юзбашой.
— Эй, Иван, — поманил к себе плечистого казака, прозванного Грозой за свою извечную хмурость, — видишь того с конским хвостом на башке?
— Вижу, атаман, — кивнул тот.
— Достань мне его живым, коль сможешь.
— Отчего ж не смочь… Сделаем, — взял поудобнее свой боевой топор здоровяк и взмахнул им несколько раз перед собой.
Казаки, встав плечо к плечу, стали подходить к обороняющимся, подбадривая себя громкими выкриками, делая ложные выпады. К ним кинулись татарские воины с копьями, сбившись в одну кучу, стремясь сбросить казаков одним ударом в реку. Лучники перестали стрелять, боясь ранить своих. Ермак оглянулся, ища глазами сотню Кольцо, и в этот момент копье ударило в панцирь, но он, успев резко повернуться, ушел от удара и саблей перерубил древко. Подоспевший Гаврила Ильин рубанул наискось бросившего копье татарина, попытался заслонить атамана плечом.
— Уйди, не баба, — выдохнул тот и врубился в толпу, выбирая ближнего к нему широколицего воина.
Схватка у кромки воды разгоралась, и Кучум более по шуму, чем плохо видящими, слезящимися на ветру глазами, разобрал, что битва идет пока на равных.
— Куда делись северные князья? — спросил он Асманака, которого не отпустил от себя, приказав командовать своей личной охраной.
— Сбежали, — с горечью ответил он. — Русские на двух больших лодках отогнали их.
— Я так и думал… Где Мухамед-Кул? Не разберу что-то, — хан пытался и от сына скрыть свою болезнь.
— Бьется впереди всех, — с готовностью сообщил царевич. — Отпусти меня к нему…
— Нет, — жестко ответил Кучум. — Ты мне понадобишься здесь.
— Побежали, побежали русские! — радостно закричал Асманак и по-мальчишески захлопал в ладоши.
— Не может быть, — поразился хан, но по крикам своих нукеров догадался, что это действительно так. — Вели еще двум сотням ударить по ним, чтоб быстрее покончить, — с явным облегчением вздохнул он.
Асманак побежал выполнять приказание, и тут Кучум понял, что там внизу что-то изменилось. Смолкли радостные крики его воинов, послышались вопли, стоны.
— Что? Что там? — Он изо всех сил напряг зрение, но не мог ничего различить, кроме мутной пелены и размытых очертаний человеческих фигур. — Асманак! Где ты?
— Здесь, отец, — подбежал молодой царевич.
— Как идет бой? — ткнул рукой по направлению к реке Кучум. — Дым застилает мои глаза…
— Русские теснят наших нукеров, — печально ответил Асманак.
Сзади них послышались крики и подбежал запыхавшийся Ишим.
— Русские взобрались на верх холма!
— Так сбросьте их обратно! Мои нукеры сражаются как звери, но уже много убитых…
— А почему ты не с ними?!
— Я прошу помощи, — растерянно произнес Ишим.
— У меня нет лишних воинов… Ты должен остановить их! Должен! Слышишь? — Но вдруг хан повернулся в противоположную от реки сторону и прислушался. — Слышите? — спросил он сыновей.
— Нет, — отозвались они.
— Конский топот… Что это может быть?
— Мухамед-Кул ранен, — донеслось снизу, но Кучум словно не слышал этого крика, а напряженно смотрел невидящими глазами в противоположную от реки сторону. И тут все явственно различили глухой топот, который может производить лишь мчащийся галопом табун коней.
— Как я не подумал об этом, — сжал кулаки Кучум. — Они гонят на нас наших же коней! Надо уходить. Мы проиграли.
Асманак кинулся к ханской охране, что держала под уздцы запасных коней, и подвел к отцу его любимого скакуна. Кучум легко как и прежде вскочил в седло и, не дожидаясь сыновей, поехал вдоль обрыва, гордо подняв голову, не разбирая дороги, целиком доверясь коню Сыновья последовали его примеру, проскочив совсем рядом с сотнями Ивана Кольцо, бегущими к ним наперерез, и скрылись в лесу в сопровождении небольшого отряда охраны.
— Видал? Ушли! — выругался Кольцо, разгоряченный боем, с окровавленной саблей в руках, указывая Ларьке Сысоеву на группу всадников, въехавших в лес.
— Не догнать, — махнул рукой тот, — еще встретимся.
А с холма разбегались татарские воины, отбиваясь от наседавших на них со всех сторон казаков, и меж них носились обезумевшие кони без седел, понукаемые выскочившей из засады полусотней Никиты Пана.
В Бухару к Абдулле-хану прибыли гонцы от хана Кучума Они долго дожидались, когда достопочтенному хану доложат о них. Потом ждали, когда будет назначен день приема, а тем временем по Бухаре поползли слухи, будто бы хан Кучум потерял Сибирское ханство Купцы, что отправились в Кашлык и не доехали до него, повернув обратно, сообщали такие подробности, что вокруг них собирались огромные толпы слушателей.
— Приплыли русские бородатые мужики на огромных лодках, — рассказывал пожилой Рахман-Кули, непрестанно вздыхая и делая скорбные глаза, — а лодки у них такие, что реку перегородить могут. Напали они на главный город Кашлык ночью и хану едва удалось спастись, верные люди помогли.
— А казна как? А жены ханские? А дети? — торопили купца любопытные слушатели.
— Слава Аллаху, все успел хан с собой захватить. Но только недалеко он ушел, опять нагнали его русские скороходы, окружили со всех сторон и началась сеча великая…
— Победил хан Кучум? Скажи, не томи…
— И на этот раз удалось ему вырваться и уйти в степь. Там он окружил себя верными людьми и храбрыми воинами и послал гонцов к нашему великому хану Абдулле, прося у него помощи.
— Видели мы тех гонцов, — кричали собравшиеся. — Тощие и оборванные ходят по городу. Совсем нищие…
— Вот скоро снарядит наш хан великое воинство и отправит его против русских, изгонит их из Сибирского улуса.
— А как же нам торговать с Сибирью? — советовались меж собой почтенные бухарские купцы. — Я там оставил своих товаров прошлым летом два десятка тюков в надежде, что нынче вернусь и выгодно обменяю их на меха. Пропали мои товары!
— И у меня остались должники в Сибири, — вторил ему другой купец. — Где я их теперь найду?! А если их убили? Я разорен!
Слухи обрастали невероятными подробностями. Сообщалось, будто бы русские воины идут на Бухару, собирая вокруг себя ее давних недругов, а хан Кучум схвачен и казнен. Жен и детей же его, заковали в цепи, свезли в Москву. Слухи дошли до Абдуллы-хана раньше, чем сибирские послы переступили порог его дворца.
Поэтому он велел призвать к себе Амар-хана с сыновьями и князя Сейдяка, который успел прославиться как доблестный воин и получил уже звание тысяцкого.
О событиях в Сибири стало известно и Зайле-Сузге. Но она боялась доверять слухам, понимая, насколько они могут быть нелепы. Когда Сейдяка и Амар-хана с сыновьями призвали во дворец, то она безошибочным женским чутьем угадала, что этот вызов напрямую связан с сибирскими событиями.
— Вот и настал час твоих испытаний, — напутствовала она Сейдяка. — Хан Абдулла наверняка предложит тебе совершить поход в Сибирь, чтоб навести там порядок.
— Почему ты так считаешь? — спросил он мать, хотя и сам догадывался, неспроста зовут его во дворец, что-то случилось.
— Я давно ждала этого. К тому же сердце матери знает все наперед. Любая мать переживает за своего ребенка.
— Зачем ты так? Какой я ребенок?
— Ты для меня всегда им останешься.
— Амар-хан ждет господина, — поторопил его вошедший слуга.
— Только не принимай поспешных решений, — напутствовала Зайла-Сузге сына.
Хан Абдулла принял их весьма милостиво, расспрашивал о здоровье и одарил молодых ханов вместе с Сейдяком дорогим оружием.
— Вам, верно, уже стало известно, — перешел он прямо к делу, — что в Сибирском ханстве изгнан из своей столицы хан Кучум?
— Да, мне сообщили об этом, — наклонил седую голову Амар-хан. — В городе только и разговоров, что об этом.
— Наши купцы понесут большие убытки, если русские запретят им торговать в Сибири и менять свои товары на меха. Зато московские купцы поимеют огромную выгоду. Кучум прислал гонцов и просит помощи в борьбе с русскими. Я решил поступить иначе. — Абдулла-хан внимательно вгляделся в лица слушателей и продолжил:
