Краюхин вышел к стану довольно точно. Он нашёл устье речки Кривой, а тут ему помог утренний ветерок, тянувший пахучий дым костра по узкой горловине, стиснутой крутыми обнажёнными ярами. Краюхин пошёл, ориентируясь на запах дыма, вверх по течению Кривой.
Стан заболотной группы имел обжитой вид. Неподалёку от костра стояли в ряд три палатки, под навесом из свежей, не успевшей ещё почернеть сосновой дранки валялись лопаты и топоры. Возле дымившегося костра лежал ворох дров, напиленных из кедрового сушняка. «Десятник в группе толковый», – отметил про себя Краюхин.
На стане было пусто. Вероятно, люди ушли на работу.
Краюхин подошёл к костру, присел, намереваясь прикурить от уголька, и вдруг увидел то, чего вначале не заметил. Напротив него на могучем кедре, на выгнувшемся толстом суку висел на верёвке короб. Как и навес, он был новый, только что сделанный. Красно-зелёные прутья ивняка не утратили ещё глянца и блестели, как лаковые.
«Что же это такое? – с недоумением подумал Краюхин. – Вероятно, склад продовольствия», – мелькнуло у него в уме, но тут же он понял, что его догадка нелепа. По опыту таёжного жителя он знал, что продукты в тайге обычно хранят в ямах, вырытых в земле. «Может быть, это какой-нибудь метеорологический пост? – продолжал рассуждать сам с собой Краюхин. – Но почему он в коробе? Удивительно!»
Вдруг короб задвигался, заскрипели верёвки, на которых он был подвешен, и послышался кашель человека.
«Что за чертовщина? С какой целью он туда забрался?»
Над коробом всплыло облачко табачного дыма, а спустя минуту в нём показался взлохмаченный полуголый человек. Зевая и потягиваясь, человек постоял в коробе, потом вылез на сук и по лестнице, сбитой из длинных еловых жердей, начал спускаться на землю.
«Что за чудак?» – наблюдая за ним, думал Алексей.
– Здравствуйте! – сказал Краюхин, чувствуя неудобство оттого, что человек до сих пор не видит его.
– Доброе утро! – не оборачиваясь, ответил человек, очевидно решив, что с ним здоровается кто-то из живущих на стане.
«Ну, если, по-твоему, сейчас утро, то когда же наступит день?» – про себя усмехнулся Краюхин.
Человек скрылся в палатке и вышел из неё минут через пять уже одетый. На нём были сапоги с высокими голенищами, брюки галифе с кожаными леями, лёгкая парусиновая курточка, исчерченная застёжками-«молниями». Соломенная шляпа с широкими полями покрывала его голову. «Бенедиктин! Как он изменился! До войны был худенький и щуплый студентик, а теперь раздобрел», – удивился Краюхин, вглядываясь в Бенедиктина и втайне дивясь тому, как тот, живя в тайге, ухитряется сохранить свой лощёный, франтоватый вид.
– С кем имею честь разговаривать? – слегка склонив голову, негромко сказал Бенедиктин.
«Не помнит меня! А может быть, делает вид, что не помнит», – подумал Краюхин и отрекомендовался.
– О, инженер Краюхин! Премного о вас наслышан! – воскликнул Бенедиктин и, как показалось Краюхину, с теплотой и доброжелательством в голосе продолжал: – Присаживайтесь, пожалуйста, вот сюда. На это круглое кресло! – Он указал рукой на кедровый чурбак, поставленный на попа. – Рассказывайте, как живут там, на Большой земле?
Бенедиктин сел напротив Краюхина, осматривая его с ног до головы блестящими чёрными глазами. По-видимому, жилось Бенедиктину в тайге не сладко. Полное выбритое лицо его было припухшим, шея и лоб покрылись коростой от укусов комаров и слепней. Руки огрубели от загара и стали шершавыми.
– Я давно уже не был, как вы говорите, на Большой земле, так что от новостей отстал, – проговорил Краюхин, чувствуя, что Бенедиктин ждёт ответа. – А что у вас слышно? – Краюхина интересовала работа заболотной группы экспедиции.
– Ах, коллега, – всплеснув руками, заговорил Бенедиктин, – какая это жизнь?! Прозябание! Почти пять лет провёл в нечеловеческих условиях на фронте и вот опять… – Полные губы Бенедиктина сомкнулись, он закрыл глаза, и на припухшем румяном лице его появились скорбь и уныние.
Краюхин сидел молча, ждал, когда Бенедиктин заговорит снова.
– И кому это пришла в голову нелепая затея посылать сюда людей? И разве это мыслимо, чтобы семь малограмотных мужиков нашли что-нибудь полезное в этой трущобе?
Но тут Бенедиктин понял, что он увлёкся и сказал лишнее.
– Допускаю, коллега, что на этих просторах и есть что-то. Но всему своё время. Вот разовьётся техника изысканий, и тогда здесь не потребуется таких усилий, – поспешил закончить Бенедиктин.
– Никакая техника не заменит человека. Если даже рентгенология и геофизика получат развитие, то и тогда за человеком останется первичное обследование земной поверхности. Уверяю вас, что молоток геолога будет жить ещё многие десятилетия. И потом, разве можно упускать время? Никто нам спасибо не скажет, если мы будем ждать, когда придёт техника…
Алексей сказал всё это твёрдо, и Бенедиктин понял, что спорить с ним бессмысленно. В ответ Краюхину он неопределённо протянул:
– Мда…
– А что у вас в коробе? – разжигаемый любопытством, спросил Краюхин.
– Как это что? Моя постель! – пожав плечами и, видимо, поражаясь недогадливости Краюхина, сказал Бенедиктин.
– Постель? Не ожидал! Что же вы так низко устроились? – лукаво усмехнувшись, спросил Краюхин.
Бенедиктин уловил его усмешку и, стараясь казаться внушительным более, чем это требовалось, спокойно ответил:
– Может быть, и смешно, но спать на земле не могу. В юности жестоко был покусан гадюкой. Едва спасли. А потом, коллега, здесь столько зверья! Вчера два медведя вышли к самому стану.
– Ну, от медведя в коробе не спасёшься, – снова не сдержал усмешки Краюхин.
– А представьте себе, самочувствие там, – Бенедиктин кивнул в сторону короба, – более сносное. Психологический самообман, а всё-таки!
Краюхин в упор посмотрел на Бенедиктина. Самоуверенность, так и сквозившая в каждой черте его облика, вдруг померкла, но растерянная, вымученная улыбка ещё держалась на полных, скривившихся губах. «Насчёт гадюки ты всё придумал, гражданин Бенедиктин. Просто тебе тут неуютно, непривычно, боязно. Оттого ты и полез в короб», – думал Краюхин.
– А вы надолго, коллега, пожаловали на наш стан? – торопливо проговорил Бенедиктин, стараясь скорее перевести разговор на другую тему.
– Навсегда.
– То есть как это – навсегда? – недоумённо вздёрнул плечами Бенедиктин.
– Ну, не навечно, разумеется, а пока существует заболотная группа.
– Вас послали помогать мне? – сверкнув белыми зубами, спросил Бенедиктин.
– Наоборот. Вы будете помогать мне. Я назначен руководителем заболотной группы. Вот приказ начальника экспедиции.
Краюхин вытащил из своей неразлучной полевой сумки приказ Марины и подал его Бенедиктину.
Меняясь в лице, Бенедиктин читал приказ долго и мучительно. Можно было подумать, что он заучивает его наизусть.
– Не кажется ли вам, что Марина Матвеевна берёт на себя слишком много? – В блестящих глазах Бенедиктина металась ярая ненависть.
– Не думаю. Начальник экспедиции имеет большие полномочия, – спокойным тоном возразил Краюхин.
– Большие полномочия! Баба! Сводит счёты, мстит, жестоко мстит, что нету меня в её постели…
Бенедиктин вскочил, отбросил приказ и разразился по адресу Марины отборной бранью.
Краюхина опалило чем-то горячим, у него закружилась голова, в глазах поплыли тёмные пятна. Он бросился к Бенедиктину и, сжимая кулаки, закричал:
– Я набью тебе морду, Бенедиктин! Ещё одно слово – и вот!
Жёсткий, как увесистая литая гирька, кулак Краюхина повис на уровне глаз Бенедиктина.
– А, вон оно что! – попятился Бенедиктин. – Уступаю, уступаю без сожаления и скорби.
– Пошляк! Судишь о людях по своей мерке! – Негодование клокотало в груди Краюхина, и кулак его в любую секунду мог ударить Бенедиктина в переносицу.
– Я… я… не потерплю… я буду жаловаться профессору Великанову, – продолжая пятиться, бормотал Бенедиктин. Полные губы его тряслись, глянцевые, в комариных укусах щёки налились кровью, стали ярко-пунцовыми. Он пятился всё быстрее и быстрее. Наконец ноги его упёрлись в кедровый сутунок. Бенедиктин взмахнул руками и свалился на кучу дров.
Краюхин повернулся, отошёл в сторону и сел на чурбак спиной к Бенедиктину. Негодование не покидало Краюхина. «Я собью с тебя спесь, я с тобой цацкаться не буду!» – шептал про себя Краюхин.
Они сидели молча и неподвижно. Каждый думал о своём. Потом Краюхин встал, повернулся к Бенедиктину, сказал:
– Ну вот что, Бенедиктин, расскажите, как идут дела? Где рабочие?
Бенедиктин молчал. Краюхин бросил на него взгляд, полный ожесточённого нетерпения.
– Давайте поговорим о деле. Дело не позволяет нам молчать.
Бенедиктин украдкой взглянул на Краюхина, стараясь убедиться, так ли спокоен тот, как держит себя.
