вместе, они направлялись к воротам Дипилон. Никого не осталось, кто мог бы остановить их, и никто не сказал бы, судя по их виду, что они из Спарты, но эти люди были оттуда. Они медленно раздвинули тяжелые створки ворот. Видевшие это издали испуганный стон. За стенами Афин красные плащи вновь строились в ряды, готовясь войти в город.
Их было меньше, чем утром. Потрепанные, израненные, с гордостью, уязвленной не меньше, чем сократилось их число. Однако вошел в ворота царь Плистоанакс, а не предводитель афинян, личная стража несла вокруг него факелы. Их свет обливал золотом пустые улицы, а наблюдавшие за этим жители растворялись в ночи. Они послали в бой армию и видели, как с ней разделались. Жажды битвы в них не осталось.
Плистоанакс стоял в глубокой тьме, стены города остались у него за спиной. Вдалеке виднелся Акрополь. Царь на мгновение задержал на нем взгляд, чтобы впитать в себя этот вид, хотя все тело у него болело. Афиняне в тот день сражались упорно. Он удивлялся тому, что их не ослабили ни чума, ни месяцы скудного питания, и даже подумывал – а выйдет ли он победителем в этой схватке? Царь улыбнулся. Конечно выйдет.
– Я объявляю этот город своим по праву победителя! – провозгласил он.
Его голос отозвался пустынным эхом, но найдутся и уши, которые его услышат, Плистоанакс не сомневался. Позор, что их командиры пали в бою и некому даже официально подтвердить сдачу города.
Плистоанакс повернулся к своему дяде Никомеду и увидел в его глазах нечто похожее на благоговение. Этого он тоже давно дожидался.
– Первым делом я распоряжусь, чтобы эти стены снесли. Работы начнем завтра. Собери сюда людей как рабов, и пусть трудятся, пока не разберут по камню и стены, и ворота, и башни. Я не оставлю их стоять.
Никомед склонил голову, а Плистоанакс подумал, хорошо бы его отец увидел, чего они добились. Он понимал, что сильно утомлен. Мысли текли в голове медленно, тяжелые, как свинец. Однако спартанский царь впервые начал осмысливать последствия битвы. Он не перс, чтобы сжечь Афины дотла. Он тоже эллин. Его целью было распространить на афинян свою волю, свое правление.
Плистоанакс зевнул в кулак.
– Утром возьмите под контроль порт. Если капитаны Союза не утратили здравого смысла, то подчинятся новой власти.
– Я пошлю туда людей прямо сейчас, – сказал Никомед. – А что будет с их советом, собранием?
– Распущены! – отрезал Плистоанакс. – Я назначу свой собственный… – Он на мгновение задумался. – Некоторые из моих командиров отличились сегодня, дядя. Выбери… тридцать самых главных, пусть они управляют городом. Мы превратим его во вторую Спарту со временем.
– Ты знаешь, люди здесь не привыкли к нашим порядкам, – произнес Никомед с ноткой предостережения в голосе.
Плистоанакс резко взглянул на него:
– Тогда поставь плахи для казней, приготовь веревки для виселиц. Установи комендантский час, дай им понять, что теперь они все рабы. Больше не будет никаких разговоров о голосованиях и свободных гражданах. Вместо этого я дам им мир и порядок. – Плистоанакс обвел взглядом пустые улицы и усмехнулся. – Я уже принес им тишину. Наконец-то они заткнули рты.
Тридцати Тиранам, поставленным Спартой управлять Афинами, удалось продержаться всего год, после чего они были свергнуты в ходе кровавого бунта. Длинные стены к тому моменту уже были разрушены, их так никогда больше и не восстановили. Конечно, можно сказать, что Спарта победила в Пелопоннесской войне, но, вероятно, не в войне идей. Жизнь при тирании, может быть, и естественное состояние, но все же демократия предлагает нечто большее тем, кто познал ее. В конце концов, спартанская элита всегда оставалась слишком малочисленной, чтобы устоять перед поднимающимися волнами борьбы за свободу и личную ответственность.
С течением столетий Афины испытают и триумфы, и катастрофы – их затмит Древний Рим, а в XIX веке османские солдаты будут стрелять из пушек по храмам на Акрополе. И тем не менее город выстоит. Я рекомендую посетить его, а также Спарту, которая по сей день окружена той же чашей холмов, которые видели и Леонид с Павсанием. Небольшой акрополь там находится в руинах. Это жутковатое место.
Землетрясение, произошедшее около 464 г. до н. э., разрушило бо́льшую часть Спарты. Считается, что гражданский царь Архидам увел армию подальше от эпицентра и тем спас часть людей, хотя точно определить подробности такого хаотического события крайне сложно. Известно точно, что илоты подняли такое мощное восстание, что Спарте пришлось просить о помощи союзников. Илоты перебили немало спартанцев, чем на годы сократили военную мощь Спарты. Многие из них участвовали в создании укрепленных позиций на склонах горы Итома и стали предвестниками восстания Спартака, произошедшего столетия спустя, когда армия рабов укрылась на склонах Везувия.
Спарта обращалась за помощью не только к своим традиционным союзникам, таким как Коринф, но и к Афинам, а это показывает, насколько серьезно они отнеслись к восстанию рабов. Спарта и Афины расположены приблизительно в 112 милях друг от друга, на покрытие такого расстояния у современного ультрамарафонца уйдет от пятнадцати до двадцати четырех часов. Я использовал в книге минимальную цифру, полагая, что спартанский гонец, считая свою миссию делом жизни и смерти, приложил бы к ее выполнению максимум усилий. Тем не менее возвращение назад целого войска занимало больше времени – двадцать пять миль в день, таков был обычный длинный переход, самое большее – тридцать в критических обстоятельствах. Афины откликнулись достаточно быстро, но, когда Кимон прибыл примерно с четырьмя тысячами афинских гоплитов, его отправили назад, униженного и облитого презрением. Может быть, к тому времени спартанцы уже справились с восставшими или они просто не хотели, чтобы их соперники видели масштабы разрушений. Спартанцев всегда было мало, уровень рождаемости низкий, к тому же они теряли много солдат в процессе тренировок.
Кстати, «владычицы благой смерти», известные под разными названиями, не были чем-то необычным в средиземноморских обществах того периода; на Сардинии, где их называли «femina accabadora», они выполняли свои роли до начала XX века. Обычно, но не всегда это были женщины – темные повитухи, – которые убивали стариков или неизлечимо больных людей молотками или душили, избавляя семьи от необходимости ухаживать за ними. Прошлое бывало жестоким.
Кимон поставил на кон свою репутацию, слишком открыто поддерживая Спарту. Ему дали отпор, и это привело к голосованию об изгнании архонта из страны, закончившемуся не в его пользу, как и в случаях с Аристидом, Ксантиппом и Фемистоклом до него. Величайший полководец Афин
