Когда солдаты подожгли колоннады, лучники перестали быть им опасны. Многие из смельчаков падали вниз живыми факелами, тех, кто еще шевелился, добивали на земле. Потом частично рухнули и сами колоннады, погребая под собой огромную массу народа.
Царство раскололось на две основных политических партий, одни поддерживали Рим и зверя Архелая, другие стояли за Антипу – как за единственного реального престолонаследника и иудейского царя. Поговаривали, что последние дни жизни из-за болезни и страданий Ирод был не в своем уме, иными причинами было не возможно объяснить, отчего тот предпочел спокойному, рассудительному Антипе, кровожадного Архелая.
Умерла Малфака – мать Архелая и Антипы, а в Идумеи 2 000 ветеранов Ирода начали собственную войну за независимость своей страны против римских вторженцев. Впрочем, они хоть и били, пытавшихся навести порядок римлян, но вскоре изменили своим первоначальным планам, согласившись поддерживать Антипу, против Архелая.
Галилеянин Иуда сын казненного Иродом Иезекии поднял собственное восстание, разгромив армейские арсеналы и забрав оттуда все, что только можно было унести. А в Иудее объявился очередной царь, коим называл себя здоровенный точно бык детинушка, работавший прежде простым пастухом, а ныне напяливший себе на башку диадему. Этого самозванца звали Афронг, и его поддерживали четверо его братьев, каждый из которых не уступал своему «царю» ни мощью, ни статью, ни полным отсутствием образованности и ума. Тем не менее, они наносили вред как римлянам, выслеживая красные плащи на больших дорогах или нападая, когда те спокойно почивали, так и соотечественникам.
Так что снова пришлось прибегать к раз проверенному средству – Грату с его себастийцами. Тем не менее, даже после отлова и уничтожения троих из четверых кошмарных братцев, четвертый принял мирное соглашение, сохранив себе жизнь, и с частью награбленного исчез из поля зрения.
Жить во дворце или на вилле в Иудеи сделалось делом рискованным, так как пользуясь нестабильной ситуацией в стране грабителей, или как они сами называли себя, «повстанцев» становилось все больше и больше, и ни римляне, ни царские солдаты попросту не успевали повсюду.
Императору следовало как можно скорее решить вопрос с престолонаследием в Иудее, дабы было с кого спрашивать за непрекращающиеся погромы, грабежи и убийства. Казалось бы, простое дело выбрать одного из двух, либо Архелая либо Антипу. Но как обычно иудеи решили по-своему, заявившись на прием к Августу в количестве пятидесяти человек, специально прибывших из Иерусалима и еще восьми тысяч, проживающих в Риме. Последние, по понятной причине, не были допущены во дворец и вопили под окнами. Все они требовали независимости иудейского царства, изобличая преступления ставленника Рима Ирода против иудеев.
По завершению собрания, Август взял себе несколько дней дабы принять осмысленное решение, и наконец согласился отдать Архелаю половину царства и титул этнарха, обещав следить за тем, как тот будет справляться. Вторая половина была разделена на две четверти – тетрархии, в которых сели на хозяйство Филипп и Антипа. Кроме того, он подтвердил права Саломеи и ее детей, увеличив ее владения и сверх всего подарив ей дворец в Аскалоне. В своей доброте и мудрости, он обручил незамужних дочерей Ирода с сыновьями Фероры, добавив к их приданому 500 000 серебряных монет лично от себя. После он разделил подаренную ему Иродом тысячу талантов между всеми наследниками, ни кого при этом не обидев. В память же о своем друге и верном соратнике, он взял несколько мелочей, некогда принадлежавших царю.
Поговаривали, что за черный амулет с полустертым изображением бородатого лучника, Саломея готова была заплатить дворцом в Аскалоне, но Август был неумолим, и безделушка осталась у него.
Весьма огорченный титулом этнарха Архелай правил жестоко и деспотично, пожиная народную нелюбовь и еще больше страдая от этого. Однажды, гостя в Антиохии, у друга отца царя Архелая, в честь которого он и был назван, этнарх Архелай увидел его дочь вновь овдовевшую после второго брака и возвращенную из Сирии Глафиру, и, влюбившись в нее, попросил отдать бывшую супругу Александра себе в законные жены. А дабы царь Архелай не усомнился в его честных намерениях, этнарх Архелай тут же распорядился изгнать свою законную жену Мариамну, после чего брак был благополучно заключен.
Этот союз был недолгим, и вскоре после своего вторичного переезда в Иудею, Глафиру умерла. Поговаривали, что перед смертью во сне ей предстал ее первый муж сын Ирода Александр, который был возмущен, тем, что она вышла замуж за его брата, и обещал забрать ее за это с собой.
Чего бы возмущаться, когда в семье Ирода такие браки были в порядке вещей? Но факт остается фактом, и через два дня после вещего сна, Глафиру нашли в ее покоях мертвой.
Вскоре после смерти Глафиры Август изгнал Архелая, посадив на его место Антипу и приставив Конония[135] из сословия римских всадников, который сделался прокуратором Иудеи.
Умерла Саломея, последние годы ее черная сила начала утихать, точно масло в светильнике, пока не исчезла совсем. Я не общался с нею много лет, и не знаю, по какой причине, она завещала свое имущество Юлии жене императора, с которой была дружна. А вскоре после смерти Саломеи Рим хоронил Августа, правившего в империи 57 лет 6 месяцев и 2 дня. После Октавиана Августа правление перешло к сыну Юлии Тиберию[136].
А вот после Архелая в Иудеи правил Антипа, взявший себе в память об отце имя Ирод. Он женился на овдовевшей Иродиаде дочке Береники и моей внучке, судьбу которой я намеревался проследить, поскольку та была «Черной жрицей». Впрочем, вот ведь новый подарок судьбы. После меня остались не только трое «тайных дел мастеров» и подлинная «Черная жрица» – моя внучка, но и, о боги, правнучка Саломея, чью юную силу я по началу не распознал за мощной черной аурой ее матери.
В это время в Иудеи объявился пророк по имени Иоанн, говорящий о пришествие мессии. Иудеи особенные люди, во все времена они ждали мессию, и обычно отворачивались, когда посланец бога оказывался рядом с ними.
Я слышал, что правнучка Саломея очень похожа на мою тайную супругу Саломею, в то время, как Береника, когда я видел ее в последний раз, была точной копией моей матери Ирины, да усладятся их души медом.
Это хорошо, когда дети похожи на своих родителей, и плохо, если не похожи. Новый Ирод – ленив и обжорлив, ни чем не напоминает Ирода, которого я знал когда-то. В его дворце процветают веселые законы, вроде тех, что когда-то были в египетских дворцах покойной Клеопатры. Не думаю, что Ирод-Антипа способен хоть сколько-нибудь повернуть колесо истории, попытавшись вернуть Иудею в пределы, оставленные его легендарным отцом. Одна надежда на моих девочек. На внучку Иродиаду, и правнучку Саломею. Впрочем, меня нет рядом, а кто объяснит им их подлинную сущность, научит, как пользоваться дарованной самой судьбой силой? А значит, их природный талант и волшебство могут пойти и во зло. Как знать…
Я уже никогда не повстречаю маленькую Саломею, не увижу, как она танцует. А ведь говорят, что она божественно двигается – эта меленькая «черная жрица»… быть может, когда-нибудь она посетит могилу царя Ирода, и тогда…
Все это время я живу близ его могилы, хожу туда каждый день, даже в сильный ливень, даже в холод. Иногда в Иродион наведывается двор, и тогда я с жадностью вглядываюсь в некогда знакомые, постаревшие лица, стараюсь угадывать в юношах и девушках их благородных отцов и матерей. Иногда мне это удается.
Как же странно и одновременно с тем правильно расставлены знаки в этом мире – саду Господнем. Я Квинт Публий Фалькс – серп, всю жизнь честно трудился на благо «тайных дел мастеров», творя свою мистическую жатву. Евреи говорят, что есть время для сбора камней, и есть время для побивания камнями, время сева и время жатвы. Выкованный лучшими теневыми «кузнецами» серп выполнил свою миссию, и теперь он не нужен.
Жаль, после последнего ливня одарившего меня лающим кашлем, я уже почти не встаю, и наверное скоро встречусь с Иродом лично. Вот тогда, я расскажу ему о том, кто я такой, и отчего мстил ему все эти годы.
Расскажу об Абаль, в печальной участи которой виноват, пожалуй, не меньше, а может быть даже и больше чем иудейский царь, о своей любви к Саломеи, о детях…
Я расскажу про магию слов, про «серп», про «паука», про судьбу простого серпа, пожинать чужие жизни, и он поймет. Что еще может делать серп, как не жать колосья? Что остается «пауку», как не плести паутину и пить кровь попавших в нее?
И еще, чуть не забыл. Когда умирал Ирод, над миром разгорелась невиданного размера звезда, которая становилась все больше и больше, точно впитывала в себя великую душу великого царя и ставленника богов.
