— Дидий и Ирод объединились. Они остановили гладиаторов и договорились с ними. Ирод отправился на Родос, чтобы молить о помощи. Он бросил себя и все свое царство — царство, которое я подарил ему, понимаешь? — к ногам Октавиана. Полагаю, он — просто обычный человек, который пытается сохранить себе жизнь. Условие, которое я больше не считаю столь уж желательным.
Много лет назад Клеопатра отобрала у Ирода Газу, и теперь он заставил ее поплатиться за это. Сколько раз она молила Антония низвергнуть Ирода, уверяла, что у границ Египта не должно быть столь мощной независимой силы! А теперь этот предатель — за все, что Антоний сделал для него вопреки воле Клеопатры, — перебежал к Октавиану, дав римлянам возможность войти в Египет с востока. О, как же она устала оказываться правой — так поздно, слишком поздно оказываться правой!
Клеопатра ощущала, что впадает в отупение. Она хотела рассказать Антонию о том, что делала в его отсутствие, но не сумела вымолвить ни слова. Если Октавиан примет ее предложение, она выполнит все условия, которые оговорила. Только Антоний сможет остановить это.
— И что теперь? — спросила она.
— Клеопатра, я устал, очень устал. Все в конечном итоге приходит к этому. К полному изнеможению. Не осталось ничего, что можно было бы сделать. Ирод был последней соломинкой.
— Но как же Полемий, Митридат, Архелай и другие твои союзники? Почему они не здесь? Мы бы вместе составили план, как остановить продвижение Октавиана…
— Я дал им достаточно денег, чтобы они отыскали безопасное укрытие в Греции или еще где-нибудь, где пожелают. Я достаточно насмотрелся на то, как умирают люди. Все, чего я сейчас хочу, — это хороший обед и долгий отдых.
Клеопатра едва не призналась, что ей все равно, кто и где умирает, — до тех пор, пока жив Антоний. Но она не высказала этого вслух, боясь рассердить его. Вместо этого она прошептала:
— Есть дальние страны, где мы могли бы скрыться со всем своим богатством и начать все заново.
Она пыталась придать своим словам былую пылкость, но ее голос звучал как завывания уличного рассказчика, читающего для толпы плохие стихи и ожидающего в награду пригоршни мелких монет. Однако она упрямо продолжала:
— Эвергет, восьмой царь Птолемей, послал отряд из двухсот исследователей и картографов в Индию.
Антоний перебил ее:
— Малх уничтожил корабли, которые могли бы доставить нас в Индию.
— Да, поэтому мы остановимся в Петре и убьем его за то, что он сделал. Но послушай меня, милый, отсюда до царства Тамил проложены торговые пути, и мы можем путешествовать по ним, переодевшись. У меня есть способ тайно переслать наши деньги так, что они окажутся на месте раньше нас. Легенды говорят, что там есть целые царства, ожидающие своих царей. Именно в это верил Александр. Заполучив власть в Индии, мы сможем сговориться с Парфией против Октавиана.
Антоний обратил на нее взгляд, в котором не было ничего, кроме усталости.
— Я старый солдат Рима, Клеопатра. Я не могу представить себя царем Индии.
«Быть может, к определенному возрасту мужчина должен достичь вершины успеха? — подумала она. — А в противном случае вся его воля уходит в никуда».
— Что ты намереваешься сделать? — спросила Клеопатра, не желая слышать ответа.
— Ты и твоя семья правили этой страной со времен Александра. Не вижу, почему бы этому не продолжаться и далее. У меня есть причины считать, что Октавия убедит своего брата быть добрым к моим детям — она женщина не злая и очень ласково относится ко всем детям вообще. Нынче утром я послал Антулла с охраной, чтобы он встретился с Октавианом. Он должен передать ему значительную сумму и мое предложение — взять мою жизнь в обмен на твою безопасность и твой трон. Египет больше не будет независимым, и ты, конечно, кое-что потеряешь, но бывает судьба и более ужасная.
Клеопатра обхватила голову руками и против воли рассмеялась — несмотря на горестное и озадаченное выражение, появившееся на лице Антония. По крайней мере, он вернулся к жизни в достаточной степени для того, чтобы ее странный смех произвел на него хоть какое-то впечатление.
— Я не хотел насмешить тебя, Клеопатра. Я говорю серьезно. Сегодня утром я написал ему письмо.
— Милый, неделю назад я отправила Октавиану послание за своей царской подписью и целое состояние, предлагая ему свергнуть меня и отправить в изгнание по его выбору — в обмен на то, чтобы мои дети имели право занять трон.
Антоний улыбнулся.
— Какую же горькую цену мы с тобой согласны заплатить!
— Антулл знает о тех условиях, которые содержатся в твоем письме?
— Нет, конечно. Я сказал ему, что ни при каких условиях он не должен выслушивать какие-либо обсуждения. Он должен принести обратно ответ — письмо, написанное собственной рукой Октавиана и запечатанное его печатью.
Клеопатра размышляла, чего более жаждет Антоний: как можно скорее отделаться от бесчестия или же позаботиться о ее безопасности?
— И ты оставишь меня на его милость? — спросила она. — Учти, именно так все и будет, если ты лишишь себя жизни. Октавиан — не тот человек, который уважает соглашения. Разве мы не убедились в этом?
— Если меня не будет, у него не останется повода причинять тебе вред, Клеопатра. Ты превосходно управляешь этой страной. У него нет причин устранять тебя от правления, а у тебя нет причин переодеваться погонщиком верблюдов и бежать в Индию. Или же отправляться на какой-нибудь далекий островок и жить там в изгнании. Октавиан не доверит Египет ни одному римскому наместнику. Ты будешь нужна ему. Конечно, тебе придется поделиться с ним своим богатством, но ведь Октавиан не вечен. Вскоре еще кто-нибудь назовет себя Цезарем, восстанет и низвергнет его. Быть может, твой собственный сын.
— Антоний, мы прожили вместе тринадцать лет и умрем вместе. Это мое окончательное решение, и ты не заставишь меня передумать. Если ты лишишь себя жизни, то я последую за тобой прежде, чем твой дух покинет тело.
Клеопатра надеялась, что эта угроза навсегда отвратит его от стремления к смерти.
— Клеопатра, ты ведешь себя неразумно. У нас есть дети. Кто защитит их?
— Если ты так беспокоишься о своих детях, то сделай что-нибудь и спаси свою жизнь вместо того, чтобы предлагать ее в жертву, словно ты баран, лежащий на алтаре, а эта тварь — бог!
Лицо Антония обмякло. Теперь он выглядел еще более усталым.
— Твоя царская милость ловко обращается со словами, но слова теперь еще более тщетны, нежели дела. Я буду защищать тебя до последнего издыхания, Клеопатра, но предупреждаю: ты должна смотреть дальше этого мгновения. Если не ради себя, то ради наших детей.
Клеопатра не сказала ему, что уже получила письмо с требованием его смерти. Она должна сражаться с его намерением умереть до тех пор, пока боги не оборвут темную цепь неудач. Наверное, можно заключить другую сделку, предложить что-то иное, что пока не приходило ей в голову. Однако если она сумеет сохранить рассудок и не дать Антонию погрузиться в меланхолию, что-нибудь да придумается.
Клеопатра почти въяве слышала сейчас, как отец спрашивает у нее, притворяясь, будто его вопрос — всего лишь шутка: «Что это такое — то, чего всегда желают римляне и что всегда есть у нас? Что это такое, малышка Клеопатра? Скажи мне словечко!» Она видела широкую улыбку отца, от которой его толстые щеки собирались в складки, а вокруг глаз появлялись изогнутые морщинки. Подняв брови, он смотрел на нее, ожидая ответа на вопрос. «Давай, детка, скажи, что это такое? Чего римляне всегда хотят от нас? Давай скажем вместе, и ты никогда этого не забудешь!» Губы отца чуть раздвигались, чтобы произнести первый звук самого важного слова в словаре римлян, и вместе с ним девочка восклицала, наслаждаясь каждым слогом: «Деньги!»
— С тобой все будет в порядке, обещаю.
Клеопатра не сводила глаз с высокого, царственно спокойного мальчика — своего сына.
У него были такие же глаза, как у Цезаря, — непроницаемые, узкие, карие, и длинная изящная шея, унаследованная, если верить словам Цезаря, от божественной прародительницы Венеры.
Клеопатра помогла Цезариону подготовиться к длительному путешествию вверх по Нилу в Фивы, откуда копты, союзники Клеопатры, должны будут проводить его через восточную пустыню к Красному морю. В портовом городе Беренике его встретит старый доверенный друг Клеопатры — Аполлодор-пират. Аполлодор был очень стар, но еще не отошел от своих темных морских делишек. Он спрячет Цезариона у себя, пока не получит дальнейших распоряжений от царицы.
Александру надлежит сопровождать брата в пути. На месте Аполлодор передаст его индийскому стражу, который отвезет мальчика в безопасное место — в Мидию, к его нареченной, принцессе Иотапе. Царь Артавазд пообещал оказывать юному принцу помощь и поддержку «до тех пор, пока обстоятельства не позволят ему вернутся вместе с невестой в земли его отцов». По крайней мере, так гласило вежливое тайное послание.
