Он появился в роте Сергованцева неожиданно. Одетый в штатское, заросший человек небольшого роста вышел на лесную поляну, приблизился и заговорил:
— Командира ест?
— Есть, — в недоумении шагнул ему навстречу Сергованцев. — А ты кто такой?
— Командира ест? — повторил свои вопрос пришедший.
— Ну предположим, я. — Сергованцев одернул гимнастерку, на воротничке которой не было никаких знаков различия.
— Ты?! — удивленно спросил незнакомец. — Рядовой командира?
— Допустим, и так рядовой командир. Наш лейтенант Залужный…
Он хотел сказать, что лейтенант Залужный, умирая, поручил командование ротой ему, Сергованцеву, но, смерив подозрительного человека испытующим взглядом, осекся.
— Лучше скажи, откуда ты такой? Штатский или военный? Зовут тебя как?
— Тенеко.
— Как-как?
— Артиллериста Тенеко.
— Артиллерист? Мы таких артиллеристов что-то еще не встречали. Где твоя форма?
— Форума нет, форума совсем больше нет.
С трудом поняли в роте сбивчивый, косноязычный рассказ Тенеко, жителя далекого ненецкого стойбища.
В первые дни войны Тенеко был призван в армию, попал на пересыльный пункт, потом — в эшелон, потом — под массированную бомбежку. Эшелон сгорел вместе с вагоном, в котором везли обмундирование для новобранцев. И вот Тенеко, не успевший еще сделаться солдатом, расхристанный, нескладный, стоит перед не сумевшим еще толком войти в свою роль командира роты Сергованцевым и отвечает на его недоуменные вопросы.
— Ну, если все так, как говоришь, откуда ты взял, что ты артиллерист? Ты пушку-то хоть раз в жизни видел?
— Пушка моя не видала. Моя просила нашальника: «Посылай Тенеко артиллерийское училище, потом на фронт».
— Ну а он? Начальник?
— Нашальник сказал: «Поезжай, Тенеко, на фронт, там ошень хорошее артиллерийское училище». До фронта моя не доехала. Плоха дела, командира, совсем плоха…
Сергованцев как мог успокоил Тенеко:
— Не горюй и не грусти, ты доехал даже дальше фронта — аж в самое окружение, это, может быть, похлеще, чем фронт. Понятно?
— Окружение? Мала-мала непонятно.
— Окружение — это когда впереди фронт, и сзади фронт, и с боков фронт, а в середине тоже фронт. Теперь понятно?
— Теперь совсем непонятно…
— Экий ты, право!… Ну ладно, скоро поймешь.
Тенеко посмотрел на Сергованцева каким-то странным взглядом. Большие раскосые глаза его были полны тревоги и любопытства. Так смотрят на незнакомые, впервые встретившиеся им в жизни вещи только малые дети. Впрочем, Тенеко и в самом деле был существом совсем еще юным. Во всяком случае, вопросы его поражали Сергованцева своей откровенной наивностью.
— Из пушки стрелять учить будешь? — спросил Тенеко.
— Из пушки? Ишь чего захотел! Я сам хотел бы, чтоб меня кто-нибудь подучил, но где они, пушки?…
— Как немца бить будешь? Где твоя пушка?
— Ну вот, заладил — «где», «где»… У немца моя пушка. Ясно?
— А где немец?
— Я же тебе сказал — впереди немец, и сзади, и с боков, а посередке рота моя, а в роте я, да ты, да еще полторы калеки. — Сергованцев усмехнулся злой усмешкой уставшего, раздраженного человека. — Ты это понять можешь?
— Мала-мала…
— Значит, все-таки сообразительный. Винтовку в руках держал?
— Мала-мала калиберную.
— Мало-мало! Ты даже не представляешь себе, как это мало. Ты хоть свой ВУС знаешь?
— Ус?
— Да не ус, а ВУС — военно учетную специальность.
Тенеко даже сгорбился под тяжестью непонятного вопроса.
— Я знаю его ВУС, товарищ командир, — с ехидцей сказал один из бойцов.
— Ну?
— ВУС — сто тридцать два с хвостиком.
— А точнее?
— Точнее: не годен, не обучен, не обмундирован…
— Что верно, то верно, — вздохнул Сергованцев. — И как мне с тобой быть? По всем правилам надо бы тебя сдать куда-нибудь, только вот кому и куда? — Сергованцев озадаченно сдвинул пилотку почти на самые глаза. — Ну ладно, ни черта не попишешь, слушай мою команду!
С этой минуты Тенеко стал бойцом под началом Сергованцева.
Неодинаково отнеслись в роте к этому событию.
Одни доверчиво приняли парня в свою семью, поделились сухарем, похлопали по худому, торчащему косо плечу:
— Поправляйся, браток. Скоро в бой!
Другие повели себя по отношению к Тенеко гораздо более сдержанно, даже настороженно. Вечером, когда Тенеко, по приказанию Сергованцева, возился с костром, кто-то глухо проворчал:
— Какой прок из такого? Обуза — и только. А может, он вообще…
Сергованцев вспылил:
— Знаю, что обуза, что толку никакого, все вижу. А что делать? Тенеко! Ты все слышал?
Перемазанный сажей Тенеко поднялся с земли.
— Я не понимай, когда о Тенеко плоха говорят.
Сергованцев впервые за много дней улыбнулся.
— На, получай личное оружие. — Командир отомкнул от своей автоматической винтовки плоский штык и решительно протянул его Тенеко. — Ясно?
— Понимай.
Металл остро блеснул отраженным пламенем костра. В торжественной тишине леса штык перешел из рук Сергованцева в руки Тенеко.
— Носи с честью, трусом не будь.
Тенеко молча кивнул головой. Сергованцев вздохнул:
— Что и говорить, не прыток ты на слова. Присягу принимал?
Тенеко развел руками.
— Ну, повторяй за мной.
Сергованцев отчетливо, по слогам, произносил текст присяги. С большим трудом выговаривая слова, вторил ему Тенеко.
— …Не щадя своей крови и самой жизни…
Когда церемония была закончена, Сергованцев строго сказал:
— Теперь ты не кто-нибудь, а настоящий боец. Официально. Товарищей не подведешь?
Тенеко, взволнованный, молчал.
— Не подведешь, я спрашиваю? — уже сердито спросил Сергованцев.
Тенеко круто склонил голову, так и не сказав ни слова.
Все переглянулись. У каждого свои были мысли в тот миг. Одни посочувствовали нескладному парню. У других снова шевельнулся червь сомнения. Странный человек, ой странный! Держи, ребята, ухо востро…
Уже на следующую ночь Сергованцев решил испытать Тенеко «на прочность».
— Кто в разведку со мной? За «языком»! Добровольцы есть?
К Сергованцеву подошли сразу человек пять.
— Я давно не был.
— И я.
— И я…
— Всех взять не могу. Мне нужен ты, и ты, и вот ты. — Сергованцев посмотрел сперва на Исаева, потом на Кузнецова, потом на Тенеко.
Новичок вздрогнул.
— Моя сегодня не может.
— Как — не может?
— Разведка нада тиха идти. Моя мала-мала кашляет.
— Кашляет?
— Кашляет, — подтвердил кто-то из бойцов. — Сегодня всю ночь бухал.
— Тогда отставить. Кашемиров!
— Я!
— Пойдешь со мной.
— Есть!
Наутро в расположение роты из четверых ушедших в разведку возвратились трое. Разведчикам пришлось вступить в неравный бой. «Языка» они взять не смогли. Кашемиров, посланный вместо Тенеко, был убит.
Несколько дней отлеживался в колючей осенней траве Сергованцев, получивший сквозное ранение в плечо. Общими усилиями извлекли десятка три осколков от гранаты из груди и ноги Исаева. Только Кузнецов остался невредимым, но в его глазах проступила какая-то тихая, раньше никому не заметная тоска. Казалось, он вот-вот тяжело вздохнет и скажет: «Теперь, ребята, чур, без меня. Пусть другие испробуют, кто еще не был».
— «Язык» нам все-таки нужен, — на исходе третьих суток поднялся на локте здоровой руки Сергованцев. — Охотники есть?
— Я.
— И я.
— И я тоже, — негромко, но твердо отозвался Кузнецов. — Меня пуля не тронет, я слово знаю.
Сергованцев даже повеселел:
— Колдунов не люблю, но если слово знаешь, идем. А ты, Тенеко, что скажешь?
— Моя кашляет.
— Опять?
— Опять, — подтвердил кто-то. — Дохает до самого утра.
Сергованцев и сам за эти ночи не раз слышал надсадный, удушливый кашель Тенеко, но молодому командиру хотелось во что бы то ни стало доказать товарищам, что он не зря поверил этому дремучему парню, что у него, Сергованцева, как и у погибшего лейтенанта Залужного, все-таки есть чутье на людей.
— Давно это у тебя? — Сергованцев вплотную подсел к Тенеко.
— Земля сырой, командир, совсем холодный земля.
Сергованцев хотел было нагнуться к впалой груди Тенеко, но острая боль в собственном плече помешала ему это сделать. Он закусил губу и приказал:
— Раздевайся!
Тенеко снял рваную рубаху.
— Ослушать его!
Кто-то из бойцов приложил ухо к резко очерченным, часто вздымавшимся ребрам Тенеко.
— Дыши.
Тенеко попробовал сделать глубокий вдох. Хриплый, лающий кашель прокатился по лесу.
— Товарищ комроты, он весь горит.
— Черемисин! Пойдешь со мной вместо Тенеко! — приказал Сергованцев.
