Олег Курылев.
Победителей не судят
Кто проявляет жалость к врагу, безжалостен к самому себе.
Фрэнсис Бэкон
Только с третьей или четвертой попытки «Гном» смог окончательно оторваться от земли. Перед этим последним подскоком он взревел всеми своими «Мерлинами», сумев, наконец, зависнуть в полуметре над полосой. Пилоты включили форсаж, Алекс почувствовал толчок и увидел, как земля стала медленно уходить вниз и блекнуть, тут же затягиваясь мутной пеленой. Ангары, пакгаузы, мачты радиолокационной станции, колонна бензовозов, растянувшаяся вдоль кромки поля, — все это по мере удаления теряло четкость и цвет, поглощаемое белым слоистым туманом. Через некоторое время внизу были видны только две длинные огненные цепочки мазутных горелок, жаром которых предполагалось подогреть воздух и развеять туман над взлетной полосой.
Алекс посмотрел на часы: семнадцать сорок пять. Он снова прильнул к колпаку своего пулеметного поста. На высоте трехсот футов форсаж был выключен, но выхлопные патрубки еще некоторое время светились. Внизу в разрывах тумана проплывали заснеженные поля Средней Англии с темными массивами лесов и серыми пятнами вересковых зарослей на холмах и болотах охотничьих угодий. Стало светлее. По мере удаления от земли сверху опускалась бескрайняя плита из сплошных облаков, которые вот уже много недель в несколько слоев накрывали и остров Британия, и Северное море, и всю Центральную и Северную Европу.
Позади, в просвете между широко расставленными плоскостями киля Алекс видел идущий следом самолет их эскадрильи. «Каракатица Дороти» или «Шаловливая русалка», — подумал он, припоминая, кто именно пристроился за «Гномом» во время рулежки. Сегодня после долгого вынужденного перерыва они вместе с десятками бомбардировщиков на других аэродромах центральных графств выруливали на старт и взлетали по отмашке старт-офицеров, державших в одной руке флажок, а в другой хронометр. В назначенные час и минуту им, двумстам сорока пяти тяжелым ночным бомбардировщикам 5-й авиагруппы предстояло построиться над Ридингом в маршевую колонну и взять курс на давно уже лежавший в уродливых развалинах рейх.
Флаинг офицер Алекс Шеллен, бывший истребитель и по совместительству воздушный разведчик, а ныне старший бортовой стрелок бомбардировщика, всматривался вдаль сквозь полусферу своего колпака. Полгода назад этот «Авро Ланкастер» собрали на «Виктори эаркрафт» в Мальтоне. Из штата Огайо в числе многих других его перегнали в Англию для пополнения 98-й Ванкуверской эскадрильи «следопытов», прозванной «Линкольнширскими браконьерами» и претендовавшей на звание лучшей в канадских ВВС. Алекс был четвертым офицером в экипаже «Гнома» вместо положенных по штату трех. Двое его подчиненных — сержанты Джек Лонгмор и Билли Йонес — находились сейчас на своих турелях в носовом и хвостовом колпаках. Колпак Шеллена располагался на спине фюзеляжа ближе к хвосту. На всех троих приходилось восемь пулеметных стволов Браунинга и сто двадцать восемь тысяч патронов.
Мимо с огромной скоростью понеслись бело-серые клочья. Через несколько секунд резко потемнело — они вошли, наконец, в нижний слой.
— Всем внимание! — раздалось в наушниках.
Алекс поймал себя на том, что вместо того, чтобы всматриваться в окружающее пространство, он вяло крутится в своем кресле, думая о посторонних вещах.
Весь сегодняшний день не задался с самого утра. Тринадцатое число — даром что не пятница. Сначала телеграмма о новой болезни отца. Из телефонного разговора с троюродной теткой он узнает, что старик снова простудился и требует его — Алекса — срочно приехать для решения вопросов по завещанию и получению последних (в который уже раз) указаний. Алекс мчится на телеграф и шлет своему другу в Сток-он-Трент — хорошему терапевту — просьбу навестить отца и по возможности взять его болезнь под контроль. Затем он на попутке возвращается в часть, но прямо на КПП ему передают приказ срочно явиться в кадровое управление авиагруппы. При этом транспортом никто обеспечивать и не думает. Как назло все машины, включая мотоциклы и бензовозы, если и едут, то не туда, куда нужно. И вообще, начинается какая-то суматоха, как перед крупной операцией, хотя при такой погоде самой крупной операцией могла быть расчистка снега или внеплановый подвоз боеприпасов из Глостера. Уже за полдень он добирается в управление и целый час ждет, когда кто-то там освободится. Усевшись на стул в коридоре, Алекс прибегает к методу самоуспокоения: сегодня спешить ему некуда — «Гном» становится на замену двигателя, и в любом случае он сможет отпроситься на несколько дней.
В кабинете, на дверях которого не было никакой таблички, его встретил худой и почти совершенно лысый верзила в форме сквадрон лидера. Удостоверившись, что перед ним именно тот, кто нужен, штабист извлек из небольшой стопки на краю стола папку и принялся ее просматривать. Иногда он вскидывал глаза на стоявшего посреди комнаты Шеллена и всякий раз, казалось, оставался чем-то неудовлетворен.
— Как по-вашему, во сколько нам обходится один самолетовылет на Германию? — неожиданно спросил он, жестом предлагая Алексу сесть.
— Думаю, что недешево, сэр, — растерянно пробормотал тот. — Одного бензина…
— Бензина, — хмыкнул штабист. Он встал, подошел к окну и, заложив длинные угловатые руки за спину, повернулся к Алексу спиной. — Мы скрупулезно, с точностью до секунды рассчитываем каждую операцию, — забубнил он, глядя в окно, — затрачивая на ее реализацию миллионы человеко-часов на фабриках, рудниках, транспорте. Тысячи человек обеспечивают ее успех на земле и в воздухе. Но есть те, кому до всего этого мало дела. Они считают себя летчиками, а сами думают только о том, как бы поскорее избавиться от груза и лечь на обратный курс. Вы понимаете, о чем я говорю?
Алекс понимал. Штабист говорил о «кроликах». Маршал авиации сэр Харрис применил этот синоним слова «трус», сделав его почти официальным термином по отношению к тем, кто бросает бомбы, не долетев до цели. В последнее время даже началась негласная кампания по выявлению «кроликов», и главным инструментом ее реализации должны были стать информаторы, прозванные в среде летных экипажей «лисами Харриса».
— Сэр, разрешите вопрос… почему я?
— Что ж, поясню, — повернулся офицер. — Во-первых, вы стрелок и сами не несете никакой ответственности за качество бомбометания. Во-вторых, у вас, я имею в виду бортовых стрелков вообще, не так много хлопот в последнее время. В-третьих, ваш послужной список…
«Сейчас будет гундеть про долг, гражданскую ответственность и прочее, — думал про себя Алекс. — Ну нельзя было хоть не сегодня. Нет, все в одну кучу…»
Что до послужного списка флаинг офицера Шеллена, то он был не очень длинным. За ним числились две личные победы, две победы в паре и в тройке и три сбитых ракеты «Фау-1». Впрочем, третья «Фау» едва не стоила пилоту Шеллену жизни…
— Простите, сэр, но мы ведь бомбим ночью. Что можно увидеть ночью, да еще когда тебя слепят прожекторами?
— Если вы ничего не видите, офицер Шеллен, то что вы вообще делаете в самолете? — язвительно спросил штабист. — После серьезного ранения вам пошли на уступку и удовлетворили вашу просьбу. Вас приняли в бомбардировочную авиацию, в лучшую эскадрилью, вы пользуетесь льготами…
«Сволочь, — негодовал Алекс, — теперь будет попрекать льготами и ставить условия».
— …Вы ведь, кажется, немец?
— Только на восемьдесят процентов, сэр! — Алекс нарочито вытянулся и чуть ли не щелкнул каблуками. — Вероятно, поэтому меня не взяли в инженеры. — Он намекал на то, что в канадских эскадрильях все бортинженеры были исключительно англичанами.
«Если выгонят, вернусь обратно в говоруны», — решил он.
После выписки из госпиталя, когда ему было отказано в практической авиации, Алекс устроился в особую и весьма засекреченную группу радиодезинформаторов, базировавшуюся в Кингстауне. Он и десятки (а может, и сотни) его сослуживцев, владевших безупречным немецким, в соответствии с программой «Корона» обрушивали в эфир горы правдоподобного вранья с целью запутать немецких летчиков и операторов на постах наведения истребительной авиации. Если лондонские дикторы из «Голоса Британии» обрабатывали немецкое население, то «говоруны» из Кингстауна были нацелены исключительно на германскую ПВО. Во время операций британского бомбардировочного командования они передавали неверные метеосводки, предупреждения о надвигающихся тучах, туманах, циклонах, резком усилении ветра и тому подобном, заставляя немецких ночных истребителей совершать вынужденные посадки. Подделывая голоса и манеры радистов «вюрцбургских» радаров, не менее тысячи семиметровых тарелок которых все еще были расставлены по всему рейху, они пытались сбить с толку посты наведения, передавая неверные координаты своих атакующих группировок. В конце концов, они просто засоряли эфир ненужной информацией, действуя подчас настолько изощренно, что даже свои «слухачи» из Хай-Уайкомба часто путали их с немецкими радистами.
