Аркадий Сахнин
Тучи на рассвете
роман, повести
В тот день, когда Мен Хи появилась в помещичьем доме, Тхя еще раз убедился, что не надо забивать себе голову мыслями о новой женитьбе. Отец сам обо всем подумал и привел ему женщину. Непонятно только, почему нельзя сразу жениться — ведь ей уже исполнилось одиннадцать лет. Но и об этом можно не думать. Торопиться ему некуда, во дворе достаточно молодых батрачек.
Ли Тхя, сыну корейского помещика Ли Ду Хана, было тридцать восемь лет. И с каждым годом своей жизни Тхя все больше убеждался, что он прав: утруждать себя умственной работой ни к чему. И действительно, чем меньше он думал и прилагал стараний что-либо сделать, тем меньше отец возлагал на него дел, пока совсем не махнул на Тхя рукой. И ничего, всегда так получалось, что находился человек, который за него подумает, — глядишь, все решается наилучшим образом.
Тхя очень не любил думать. Но это не значит, будто у него совсем не было никаких мыслей. Он просто был убежден, что мысли не должны обременять голову. Пришла какая-нибудь мысль — и тут же ушла. Вот и хорошо. Главное, чтобы мысли не вызывали необходимости куда-то идти, что-то делать, разговаривать с людьми, упаси бог, спорить с ними. Вообще разговаривал он только в случаях самой крайней необходимости.
Но бывало и так, что какая-нибудь идея овладевала сознанием Тхя на целую неделю. Так получилось, когда он сделал свое знаменитое открытие относительно тепла и холода. Вот как это произошло.
Тхя очень любил спать в тепле, особенно зимой. Но он не мог, как свинья, лечь где попало. Он долго выбирал уголок в своей спальне, раздумывая, как бы устроиться поудобнее. Обеими ладонями ощупывал, достаточно ли прогрелся пол, не осел ли он над дымоходами, хорошо ли натерт верхний его слой из плотной промасленной бумаги.
Облюбовав место, Тхя расстилал тонкое стеганое одеяло, клал под голову валик, заполненный отрубями, доставал из стенного шкафа деревянную кисть руки на короткой бамбуковой палке и ложился.
Такие минуты он считал самыми блаженными в своей жизни. Тепло от пола растекалось по телу, Тхя сладостно ежился и жмурил глаза, подкладывал под щеку ладонь, чесал деревянной рукой спину и наконец засыпал.
И вот однажды, выбирая место для постели, Тхя вдруг осознал, что пол нагрет не везде одинаково. Нельзя сказать, что в одном углу он был холодным, а в другом — горячим. Но все-таки степень нагретости в разных местах оказалась различной, и теплота шла по полу как бы полосами, от одной стены к другой. И вот тут-то задумался Тхя: почему так получается?
Эта мысль не оставляла его целую неделю, пока он наконец не сделал своего открытия. Он пришел к твердому выводу, что двенадцать дымоходов, идущих под полом, нагревают его неравномерно. Участки пола, находящиеся непосредственно над дымоходами, оказались теплее других.
Тхя был очень горд своим открытием. Его особенно радовало, что он довел начатое дело до конца, докопался до сути вопроса. И главное, до всего дошел сам, без всякой посторонней помощи. Отец часто упрекал его, будто он не заканчивает начатых дел. Разве он не доказал сейчас обратное? На радостях Тхя побежал к отцу и обо всем рассказал ему. Но тот покачал головой и грустно заметил:
— Ну что с дурака взять…
Такие слова обидели Тхя. Хотя он часто слышал их, но на этот раз они показались ему несправедливыми. Ему было обидно за отца, который не смог оценить такого открытия.
«Конечно, — размышлял Тхя, — есть, наверно, люди и поумнее меня, придумал же, например, кто-то такую великолепную вещь, как деревянная рука для чесания спины».
Раньше Тхя, как и другие помещики, пользовался чесалкой из кукурузы. Он сам выбирал большой початок, хорошо просушивал его, вылущивал, снова сушил и, наконец, насаживал на палку. Как приятно было чесать спину колючим початком! Но разве можно сравнить эту самодельную чесалку с деревянной рукой, которую он недавно раздобыл? Кисть и расставленные пальцы полусогнуты, и хотя рука вдвое меньше человеческой, но ею можно легко достать до любого места на спине и чесать сколько угодно.
Ну что бы стали делать люди без такой руки? В самом деле, чем почесать под лопаткой? Тхя не мог себе представить, как можно жить без деревянной руки, и был искренне благодарен человеку, который изобрел ее.
А делал руку искусный мастер. Отчетливо выделялась каждая тончайшая линия на ладони, каждая жилка, и кажется, видно было, как пульсирует в ней кровь. Ногти трудно отличить от настоящих, настолько умело они отшлифованы и так правильно подобран лак.
Тхя постоянно находил все новые и новые достоинства в деревянной руке. Оказывается, ею удобно, не нагибаясь, чесать колено и даже икры… Но все же самое приятное — это чесать спину. Жаль только, что его собственные руки устают. Если бы деревянная рука еще сама двигалась по спине и знала бы, где надо чесать сильнее, а какие места пропускать, вот жизнь настала бы! Но так, наверно, бывает только у хозяина рая — Окхвансанде.
Когда Тхя узнал о приходе Мен Хи, ему захотелось взглянуть на невесту. Но он тут же отказался от этого намерения: ведь она только женщина, еще подумает, будто ему интересно смотреть на нее. Зато восьмидесятилетний дед Тхя видел ее и очень сердился.
— Зачем ты привел в дом красивую женщину? — кричал он на своего сына Ли Ду Хана. — Нам нужны женщины, которые думают о работе, а не о красоте лица. Зачем ты привел эту нищенку?
Больше старик ничего не успел сказать, потому что сильно закашлялся.
Жена помещика Ли Ду Хана — Пок Суль с трудом его успокоила.
— Не волнуйтесь, отец, — сказала она. — Мы не станем приучать ее к нарядам, она будет работать, как полагается в порядочном доме.
— Ты права, мать, — лениво заметил Тхя. — Нельзя допускать, чтобы женщина привыкала к расточительности.
— А ты не вмешивайся не в свое дело! — оборвал его дед.
Тхя отошел в сторону. И в самом деле, зачем ему ломать голову, когда в доме столько людей?
А дед долго ходил по всем комнатам, стучал палкой о циновки и кричал:
— Я все равно выгоню эту девку! Пусть уходит! Нам не нужны красивые нищенки. Сын помещика должен жениться на дочери помещика, а не на батрачке!
Ли Ду Хан не перечил старику. Упреки выслушивал почтительно и молча. У него были свои виды на Мен Хи, о которых он не мог сказать даже родному отцу.
Утром Тхя все же решил посмотреть на Мен Хи. Он нашел ее на скотном дворе. Вместе со старой батрачкой она перетаскивала из хлева навоз.
Тхя появился во дворе, и у него было такое лицо, будто он и сам удивлен, что забрел сюда. Он рассеянно посмотрел вокруг и направился к амбару. Шел медленно, лениво переставляя босые ноги, вдавливая в жидкую грязь незавязанные штрипки своих широких белых штанов. Из-под распахнутого халата виднелись болтавшиеся на кушаке кисет, веер и чесалка.
Не доходя до амбара, Тхя вдруг увидел перед собой большую кучу навоза, которой раньше здесь не было. Он беспомощно посмотрел на это неожиданное препятствие, повернул в сторону и направился к арбе, стоявшей в дальнем конце двора. Дойдя до нее, потряс плетенные из камыша борта, покачал головой и, видя, что за ним наблюдают батрачки, озабоченно произнес:
— Совсем развалили хозяйство, пора браться самому за дело… Потом обратился к Мен Хи:
— Женщина, иди сюда. — И зевнул, чтобы она не подумала, будто он интересуется ею.
Мен Хи не успела еще подойти к нему, как в воротах появилась Пок Суль.
— Это еще что такое?! — закричала она. — Вместо того чтобы работать, целый день языком чешешь! Хорошую же невестку мне бог послал!..
Мен Хи молча пошла в хлев.
— Ты куда бежишь? — снова набросилась на нее Пок Суль. — Чем бегать взад-вперед да чесать языком, вымыла бы ноги своему хозяину. Видишь, стоит по колено в грязи. Иди же! — крикнула она остановившейся Мен Хи. — Возьми таз, там возле кухни.
Тхя очень не хотелось мыть ноги, но ослушаться матери он не посмел и нехотя потащился к себе.
Когда Мен Хи внесла в комнату таз с водой, Тхя занимался своим любимым делом: бил мух. Это занятие всегда доставляло ему наслаждение. В руке он держал мухобойку, какую можно найти у любого лавочника, — резиновую рамку величиной с ладонь, затянутую сеткой из конского волоса и прикрепленную к бамбуковой трости. Заметив на стене муху, Тхя подкрадывался к ней, ударял мухобойкой — и насекомое падало на пол.
Проделывал это Тхя сосредоточенно и с полным знанием дела. Почти не было случая, чтобы он промахнулся, и каждая новая жертва наполняла его сердце гордостью.
Но вот с некоторых пор любимое занятие Тхя, которому он отдавался самозабвенно и уделял почти все свободное от сна и еды время, начало доставлять ему немалые огорчения, а главное, потребовало большого умственного напряжения.
