Сели, вышли. К вертолету подъехала машина с военными. Радостные все, руки жмут, поздравляют. Машина отъехала, и мы взлетели, а потом снизились с разгоном и потом как понеслись!
На такой скорости и так низко летели, что дух захватило. Я к боковому иллюминатору припал и смотрю, фотографирую. Машина легковая рядом, почти с нами вровень, по насыпи дорожной промелькнула, потом вижу, что мы уже ниже, дорога выше нас. Мы почти по–над землей несемся. Все захватывает в этом стремительном полете и скорость и такая малая высота! Потом внезапно горочка небольшая с резким поворотом на бок, мимо две пальмы промелькнули. Оказывается, мы между ними пролетели, потом еще и еще. То налево, кренимся, то вправо и все мелькает препятствия, то с одной, то с другой стороны. Вертолет довольно резко бросает, то на одну, то на другую сторону, только тени мелькают. Вперед прошел, из–за спины борттехника вижу не реальную, почти фантастическую картину полета на такой малой высоте! Земля несется навстречу, поля с водой, быки, люди, которые даже не успевают поднять головы, как мы мимо проносимся. Потом вертолет стал постепенно верх подниматься. Вижу поле с залитыми водой чеками рисовыми, быков вижу и людей, но все мелькают и постепенно в размерах уменьшаются. Вот как они летали!
Прилетели! Вот тогда–то я понял, почему камбоджийцам полетом наших вертолетчиков понравился и они не особенно им восхищались. Им после таких полетов наши словно полеты планеристов казались! Они, чтобы выжить так научились низко летать, что у наших бы гражданских летчиков духу, наверное, не хватило бы, так низко и с такой скоростью носится. А им жить надо было, потому так и рисковали, так и летали!
Машину нашу тут же забрали на пару дней, для поддержки своего наступления в провинции Ботаммбанг. Оказывается, что не наступления, а отступления. Вскоре мы узнали, что там все не так. Правительственные войска заняли город Пайлин и принялись, как это было принято у них, грабить. Вечером напились и беспечно с награбленным имуществом в обнимку спать улеглись. А Пол Пот, тихонько и со всех сторон, да их тихо, без выстрелов всех на ножи. Они так бежали, что всю технику побросали! Пришлось останавливать сначала свои войска, а потом Красных Кхмеров. Мне показывали фотографии, что с нашего вертолета были сделаны, как в ослепительно–ярких разрывах и взрывах все вокруг потонуло от огневого налета нашего вертолета. Но всех и чужих и своих все–таки удержали.
Пока вертолет работал, меня с собой Вячеслав Александрович, тот бизнесмен, что со мной на заводе общался, и сейчас забрал меня с собой во Вьетнам. Я с ним неделю на вьетнамском заводе авиаремонтном там поработал, но об этом как–нибудь потом расскажу, в следующий раз. Тем более что вскоре я уже там, во Вьетнаме оказался, но теперь уже можно сказать, как бы наоборот. Мне предстояло из военных вертолетов, переделать их в гражданские, пассажирские салоны. Все это по заказу нефтедобывающей компании Вьетсовпетро.
Потом вернулся, а тут на тебе! Парни мои загуляли!
Я должен сказать, что это просто невероятно, как наши могут вести себя так. Для наглядности вспомнил один случай. Нужен был специалист, что бы умел хорошо клепать, и я его хотел с собой забрать, для работы на вертолетах во Вьетнам. Пришел к такому домой, а он и тут пьяный сидит. Я ему рассказал, зачем пришел, он сидит и молчит. Стыдно видно ему, что он себя так в семье ведет, ведь все пьет и пьет. Сидит, можно сказать, без работы. В семье покати шаром. Я уже собрался уходить, как тут неожиданно его жена мне буквально в ноги бросается и хватает меня за колени.
— Возьмите с собой Генку! Прошу вас! Он же хороший, отличный специалист, прошу, умоляю вас!
Уговорила, пожалел ее я, не его, а с него слово взял, что все, что бы он не пил. Он поклялся, уверял, что все, мол, только возьми, я в рот ни капли. И что же вы думаете? Приехали, а он вместо работы так же, все пьет и пьет! Я ему выволочку устроил, припугнул, пообещал премии лишить и говорю.
— Ну, как же ты так, ведь мне говорил и жене обещал?
А он на низком табурете сидел голову на меня поднял и говорит.
— Ну, погоди инженер, дай только домой доехать, я тебе все припомню!
И тут же с этого табурета свалился. Вот, как мы умели благодарить! Беда!
И эти туда же. Козырек напился, сел на мотобай и решил прокатиться, во дворе виллы. А везде бетон, он свалился, руки не отпустил и его по бетону мотобай протащил. А он был только в турусах. Так себе ноги и бок разодрал. А тут я приехал, говорю, что надо работать! И срочно!
На другой день я один, так целый день и работал. Клепал, сверлил и все вспоминал, как этого Козырька с собой брал. И такое случалось не раз и не два.
Мне один капитан, что на судах за границу ходил, говорил в сердцах. Что все, Жорка, я завязал. Больше с нашими не хочу дел никаких иметь! Лучше малазийцы, или индусы, чем наши. Мало того, что пьют, так еще и права качают и угрожают.
В тот раз, я проработал почти до ночи, все второй пулемет устанавливал. Обратно меня Моусей подвозил. Уже было темно. А на дороге шалили. Ведь у них как тогда было, днем камбоджиец он никто, а по ночам бандит. Потому, даже в столице тогда, полиция улицы перегораживала. Не то, что мы, на каком–то шоссе. Перед поездкой назад Моусей на меня итальянский бронежилет нацепил и Макаров совал.
— На, Жора, возьми пистолет. Только когда остановят, не беги. Смотри, что я буду делать, так и ты себя веди. Понял? Только не беги.
— Почему это не бежать?
— Да, так! Кто–то из ваших ездил на машине, свернул не туда, их остановили. Им бы стоять и молчать, а они стали права качать, когда у них стали часы снимать, деньги забирать. Они думали, что это игрушки, а это ведь автомат. Вдруг один, оттолкнул, и бежать, остальные дурные, за ним. Так их всех, чик и положили. У нас в руках автомат с детства, как хороший знакомый, потому все умеют так хорошо стрелять. Вот как. Ты понял, почему не надо бежать?
Вечером со мной говорили о том, что они решили меня наказать! Не я, а они так решили. Ты говорят, ездил, прохлаждался, а мы пахали! Поэтому мы за неделю с тебя твою долю решили удержать. Я им говорю, что, мол, вы сами–то, что тут чудили, пока я там все вопросы решал? Вы же тут без меня пьянствовали! И потом, говорю, вы, что же забыли, кто вас сюда забрал? Вы, что же говорю, суки дети, вы совсем оборзели! Ну, куда там!
И потом, я всегда поступал так и они это знали. Никогда сам ничего не делил, никаких денег не брал. Всегда так решал, что все те, кто со мной едут, то они, а не я, сами будут решать, кому и сколько! А раз уж такой порядок сам завел, то пусть уж будет все на их совести. Только сказал, что все равно, завтра работать и целый день! Через несколько дней можно уже уезжать домой, если хорошо постараться.
А потом, опять, махнул рукой! Да, горят они огнем! Главное, что сам жив, людей не погубил и дело сделал, никого не подвел. Ну, а всех денег никогда не заработаешь!
Лежу на диване, уже дома, под пледом, в теплом спортивном костюме и трясусь, хотя в комнате двадцать четыре плюс. Мне холодно, отвык. Организм адаптируется медленно. Еще бы! Еще три дня назад, жил месяцами, работал, соображал и все словно в той же парной. А это именно так и было, те же ощущения от окружающей температуры, и они были именно такими. Вы себе представляете, как вам бы жилось месяцами в парной, такой, что в бане? Когда не только работать не хочется, а вообще шевелиться. Я даже заметил, что и думалось там по–другому. И, чтобы решить, понять что–то надо все время серьезно напрягаться, через не могу, заставить голову не только потеть, а и решать предстоящие задачи. И только ночью могли спать и только при работающем кондиционере. А вот даже покушать, надо было так. Ставишь вентилятор и кушаешь, потом все равно обливаешься потом, но все же, не так. Кровь–то у нас другая, горячая! И кость тяжелая, мы рослые, объемные, приспособлены тут жить и что бы с запасом, на всякий крайний случай.
Кроме того, с привычками нашими пришлось расставаться через унитаз. Как что–то прозевал и не то скушал, то на белом коне сидишь и вспоминаешь, что кушал и как. Пока не выработалась привычка сто раз руки с мылом мыть, ничего сырого не кушать, а только то, что прокипячено, и сварено. Конечно, страдаешь, и как говориться, все познаешь не через голову, а оттого места. И все контролируешь, что ешь, что пьешь. Но все равно, на коня белого вскочишь и терзаешься. Вот же еще? Ах, да, верно все!
Зачем–то в душе воду с губ слизнул, или яблочко красивое взял и куснул, а потом петрушку и укроп положил с удовольствием в рот и вот! Или еще того хуже выпил пива, захмелел и сам не заметил, как того же пива, что рядом с тобой камбоджийцы со льдом пьют. И еще и еще и уже не раз и не два. Пока не доходит до тебя, где ты и что, как тут, таким как ты жить надо! Да, что там жить, работать! Работать за троих и таким образом заработать на жизнь.
