Контрабандной тропой
Другого столь удачного момента можно ждать годами, и Наиф Хаватмех (родившийся в семье православных арабов) решил действовать, не откладывая. Помолившись и пожав руки остающимся, его люди тронулись в путь. Было около 21 часа. Первым карабкался по склону Юсуф — он, собственно, и принес весть об удачном моменте. Гордый тем, что его информация оказалась полезной, он не ведал усталости, хотя уже проделал немалый путь по горам и высохшим руслам рек.
Основной работой Юсуфа была контрабанда гашиша — высушенных выделений женских растений индийской конопли. Обосновавшись в 1970 году в Ливане, палестинские боевики значительно расширили посевы конопли и развернули широкую наркоторговлю. Но если через границу можно пронести наркотик, почему нельзя пронести оружие?
Следом за Юсуфом ступал Муин. Он появился на свет спустя два года после провозглашения Израиля в нищем беженском лагере «Аль-Бурдж», что в секторе Газа. Оттуда родители перебрались в Хеврон, однако в 1967 году вынуждены были бежать снова, на сей раз в иорданский Амман: Хеврон перешел под израильский контроль.
Это бегство и помогло вербовщику ДФОП найти в сердце юноши горячий отклик и побудить его взяться за оружие. «Фронтовики-демократы» не принимали участия в бесчинствах боевиков ФАТХа по отношению к туземным иорданским бедуинам. Члены ДФОП предпочитали перебраться за реку, подстрелить зазевавшегося солдата или земледельца, после чего безнаказанно скрыться.
Однако в «черном» сентябре 1970-го войска короля Хусейна не стали разбираться, от какой конкретно палестинской банды необходимо очистить страну. Муин бежал вместе со всеми, чудом уцелел и оказался в Ливане. Когда Муину после прихода Юсуфа предложили отправиться в рейд, который прославит ДФОП, парень не раздумывал ни секунды.
Замыкал тройку Махмуд — юноша из состоятельной семьи, обожающий палестинскую поэзию. «Я бы очень хотел поведать вам историю о мертвом соловье, — вдохновенно цитировал он палестинского поэта Самиха аль-Касима. — Я бы мог поведать вам много историй, если бы они не отрезали мне губы».
Под изуверами, убившими соловья и «отрезавшими» поэту губы, подразумевались сионистские оккупанты. У аль-Касима сильные образы: он действительно талантлив. Однако самые эффектные метафоры могут не иметь никакого отношения к реальной жизни. Впечатлительному Махмуду как-то не приходило в голову, что только после захвата Израилем Иудеи, Самарии и Газы здесь впервые пробились ростки демократии. А ведь для этого достаточно было просто почитать ливанские газеты.
Одна из них писала еще в 1971 году: «Мы долго жили под «унижением» арабского национализма. Больно говорить, что пришлось ждать израильского «завоевания», чтобы узнать, что такое человеческие отношения…»
«Арабы не только чувствуют, что живут лучше, чем до 1967 года, — тогда же сообщал другой арабский комментатор. — Они говорят, что, вкусив жизнь при либеральном израильском режиме, они не захотят жить снова под диктатурой».
Под диктатурой здесь подразумевается власть боевиков ФАТХа. Израильтяне практически с нуля создали инфраструктуру захваченных территорий. Израильские агрономы делились опытом передового сельского хозяйства. Десятки тысяч арабов нашли работу на израильских стройках, многие открыли свой бизнес. Они быстро обзавелись личными автомобилями, в арабских поселках росли как грибы роскошные виллы. Израиль построил на «территориях» больницы и поликлиники, детские сады и университеты. Резко упала детская смертность.
— Эвейну шалом алейхем! — пела на все голоса израильская пропаганда. — Мы принесли вам мир!
За несколько лет уровень жизни арабов «территорий» вырос в 3–4 раза по сравнению с уровнем жизни соплеменников в Иордании, Сирии, Ливане, Египте. Израильтяне предоставили арабам право создавать партии и выбирать местное самоуправление. Арабы быстро убедились, что «оккупанты» действительно принесли мир, демократию и экономическое процветание.
— Эвейну шалом алейхем! — стали говорить уже не только евреи, но и арабы.
Но мир — это вовсе не то, о чем мечтали боевики ФАТХа, НФОП, ГК-НФОП, ДФОП и прочих участников ООП. В Газе, Иудее и Самарии они уже потихоньку составляли списки арабов, которые подпевали израильтянам: «коллаборационисты» подлежали ликвидации. И против израильтян террор должен был продолжаться, а иначе зачем жить на белом свете?
Потому и спешили сейчас по камням три пары крепких мужских ног. Пограничные патрули не углядели контрабандную тропку: в горах невозможно полностью перекрыть пути проникновения нелегалов — на то они и горы.
Скоро Юсуф, Муин и Махмуд шагали уже по нагорью Верхней Галилеи — северной части Израиля. От ливанской границы им предстояло тайно преодолеть по прямой около 13 километров.
— Гора Мерон выше тысячи двухсот метров, — указал Юсуф на вершину. — Она самая высокая в Фалястын.
— Ты забыл про Хермон! — напомнил Муин.
— О, высота Хермона почти три километра, — кивнул Юсуф. — У сионистов там лыжный курорт!
— Снег на вершине Хермона растаял только в прошлом месяце, — добавил поэтически настроенный Махмуд.
В темноте показались очертания домов.
— Это и есть Маалот, — сказал Юсуф. — До рассвета еще час.
Он остановился, скинул со спины тяжелый рюкзак. Муин и Махмуд последовали его примеру. Вытащив из рюкзаков автоматы Калашникова, парни щелкнули магазинами. Каждый из них имел перевернутый запасной магазин, прикрученный изолентой: это позволяло в плотном бою молниеносно перезарядить оружие. Застегнули на поясах ремни с подсумками, где лежали другие снаряженные магазины и «лимонки» — советские ручные гранаты Ф-1.
Забросив полегчавшие рюкзаки за спины, трое молодых людей вошли в подъезд ближайшего трехэтажного дома. Ударом ноги Юсуф распахнул первую попавшуюся хлипкую дверь, и незваные гости вбежали внутрь. Им навстречу кинулся мужской силуэт. Прогремела очередь, раздался истошный женский крик, и заплакал ребенок.
— Шекет! — крикнул Муин на иврите, входя в спальню. — Тишина!
Он расстрелял поднимающуюся с постели хозяйку, а Махмуд взял на себя пытавшегося выбраться из кроватки ребенка. Оставив три бездыханных тела, боевики ДФОП выбежали на улицу.
В доме одно за другим загорались светом окна: автоматные выстрелы в предрассветной тиши прозвучали, как канонада. Но возбужденный убийствами Юсуф даже не оглядывался — он уверенно вел к цели.
Она показалась спустя несколько минут — через квартал.
— Вот эта школа, — сказал контрабандист. — Обезьяны назвали ее «Натив Меир», «Озаряющий путь». Так написано на вывеске…
— Сейчас они пожалеют об этом, — заметил Муин, разрезая ножницами по металлу проволочную сетку ограждения. — Мы им тут так всё озарим, что мало не покажется!
Вместо парадного входа Юсуф направился к аварийному выходу в торце здания. Махмуд вставил в щель предусмотрительно захваченную монтировку, бормоча:
— Не зря я нес тебя по горам, маленький железный ключик!
Дверь с треском распахнулась.
— Сгоняем обезьян на второй этаж? — спросил Муин, хищно раздувая ноздри.
— Как договаривались, — подтвердил Юсуф. Обезьянами мусульмане исстари называют евреев. По отношению к христианам используется термин «свиньи».
Начинался день 15 мая 1974 года — среда. Телефонное сообщение о происшествии в Верхней Галилее застало начальника генерального штаба Армии обороны Израиля в ванной комнате за вполне рутинным занятием: чисткой зубов. Но это не помешало ему выругаться с досады.
Мордехай Гур по кличке «Мота» был назначен на свой высокий пост меньше месяца назад, когда из-за разразившегося правительственного кризиса ушел в отставку прежний глава генштаба.[8] Премьер-министр Голда Меир также подала в отставку, но продолжала исполнять обязанности «на пару» со своим преемником генералом Ицхаком Рабином — тоже в свое время возглавлявшим израильский генштаб.
Разумеется, Гур доложил о случившемся боевому товарищу:
— Ицхак, люди из Демократического фронта освобождения Палестины проникли в страну из Ливана. Перебив семью из трех человек, «демократы» захватили школу «Озаряющий путь». Там спали сто пять старшеклассников, которые приехали вчера из Цфата на экскурсию. Из сопровождавших школьников десяти учителей трое также попали в руки террористов…
— Откуда такая точная информация? — удивился Рабин.
— Семнадцать человек сумели убежать через окна, — пояснил Мота. — Десять детей и семеро взрослых. Остальных террористы согнали в угол коридора на втором этаже.
— Не хочешь ли ты сказать, Мота, что учителя бросили учеников?
