По мастерству это был самый замечательный рейд истребителей, о котором мне приходилось слышать за все время войны. Представьте себе хоть на минуту стремительную скорость «яков», идущих почти над самой землей. Здесь достаточно летчику хоть на долю секунды замешкаться или растеряться, и его самолет с размаху врежется в какой-либо холмик или дерево. Превосходное, но несколько жутковатое мастерство!
Гитлеровцы были ошарашены, увидев над аэродромом краснозвездные истребители. Локаторщики не предупредили аэродром, и поэтому зенитные средства противника молчали. Как гром среди ясного неба, обрушились наши самолеты на фашистский аэродром, поливая свинцом стоящие на земле самолеты. Крупная авиационная база гитлеровцев на этот раз была полностью блокирована. Советские истребители не давали возможности вражеским самолетам выйти из-под удара.
Правда, кое-кто из фашистов пытался взлететь с одного из секторов аэродрома. Но из этого ничего не вышло. Еще на земле они были атакованы летчиками эскадрильи Заморина, сбившими два самолета. Такую же неудачу потерпела группа гитлеровцев и в другом секторе. При попытке вырулить для взлета она была атакована и уничтожена французскими летчиками под командованием лейтенантов Марселя Альберта, Барбье и Лефевра.
Чтобы спасти свои самолеты на Боровском аэродроме, гитлеровцы запросили помощи у соседних аэродромов. Через несколько минут две группы истребителей «Ме-109» и «ФВ-190» появились на поле боя.
Завязалась ожесточенная схватка. Однако превосходство в численности было на нашей стороне. Эскадрильи Сибирина и Заморина вместе с французами стремительно атаковали врага. Фашистским летчикам ничего не оставалось делать, как поспешно уйти.
В этот момент над вражеским аэродромом появилось соединение «Пе-2». Самолеты шли двумя большими группами. Первый вел подполковник Дымченко, вторую — подполковник Гаврилов. Заход первого полка продолжался меньше минуты. Столько же времени затратил и Гаврилов.
Ко второму заходу наших бомбардировщиков вражеские зенитчики, видимо, немного пришли в себя. В воздухе засверкали разрывы зенитных снарядов. Но это не помогло. Бомбы сыпались и сыпались на стоянки самолетов, на зенитные батареи, аэродромные сооружения, бензосклады и бомбохранилища. Над полями и перелесками потянулись клубы огненно-черного дыма. Внизу все пылало, трещало, взрывалось, озаряя небо багровыми сполохами.
Вечером мы нанесли по Боровскому аэродрому повторный удар. И опять нас прикрывали летчики 18-го полка и французы.
От Витебска до берегов Балтики
Жаркие летние дни. Советская армия успешно развивает наступление в Белоруссии. Вырвавшись на оперативный простор, моторизованная пехота и танкисты стремительно продвигаются вперед. Нам, летчикам, также приходится кочевать с одного аэродрома на другой. Четкое взаимодействие авиации с наземными войсками требует, чтобы мы были поближе к пехоте, как тогда, смеясь, говорили наши летчики.
В эти дни наступления наши летчики проявили немало мужества и высокого мастерства в боях с врагом.
Несмотря на огромные успехи наземных войск, гитлеровцы продолжают упорно сопротивляться не только на земле, но и в воздухе. Воздушные бои, как правило, были жестоки и кровопролитны. К этому времени как мы, так и летчики «Нормандии» понесли невозвратимые потери. При выполнении боевого задания пал смертью храбрых командир бомбардировочного полка майор Марков. 16 июля 1943 года в эскадрилье «Нормандия» погиб капитан Литольф, а всего за день до того в районе Знаменской героически погиб майор Тюлян.
На смену павшим героям-летчикам пришла молодежь — упорная, мужественная, не знающая страха в бою, всегда готовая оказать помощь товарищам.
В те дни среди летчиков-истребителей и наших бомбардировщиков был хорошо известен трагический случай, который произошел с французским летчиком де Сейном. Все мы восхищались мужеством и героизмом этого человека.
Впервые подробности о его гибели узнал я от командира дивизии генерала Захарова. Вот что он рассказал мне.
В один из солнечных дней летчики «Нормандии» перелетели на новый аэродром. У самолетов кипело оживление. Раздавались веселые шутки, смех. Собирались недолго и потому брали с собой только необходимое.
Вместе со всеми готовился к перелету лейтенант де Сейн. Это был очень интересный человек. Происходил он из старинной дворянской семьи. Соотечественники называли его бароном. Не знаю, был ли де Сейн действительно бароном, но человек он был прекрасный. А главное очень храбрый, что особенно ценилось на фронте.
Сейчас он собирался лететь на своем самолете вместе с механиком Белозубом. Нужно сказать, что, несмотря на разницу в происхождении и взглядах на политику, между этими двумя людьми — французским Дворянином-аристократом и русским рабочим пареньком — установилась теплая дружба.
Белозуб очень аккуратно ухаживал за самолетом своего летчика. Достаточно было своевременно не вернуться де Сейну на аэродром, как его механик уже беспокойно посматривал на небо, стараясь заметить знакомые контуры самолета. Когда француз возвращался, Белозуб мог не спать всю ночь напролет, готовя лейтенанту самолет к очередному боевому заданию. Также по-дружески тепло относился и де Сейн к своему механику.
— Мой француз, хоть и барон, но толковый, — частенько говорил Белозуб товарищам.
В этот день механик Белозуб, как не один раз до этого, забрался в фюзеляж самолета, не взяв с собой парашюта. Лететь было недалеко, а с парашютом в фюзеляже не разместиться.
Дан сигнал вылетать очередной группе. Вместе со всеми поднялся в воздух и де Сейн, взяв курс на новый аэродром.
Самолет шел низко над лесом, чтобы не привлекать внимания вражеских истребителей. Над одним из перелесков, где была окружена группировка гитлеровцев, де Сейна обстреляли с земли. Зажигательные пули подожгли мотор. Самолет вспыхнул. Но, несмотря на пожар, летчик упрямо продолжал вести машину, стремясь добраться до аэродрома. До него уже не так далеко. Можно будет идти на посадку.
В это время на аэродроме — смятение. Командир «Нормандии» Луи Дельфино, увидев, что самолет де Сейна объят пламенем, приказал ему прыгать с парашютом.
— Не могу, мой командир, — ответил де Сейн. — Со мной советский механик Белозуб. У него нет парашюта. Попробую приземлиться.
Взволнованный француз отошел от микрофона. Он был потрясен драмой, которая разыгрывалась в небе. Его сменил советский инженер-майор Агавельян. Сначала по-французски, а потом по-русски он приказал де Сейну покинуть самолет.
Но бывает так, что порой сила простой человеческой дружбы сильнее приказа. Французский летчик де Сейн не подчинился и этому приказу. В смертельной опасности он не оставил советского друга.
Несколько раз де Сейн пытался сбить пламя и во что бы то ни стало совершить посадку. Но безуспешно. Огонь и дым мешали ему совершить правильный заход.
С земли беспрерывно следовали команды по радио: «Де Сейн, берите вправо! Уходите вверх!»
Это начальник штаба майор Вдовин и инженер Агавельян прилагали все усилия, чтобы спасти экипаж. Горящий самолет то летел прямо на лес, то, развернувшись, снова пытался попасть на посадочную полосу.
Наконец, командир полка советских истребителей и майор Луи Дельфино, увидев бесплодность отчаянных попыток летчика спасти жизнь своему механику, передали совместный приказ: немедленно покинуть самолет и прыгать одному.
Но де Сейн не отвечал.
Последний заход и… самолет врезался в землю. Герой француз пожертвовал своей жизнью, пытаясь спасти русского друга.
Прошло еще не так много времени, и у нас в полках стали говорить о новом эпизоде, показывающем дружбу наших ребят с французами. В бою над одним из населенных пунктов в Восточной Пруссии «мессершмитты» подбили советский бомбардировщик. Летчик, лейтенант Якубов, стал спускаться на парашюте. В это время был сбит и прикрывавший Якубова летчик «Нормандии» лейтенант Эмоннэ. Француз тоже выбросился на парашюте. Спустились они на нейтральной зоне. У Эммоне оказались перебитыми обе ноги.
Русский офицер не оставил в беде французского друга. Не взирая на сильный огонь, он взвалил себе на плечи раненого товарища и пополз к нашим траншеям.
— Мне казалось, что я никогда не вылезу из этого пекла, — рассказывал потом Якубов. — Пули свистели над головой, как туча пчел. Я думал только об одном: как бы уберечь француза. Несколько раз Эммонэ просил меня бросить его и спасаться одному. Но я ни слова не понимал по-французски. Да если бы и знал, то никогда бы не пошел на это. Я продолжал настойчиво ползти вперед, заботливо укрывая товарища от вражеских пуль.
Перебравшись через высотку, я очутился у наших проволочных заграждений. Еще немного, и я влез в траншею одной, из стрелковых рот оборонявшегося здесь батальона. Отсюда нас обоих переправили в часть. За спасение французского офицера я был награжден орденом Франции — «Боевым крестом»…
