Пользуясь новой системой, Поль передал Центру горькую весть о провале. Телеграмма была совсем короткой — Поль старался, чтобы его РТ-иксы не задерживались в эфире. «Команда Панвица» не зря торчала на улице Курсель!
Центр радировал:
«Примите меры предосторожности. Берегите людей и себя. Повторяем: берегите людей и себя!.. Что думаете делать?»
Сент-Альбер ответил:
«Работать!»
Это был единственно возможный ответ. Под любым другим не подписались бы ни он, ни Дюбуа, ни Пибер. Одновременно Центр известил:
Как стало здесь известно, в Париже немцы разыскивают при помощи девяти пеленгаторов нелегальные передатчики. Сообщите ваши предложения. Мы предлагаем расширить частоты и разделить их: одни для четных, другие для нечетных дней. Подготовьте резервные квартиры. Измените явки, время работы. Директор.
Москва заботилась о них — Сент-Альбере и его группе. Спасибо тебе, Москва!
Деме повез в Брюссель расписание и инструкцию: не устанавливать ни с кем новых связей, сузить круг знакомств и помнить, что брюссельский РТ-икс в угрожаемом положении.
Вендель, подышав на очки, прочитал записку.
— Не так страшен черт… Скажите Большому шефу, чтобы не беспокоился зря: пеленгаторы не высовывают носа из Леопольдказерне. Один из моих источников работает механиком в гараже начальника абвера.
— И все же поостерегитесь.
— Хорошо. Я буду держать вас в курсе.
В середине октября Деме приехал вновь. В последний раз. Факт его появления на рю де Намюр был отмечен секретными постами СД, зарегистрировавшими и приход в квартиру Венделя молодого человека, очень рослого и широкоплечего, с волосами цвета льна. Из ближайшей аптеки агент позвонил Панвицу: «Похоже, это тот, кого мы так долго искали!»
Панвиц приказал не спускать глаз с подъездов дома и с сада.
Арест был произведен вечером. Гестаповцы, открыв замки отмычками и перекусив резаком стальную цепочку на дверях квартиры, неслышно вошли в прихожую и стали на пороге комнаты.
— Не двигаться! Стреляем!
Трое мужчин, сидевших за столом, отшатнулись. Звякнула и упала на пол, разбившись на куски, фаянсовая кружка. По комнате расползся запах дешевого кофе.
Светловолосый гигант первым пришел в себя. Он стрелял навскидку, не целясь, но попадал удивительно точно, и двое агентов рухнули замертво. Затрещали «шмайссеры»; на Деме, раненного в руку, набросились трое; несколько агентов повисли на плечах Эрнстрема, у которого в бедре засели пули Панвица; ноги Эрнстрема подломились.
В трех «хорьхах» арестованных увезли в Леопольдказерне. На каждом были «строгие» наручники с шипами, сжимавшиеся при попытке пошевелить рукой и способные сломать кость, как спичку. В четвертой машине на полу корчилась, избитая до полусмерти, жена Венделя — на нее не распространялся запрет Панвица, приказавшего до прибытия в гестапо и допроса не трогать арестованных мужчин даже пальцем.
Допрос вел штурмбаннфюрер Бёмельбург. У него было расплывчатое лицо простака и манеры рубахи-парня. Бывший инспектор крипо, он славился искусством получать показания от «самых безнадежных». Физическому насилию Бёмельбург предпочитал пытки психические.
Впрочем, от дальнейшей «работы» с Деме и Эрнстремом штурмбаннфюрер отказался к концу недели. От него они перешли в руки Панвица, а потом к «Мяснику» — «лучшему следователю» РСХА гауптштурмфюреру Хуппенкоттену. На первом допросе у «Мясника» Эрнстрем, физически необычайно сильный, 16 раз терял сознание… Деме, по свидетельству врача, заговаривался, сходил с ума… Показаний они не дали.
Венделя, как и других, содержали в одиночке.
Бёмельбург вызвал его на допрос последним. В комнате пахло паленым — дуговые лампы, направленные в лицо арестованного, выжигали волосы, кожа лопалась и кровоточила.
Задавая вопросы, Бёмельбург не повышал голоса. Пил чай и листал досье, полученное по запросу из Берлина и доставленное пилотом связного «физелер-шторьха» РСХА.
— Я знаю о вас достаточно, — сказал Бёмельбург. — Вы — Иоганн Вендель, он же радист Герман, он же известный государственный преступник, разыскиваемый по делу о поджоге рейхстага. Эмигрант с тысяча девятьсот тридцать четвертого. Так?
Вендель тщетно пытался не стонать. По лбу его тек багровый пот.
— Ваше старое досье у меня. Это, конечно, не к чести гестапо, что оно так долго не могло вас найти, но теперь ошибка исправлена… Пытать я вас не стану. Не люблю. Будет другое — сейчас сюда приведут вашу жену, я вызову шестерых эсэсманов. Полагаю, что она не умрет, но искалечат они ее навсегда.
Вольтовы дуги в лампах шипели, подчеркивая тишину. Бёмельбург, тихо улыбаясь, посмотрел на Венделя и пальцем нажал кнопку, сказал вошедшему эсэсовцу:
— Приведите госпожу Вендель. Через десять минут. И повернулся к Иоганну.
— Ну так как же?
— Я согласен…
…На допросах Вендель признавал то, что нельзя было отрицать. Да, он радист, Герман, снабжал Центр сведениями, полученными от разных лиц… Люди приходили по паролю… Деме и Эрнстрем — участники группы; о круге их обязанностей он не осведомлен. Деме, кажется, курьер. Откуда приезжал и куда уезжал, никогда не говорил. Только сам Деме способен ответить на этот вопрос… Старый код — книга де Лесера. Нового не знает.
И — ничего о Париже, «источниках», подлинных обязанностях… Бёмельбург не торопился. В его распоряжении было сильное средство, которое предложил Панвиц. На допросах штурмбаннфюрер равнодушно записывал ответы Венделя, слово в слово, и делал вид, что верит всему.
— Кто такой Пибер?
— Кажется, источник.
— А Сент-Альбер?
— Я его ни разу не видел.
— И Большого шефа тоже? И Маленького шефа? Кстати, кто он, этот Маленький шеф? Заместитель Большого?
— Скорее всего. Я не имел с ними личной связи.
— Вот и прекрасно! Теперь наладите!
Вендель понял: радиоигра! Вот что ему предлагают!
— У меня нет выхода… Я согласен…
— Вы очень умны, — сказал Бёмельбург.
Панвиц показал Венделю тексты «дезы». Вендель внес в них поправки: некоторые обороты были специфическими, характерными для немецкого языка, а не французского, на котором составлялись шифровки. Бёмельбург, простодушно улыбаясь, распорядился, чтобы в кабинет принесли коньяк, черный кофе и бутерброды. «Кофе — покрепче, а бутерброды — потолще!»
— А моя жена? — спросил Вендель.
— Ее судьба зависит от вас.
— Я сделаю все… Когда прикажете передавать?
— В обычные часы завтра.
Ночью в камере Вендель твердо решил покончить с собой, но Бёмельбург, словно подслушав его мысли, вызвал в кабинет и хозяйским жестом указал на стол: включенная в сеть, на нем стояла рация.
— Начнете через две минуты. Ошибаться не советую. Передадите текст три раза: сейчас и во время утренних сеансов. Наши специалисты будут вас слушать. Договорились?
Перед глазами Венделя стояло лицо Сент-Альбера. Он кивнул: хорошо.
КЛС откликнулась на вызов. Четко нажимая на ключ, Вендель выстукивал сообщение, ответом на которое Центр должен был выдать всю группу Сент-Альбера гестапо.
В двух телеграммах, отправленных Венделем, было:
Директору. Срочно. Связь с Большим шефом по прежним каналам находится под подозрением. Дайте указание о новых явках мне и ему. Для встречи должна быть разработана новая явка. Считаю необходимой очную встречу с Большим шефом или заместителем.
Герман.
Директору. Очень срочно! Высказывание одного немецкого радиста позволяет точно заключить, что шифровальные книги раскрыты. Со своей стороны, я еще не известил Большого шефа о возможности компрометации моей связи с ним. Моя связь с вами в полном порядке. Никаких признаков слежки. Как я должен держать связь с Большим шефом? Прошу срочный ответ.
Герман.
Так же четко Иоганн провел и два повторных сеанса — «дубли», — получив «квитанцию» и телеграмму: «Герману. Ждите нашего решения».
В камере, упав на нары, он обратился мысленно к жене: «Прости меня… Иначе я не мог!..»
Вендель был радистом высочайшей квалификации. Работая на ключе с непосильной для слухачей Бёмельбурга скоростью, он вставил в телеграммы «аварийный сигнал», известив Центр о провале и радиоигре. КЛС приняла шифровки и подтвердила их получение… Но все ли поняли в Москве?
На этот вопрос у Венделя не было ответа.
С арестом Аламо Поль потерял покой. Внешне это ничем не выражалось, и Дюбуа не замечал в Поле перемен. Он все так же аккуратно, ровно в одиннадцать, приходил в контору, разбирал счета и деловые бумаги, принимал служащих и клиентов; в два — обедал в маленьком кафе на рю Марбеф; в четыре, неторопливый и элегантный, постукивая тростью, спускался вниз и уезжал в штаб Тодта, комендатуру, в ресторан, где встречался с деловыми партнерами. При этом он успевал уединяться в секретном кабинете, куда доступ был открыт только ему и Дюбуа, и косым мелким почерком исписывал узкие полоски бумаги длинными колонками цифр. Дюбуа перепечатывал их на машинке и возле метро «Монмартр» передавал Пиберу, отвозившему шифровки радистам.
