— Я не боюсь, — серьезно сказал Коля.
Он вошел в обширное, плохо освещенное помещение, придавленное тяжелым сводчатым потолком. Три слабенькие лампочки с трудом рассеивали подвальный сумрак, и Коля видел только ближайшую стену с узкими, как бойницы, отдушинами под самым потолком. В склепе этом было прохладно, но сухо: кирпичный пол кое-где покрывал мелкий речной песок.
— Вот и мы, тетя Христя! — громко сказала Мирра, закрывая дверь. — Здравствуйте, Анна Петровна! Здравствуйте, Степан Матвеич! Здравствуйте, люди!
Голос ее гулко проплыл под сводами каземата и не заглох, а как бы растаял.
— Здравствуйте, — сказал Коля.
Глаза немного привыкли к полумраку, и он различил двух женщин — толстую и не очень толстую — и усатого старшину, присевшего на корточки перед железной печуркой.
— А, щебетуха пришла, — усмехнулся усатый. Женщины сидели за большим столом, заваленным мешками, пакетами, консервными банками, пачками чая. Они что-то сверяли по бумажкам и никак не отреагировали на их появление. И старшина не вытянулся, как полагалось при появлении старшего по званию, а спокойно ковырялся с печкой, заталкивая в нее обломки ящиков. На печурке стоял огромный жестяной чайник.
— Здравствуйте, здравствуйте! — Мирра обняла женщин за плечи и по очереди поцеловала. — Уже все получили?
— Я тебе когда велела приходить? — строго спросила толстая. — Я тебе к восьми велела приходить, а ты к рассвету являешься и совсем не спишь.
— Ай, тетя Христя, не ругайтесь. Я еще отосплюсь.
— Командира где-то подцепила, — не без удовольствия отметила та, что была помоложе: Анна Петровна. — Какого полка, товарищ лейтенант?
— Я в списках еще не значусь, — солидно сказал Коля. — Только что прибыл…
— И уже испачкался, — весело перебила девушка. — Упал на ровном месте.
— Бывает, — благодушно сказал старшина.
Он чиркнул спичкой, и в печурке загудело пламя.
— Щеточку бы, — вздохнул Коля.
— Здорово извалялся, — сердито проворчала тетя Христя. — А пыль наша въедлива особо.
— Выручай его, Миррочка, — улыбнулась Анна Петровна. — Из-за тебя, видно, он на ровном месте падал.
Люди здесь были своими и поэтому разговаривали легко, не боясь задеть собеседника. Коля почувствовал это сразу, но пока еще стеснялся и отмалчивался. Тем временем Мирра разыскала щетку, вымыла ее под висевшим в углу рукомойником и совсем по-взрослому сказала:
— Пойдем уж чиститься, горе… чье-то.
— Я сам! — поспешно сказал он. — Сам, слышите? Но девушка, припадая на левую ногу, невозмутимо шла к дверям, и Коля, недовольно вздохнув, поплелся следом.
— Во, обратала! — с удовольствием отметил старшина Степан Матвеевич. — Правильно, щебетуха: с нашим братом только так и надо.
Несмотря на протесты, Мирра энергично вычистила его, сухо командуя: «Руки!», «Повернитесь!», «Не вертитесь!» Коля сначала спорил, а потом примолк, поняв, что сопротивление бессмысленно. Покорно поднимал руки, вертелся или, наоборот, не вертелся, сердито скрывая раздражение. Нет, он не обижался на эту девчонку за то, что она в данный момент не без удовольствия вертела им, как хотела. Но прорывавшиеся в ее тоне нотки, явно покровительственные, выводили его из равновесия. Мало того, что он был минимум на три года старше ее, — он был командиром, полновластным распорядителем судеб целого взвода, а девчонка вела себя так, будто не он, а она была этим командиром, и Коля очень обижался.
— И не вздыхайте! Я же из вас пыль выколачиваю, а вы вздыхаете. А это вредно.
— Вредно, — не без значения подтвердил он. — Ох, и вредно!
Светало, когда они той же круглой лестницей спустились в склад. На столе остался только хлеб, сахар да кружки, и все сидели вокруг и неторопливо разговаривали, ожидая, когда же наконец закипит огромный жестяной чайник. Кроме женщин и усатого старшины, здесь оказалось еще двое: хмурый старший сержант и молоденький, смешно остриженный под машинку красноармеец. Красноармеец все время отчаянно зевал, а старший сержант сердито рассказывал:
— Ребята в кино пошли, а меня начбой хватает. Стой, говорит, Федорчук, дело, говорит, до тебя. Что, думаю, за дело? А дело вон какое: разряди, говорит, Федорчук, все диски, выбей, говорит, из лент все патроны, перетри, говорит, их начисто, наложи смазку и снова набей. Во! Тут на целую роту три дня без перекура занятий. А я — один: две руки, одна башка. Помощь, говорю, мне. И дают мне в помощь вот этого петуха, Васю Волкова, первогодка стриженого. А что он умеет? Он спать умеет, пальцы себе киянкой отшибать умеет, а больше ничего он пока не умеет. Верно говорю, Волков?
В ответ боец Вася Волков со вкусом зевнул, почмокал толстыми губами и неожиданно улыбнулся:
— Спать охота.
— Спать! — с неудовольствием сказал Федорчук. — Спать у маменьки будешь. А у меня ты, Васятка, будешь патроны из пулеметных лент выколачивать аж до подъема. Понял? Вот чайку сейчас попьем и обратно заступим в наряд. Христина Яновна, ты нам сегодня заварочки не пожалей.
— Деготь налью, — сказала тетя Христя, высыпая в кипящий чайник целый кубик заварки. — Сейчас настоится, и перекусим. Куда это вы, товарищ лейтенант?
— Спасибо, — сказал Коля. — Мне в полк надо, к дежурному.
— Успеется, — сказала Анна Петровна. — Служба от вас не убежит.
— Нет, нет. — Коля упрямо помотал головой. — Я и так опоздал: В субботу должен был прибыть, а сейчас уже воскресенье.
— Сейчас и не суббота и не воскресенье, а тихая ночь, — сказал Степан Матвеевич. — А ночью и дежурным подремать положено.
— Садитесь лучше к столу, товарищ лейтенант, — улыбнулась Анна Петровна. — Чайку попьем, познакомимся. Откуда будете-то?
— Из Москвы. — Коля немного помялся и сел к столу.
— Из Москвы, — с уважением протянул Федорчук. — Ну, как там?
— Что?
— Ну, вообще.
— Хорошеет, — серьезно сказал Коля.
— А как с промтоварами? — поинтересовалась Анна Петровна. — Здесь с промтоварами очень просто. Вы это учтите, товарищ лейтенант.
— А ему-то зачем промтовары? — улыбнулась Мирра, садясь за стол. — Ему наши промтовары ни к чему.
— Ну, как сказать, — покачал головой Степан Матвеевич. — Костюм бостоновый справить — большое дело. Серьезное дело.
— Гражданского не люблю, — сказал Коля. — И потом, меня государство обеспечивает полностью.
— Обеспечивает, — неизвестно почему вздохнула тетя Христя. — Ремнями оно вас обеспечивает: все в сбруе ходите.
Сонный красноармеец Вася перебрался от печурки к столу. Сел напротив, глядел в упор, часто моргая. Коля все время встречал его взгляд и, хмурясь, отводил глаза. А молоденький боец ничего не стеснялся и разглядывал лейтенанта серьезно и досконально, как ребенок.
Неторопливый рассвет нехотя вползал в подземелье сквозь узкие отдушины. Накапливаясь под сводчатым потолком, медленно раздвигал тьму, но она не рассеивалась, а тяжело оседала в углах. Желтые лампочки совсем затерялись в белесом полумраке. Старшина выключил их, но темнота была еще густой и недоброй, и женщины запротестовали:
— Темно!
— Экономить надо энергию, — проворчал Степан Матвеевич, вновь зажигая свет.
— Сегодня свет в городе погас, — сказал Коля. — Наверно, авария.
— Возможное дело, — лениво согласился старшина. — У нас своя подстанция.
— А я люблю, когда темно, — призналась Мирра. — Когда темно — не страшно.
— Наоборот! — сказал Коля, но тут же спохватился. — То есть, конечно, я не о страхе. Это всякие мистические представления насчет темноты.
Вася Волков снова очень громко и очень сладко зевнул, а Федорчук сказал с той же недовольной гримасой:
— Темнота — ворам удобство. Воровать да грабить — для того и ночь.
— И еще кой для чего, — улыбнулась Анна Петровна.
— Ха! — Федорчук зажал смешок, покосился на Мирру. — Точно, Анна Петровна. И это, стало быть, воруем, так понимать надо?
— Не воруем, — солидно сказал старшина. — Прячем.
— Доброе дело не прячут, — непримиримо проворчал Федорчук.
— От сглазу, — веско сказала тетя Христя, заглядывая в чайник. — От сглазу и доброе дело подальше прячут. И правильно делают. Готов наш чаек, берите сахар.
Анна Петровна раздала по куску колючего синеватого сахара, который Коля положил в кружку, а остальные стали дробить на более мелкие части. Степан Матвеевич принес чайник, разлил кипяток.
— Берите хлебушко, — сказала тетя Христя. — Выпечка сегодня удалась, не переквасили.
— Чур, мне горбушку! — быстро сказала Мирра. Завладев горбушкой, она победоносно посмотрела на Колю. Но Коля был выше этих детских забав и поэтому лишь покровительственно улыбнулся. Анна Петровна покосилась на них и тоже улыбнулась, но как бы про себя, и Коле это не понравилось.
