— Там поместится целый дом.
Машита тоже вышел и следил за Галвой, стараясь отгадать его замысел.
— Может быть…
— Пойдемте толкнем! — не дал ему договорить Галва и снял автомобиль с ручного тормоза.
Они уперлись в багажник — машина быстро поехала по спуску, перевалилась через край обрыва и врезалась в воду. Оба наблюдали, как она погружалась в реку. Через несколько мгновений машина исчезла под водой, и только воздушные пузырьки нарушали гладкую поверхность реки.
— Я, наверное, никогда не пойму, для чего вы это сделали, — закрутил головой Машита.
— Вам и не надо понимать, потому что это никогда в жизни вам не пригодится, — сказал Галва и через минуту добавил: — И мне, вероятно, тоже.
— Но что-то объяснить вы мне все-таки можете?
Галва кивнул и закурил сигарету:
— Могу, дружище. Этот полицейский через некоторое время вернется с каким-нибудь шофером и что он увидит?
— Что машины нет.
— И какой вывод сделает из этого полиция?
— Скажут, что машину кто-то угнал.
— Не кто-то… — поправил его Галва. — Сначала они поговорят с тем полицейским, который приезжал на мотоцикле, и, когда узнают, что он как следует не осмотрел место вокруг машины, а сразу уехал, его здорово отругают. Потом они скажут, что мы вторично угнали эту машину, и бросятся нас догонять.
Машита терпеливо выслушал рассказ, но по его лицу едва ли можно было определить, что он все понял.
— Кто пытается скрыться на машине, — неторопливо объяснял Галва, — того полиция разыскивает на дорогах. А мы пойдем пешком и будем стараться избегать дорог. Поэтому я и старался, чтобы машину не нашли, понимаете?
— Теперь ясно, — кивнул Машита, — просто, пока не найдут машину, нас будут искать совсем в другом месте.
— Именно так, — согласился Галва. — Можно двигаться… Машита точно не знал, куда двигаться, но уже не задавал вопросов, а послушно следовал за своим спутником.
Только когда над Мюнхеном засверкали первые лучи восходящего солнца, полковник Говард решил закончить ночное бдение и пойти спать. Он уже ни во что не верил — ни в многоопытного комиссара Вольмана, ни в Кларка и Робертса.
Он был уверен, что операция «Утренняя звезда» закончилась. Это была неудачная операция, все-таки чутье разведчика не обмануло его. Он должен был возражать генералу, должен был… Внезапно у него появилось подозрение. Ну конечно, это так! Генерал никогда особенно не занимался деятельностью секретной службы, Всю свою энергию он направлял на интриги против своих политических противников и на всевозможные политические спекуляции. Почему же он придал такое значение этой операции? Почему он так энергично настаивал, чтобы операцией руководил именно Говард?
Не было тайной, что положение Говарда в американской секретной службе было чрезвычайно устойчивым. Видные генералы менялись, а он оставался. И не только оставался, но всегда считался практически первым человеком независимо от того, кто стоял во главе этой службы. Естественно, что многим это не нравилось. Однако хорошие знакомства и высокие профессиональные качества — все это способствовало тому, что в конце концов с этим смирились. И только нынешний генерал — и Говард знал это очень хорошо — никак не мог перешагнуть через это.
Только сейчас Говард понял, насколько он недооценивал своего генерала, считая его тупицей. Вероятно, в операции «Утренняя звезда» речь шла не только о чехословацком инженере, но и о полковнике Говарде. Генерал ничего не терял… Если бы операция удалась, он бы прославился как способный комбинатор и его авторитет среди работников секретной службы, несомненно, вырос. Потому что он эту операцию придумал! А если бы дело провалилось, то из этого можно было бы раздуть такой скандал, что кем-то при этом пришлось бы пожертвовать. И кто же станет этой жертвой, как не полковник Говард, который руководил отлично задуманной операцией и только из-за своей неспособности провалил ее?
«Когда-то вы нам подходили, полковник, но, поймите, старость никто не остановит… и теперь ваш уход необходим в интересах Америки…»
— Как все это могло случиться? — вздохнул Штрайтцер, которому после сообщения из Стамбула стало ясно, что пришел конец не только его карьере, но и всей фирме ТАНАСС.
— Мы всегда почему-то считали, — произнес Говард, не отвечая прямо на вопрос Штрайтцера, — что патент на идеи находится только у нас, однако на самом деле все немного иначе.
Сейчас ему уже все было безразлично… Штрайтцер, Галва, Райн… Он решил немедленно вернуться в Нью-Йорк, чтобы бороться за единственное на свете, что его теперь интересовало, — за самого себя…
— Браудер здесь все закончит, — сказал он в дверях.
— Да, сэр… — кивнул Штрайтцер и посмотрел на большое окно, через которое проникали первые лучи солнца.
— Поедете со мной на аэродром? — спросил его Говард.
Штрайтцер ответил не сразу:
— Да, мистер Говард… Это, наверное, будет в последний раз…
— Я тоже так думаю, Вольфганг, — согласился американец.
Но каждый при этом думал о своем…
— Ну, милая фрейлейн, — сказал таксист, — вам пора на аэродром.
В окна небольшой подвальной квартиры солнце никогда не заглядывало. Но на улице уже было светло.
— Мне у вас было очень хорошо, фрау, — улыбнулась Райн седоволосой женщине. — Большое вам спасибо!
— Не стоит благодарности, — махнула рукой жена таксиста. — Благодарю вас за беседу… Это для нас, как бы это сказать…
— Аннемари хочет сказать, — выручил ее муж, — что встретить хорошего человека — всегда радость. Пойдемте, фрейлейн, я отвезу вас.
— Не стоит беспокоиться, — сопротивлялась Райн.
Таксист пригладил усы и закачал головой:
— Ну что вы, фрейлейн, сегодня вы будете моим первым пассажиром!
Когда они сели в машину, Райн взглянула на таксиста и сказала:
— Я пока не поеду на аэродром.
Тот без малейшего удивления, спокойно спросил:
— Тогда куда, фрейлейн?
Райн назвала ему одну из главных улиц Мюнхена. Таксист кивнул и завел машину. Недалеко от большого универмага Райн попросила остановиться.
— Вот и все, — сказала она с улыбкой. — Сколько я вам должна?
Водитель посмотрел на таксометр и назвал сумму. Райн заплатила. Таксист отдал ей сдачу с точностью до пфеннига и открыл дверцу.
— Это действительно все, чем я мог бы вам помочь? — спросил он, прежде чем Райн вышла из машины.
— Действительно все, — сказала Райн.
— Ну что же, вам виднее, — пожал он плечами. — До свидания, фрейлейн! Возможно, когда-нибудь встретимся.
— Может, в Париже?
— Может, в Париже, — согласился таксист и не спеша уехал.
Райн проводила взглядом старое такси, пока оно не исчезло за поворотом в одной из улиц. Потом перешла через дорогу, миновала несколько соседних улиц и остановилась перед небольшим магазином, хозяин которого как раз открывал решетку у двери. Еще раз незаметно осмотревшись вокруг, она вежливо поздоровалась:
— Здравствуйте, герр Кронне!
Мужчина изучающе посмотрел на нее:
— Здравствуйте, фрейлейн!
— Я принесла вам свадебные фотографии от Гельмута.
Хозяин кивнул и открыл дверь в магазин.
— Они черно-белые? — спросил он.
— Конечно, цветные, герр Кронне, — улыбнулась Райн.
Ответив ей такой же улыбкой, хозяин провел ее через магазин в небольшую жилую комнату. Там были телефон, холодильник, электроплитка и удобный диван.
— Я немного побуду у вас, — сказала Райн, усаживаясь на диван.
— Я уж и не верил, что кто-нибудь придет, — кивнул хозяин. — Что вам предложить?
— Ничего не надо, спасибо… Надо только отправить телеграмму.
Хозяин показал на телефон.
— По телефону нельзя, герр Кронне… Вам придется послать ее самому.
— Хорошо, — согласился он. — Давайте адрес и текст.
Райн продиктовала ему адрес и короткий текст.
— Повторите, пожалуйста, герр Кронне.
Хозяин магазина внимательно прочитал текст и вопросительно посмотрел на нее. Райн кивнула:
— Все правильно.
— Продукты в холодильнике, — сказал он и вышел.
Оглядев улицу перед магазином и заперев за собой решетку, он спокойно направился к угловому дому, где находилась почта.
К вечеру Галва с Машитой дошли до небольшой деревушки, расположенной на побережье. У берега стояло несколько катеров и множество лодок, вытащенных до половины на песок.
— Ну вот, наконец-то, — сказал Галва, рассматривая нагромождение различных домишек и сарайчиков, среди которых стояли смуглые турки и бегали такие же смуглые дети. Все смотрели на пришельцев с нескрываемым интересом.
