Девушка погибла мгновенно — десантники действовали автоматически, даже не задумываясь, в кого стреляют. Сработали рефлексы, не раз выручавшие в боевой обстановке. В точности так, как учил Александра дед-фронтовик: «Сначала стреляй, потом думай, иначе — ты покойник!»
Капитан стремглав бросился к старшему лейтенанту, глухо стонавшему на земле.
— Фельдшера сюда! — заорал он, склоняясь над раненым и пытаясь понять, куда угодила пуля.
Это оказалось непросто, и только когда подоспел Стаканчик, выяснилось такое, от чего оба на мгновение утратили дар речи. Данилу-Мастера ранили… здоровенным гвоздем-«двухсоткой»! Очевидно, пуль под рукой не оказалось, и обезумевшая девушка зарядила мушкет гвоздем. Пробив шинель и портупею, гвоздь глубоко вошел в спину замполита роты, ржавая шляпка отчетливо выделялась на новенькой коже портупейного ремешка.
Хуже было другое — острие гвоздя, очевидно, пробило правое легкое. Раненый хрипел, брызгая кровью, и Хантеру с фельдшером пришлось перевернуть его лицом вниз, чтобы не захлебнулся. Стаканчик шустро ввел промедол, и раненому полегчало, он по-прежнему оставался в сознании.
— Виталий! — увещевал Данилова Хантер. — Надо потерпеть еще чуток, вертолеты уже в воздухе… — Это была чистая правда, хотя летели они не за «трехсотым», а за содержимым пластиковых мешков. — Переправим в госпиталь, а там моя Афродита тебя живо на ноги поставит! Больно? — спросил он, чтобы тот не молчал.
Капитан знал: если раненый молчит — значит болевой шок набирает силу и он может в любую минуту погибнуть.
— Бо-оо-ль-на-а-а!!! — прохрипел Данила-Мастер, сплевывая кровью. — Вы-тта-щщ-итте-е эту з-зар-разу! — жалобно попросил он.
— Нельзя, Виталий, — развел руками замкомбата. — Помнишь, как у индейцев, — нельзя стрелу извлекать из раны, вынул — и ты готов! Потерпи до госпиталя! — успокаивал он старлея, следя взглядом за тем, как три МИ-8 в сопровождении «крокодилов» заходят на посадку. Боец-маяк с НСП[157]в руке, предусмотрительно выставленный Дыней, уже указывал вертолетчикам место посадки и направление приземного ветра.
Однако с эвакуацией вышли сложности — командир кабульского экипажа наотрез отказывался брать «трехсотого» на борт, поскольку имел приказ — загрузившись пластиковыми мешками с «образцами», лететь прямо в Кабул, минуя Джелалабад. Проблему по-своему разрешил Дыня, попросту уперев ствол «стечкина» в башку пилота. Пока ствол находился в непосредственной близости от виска вертолетчика, старшего лейтенанта закинули в «вертушку», а рядом с ним разместился на запечатанных полиэтиленовых мешках военфельдшер Стаканчик, которому Шекор-туран велел сопровождать раненого до самой операционной. Матерясь на чем свет стоит, вертолетчики в конце концов согласились отклониться от маршрута, и вскоре шум винтов затих вдали…
— Ну что, Хантер, — спросил Дыня, — остались мы без медицинского обеспечения?
— Я и сам специалист по оказанию первой и последней медицинской помощи, — угрюмо пошутил Шекор-туран. — Поехали отсюда, пора!
По возвращении в позиционный район армейской артиллерийской группы, Пацуков, командир реактивного дивизиона, ядовито посмеиваясь, поинтересовался:
— Ну что, Петренко, расслабились твои десантнички молдавские? Никто понятия не имеет, что делать с тем, что у вас под Сапамхейлем на дорогу вывалилось. Пришлось аж из самого Чарикара саперов вызывать, чтобы эту ракету подорвать. Да и в Захирхейле твои опять опарафинились — только подумать: девчонка старлея гвоздем проткнула! Что за дела, капитан? Выходит на поверку, что твоя хваленая десантура хуже, чем «махра»?
От майора разило свежим перегаром, и Александра внезапно охватила ярость.
— Не тебе судить, майор! — Неуловимым движением он схватил наглеца за ухо и рванул с поворотом, да так, что тот взвыл от боли. — Делай свое дело, лакай спирт с перепугу и не суйся туда, куда пес со своим хреном не совался! — Оскалившись, капитан с силой оттолкнул от себя реактивщика.
— Я на тебя рапорт подам! — заныл тот, хватаясь за распухающее на глазах ухо. — Ты у меня попляшешь…
— До рапорта, майор, еще дожить надо, — пригрозил Хантер, внезапно успокаиваясь. — Нам с тобой здесь еще двое суток бок о бок сайгачить…
Под вечер Александр вместе с Дыней на двух БТР выдвинулись к повороту на Сапамхейль.
Быстро темнело, а ночь в этих местах ассоциировалась только с двумя вещами: боем в условиях ограниченной видимости и массовым кровопролитием. Поэтому все чувства Шекор-турана пребывали в крайнем напряжении. Одинокий БТР с «союзными балбесами» стоял возле «Мальвины», лежавшей на грунте в двух метрах от дороги в сломанной бомботаре. В трехстах метрах, в развалинах каких-то мазанок, разместился пост Царандоя — два БТР-40 и грузовик ЗИЛ-157. Афганские милиционеры издали приветствовали прибывших шурави, размахивая руками, — мол, заходите на чай.
Стингер выстроил всех — и своих, и «каскадеров», — перед броней. Капитан Петренко пожал руку каждому и с ходу завелся.
— Вот это, — он указал на горку невдалеке, — высота Паук. Если верить карте, половина ее находится в Пакистане, вторая — афганская. Мы с вашим ротным эту местность хорошо знаем. Здешние «духи» — отменные вояки, к тому же за считанные секунды могут исчезнуть на сопредельной территории. Тут воюют даже женщины и дети: сегодня, например, старшего лейтенанта Данилова тяжело ранила в спину тринадцатилетняя девчонка, причем из фитильного карамультука семнадцатого века! Поэтому предупреждаю — бдительность и еще раз бдительность! Никому не спать! Вырыть индивидуальные окопы, обложить БТР камнями, держать готовым к бою весь наличный арсенал. Мы с ротным останемся здесь еще около часа, затем уедем к артиллеристам. Рота готова выдвинуться сюда при первой необходимости. Вопросы есть?
— Есть, — подал голос Стингер. — Как с ужином?
— Есть запрещаю! — отрезал Хантер, чей «внутренний вещун» сигналил во всю мощь. — С голоду не помрете, потерпите до утра!
— Сюда приближается какая-то «тойота», — сообщил Дыня, поднимая бинокль. — Сдается, там твой «крестник», Хантер!
В кабине «тойоты» сидели старые знакомые — Наваль и Зайд, не считая водителя. В кузове — несколько человек охраны (кажется, этих «бармалеев» я уже видел, обменивая Наваля, припомнил Хантер). Остановившись метрах в тридцати от БТР, машина сразу же развернулась, а охрана Наваля залегла, страхуясь от внезапного нападения. «Союзные балбесы» ответили тем же, но нарочито шумно и поспешно. Капитан спокойно ждал. Когда Наваль приблизился, оба отошли в сторону, чтобы разговор никто не смог подслушать. Обменялись приветствиями, немного поговорили о погоде, делах. О женах на сей раз речь не заходила.
— Хочешь? — спросил Наваль, раскуривая самокрутку с чарсом.
— Оставь дернуть, — махнул рукою Хантер, чьи нервы практически обнажились. — Хуже не станет!
— Я привезти тибе двадцат тисяч рубль-шурави, вот они, — продемонстрировал «крестник» пакет, перетянутый изоляционной лентой. — Ракета я вижю. Я сегодня смотрель, как она уничтожать Захирхейль, — грустно сообщил он. — Хвала Аллаху, чьто не упаль на нашь кишлаки!
— Я тоже сегодня кое-что видел, — огрызнулся Хантер, перед чьими глазами до сих пор маячили гвоздь в спине замполита роты и кроссовка, набитая костями. — Давай не будем беспокоить наших с тобою богов. Ракета — вон она. Охрана — та, о которой я тебе говорил. Я здесь. Чего тебе еще? Давай задаток! — решительно потянулся он за свертком. — Что будем делать дальше?
— Успакойса, Шекор! — «Крестник» протянул ему наполовину выкуренный «косяк». — Пыхни. Нада думай вместа!
Александр, помня универсальную Тайфунову установку «не спеши, не спеши, не спеши», взял «козью ногу» и глубоко затянулся. Результат не заставил себя ждать — в голове прояснилось, нервное возбуждение отступило на второй план.
— Сапсем другой дела! — Наваль тоже повеселел. — А то, как на базарь, — все бигом, давай-давай! Втарая палавина сума ти полючать сигодня ноччю, — деловито сообщил он. — Гди-та пад утра ми устраиват линивий нападение на ваш десант. — Он с ухмылкой взглянул, как неумело Якут обращается с немилой его сердцу старенькой снайперкой СВТ. — Он, по твоя каманда, убежать в свой Адеса, а ми дум-дум полтона тратил и три бочка саляра… Патом ти приехать к нам, и ми аддадим астальной пайса…
— Потом я приеду к вам, и твой отец сэкономит полмиллиона, которые обещал прошлой весной за мою голову, — зашелся Хантер нервным смехом. — Как говорят в той же Одессе, перестань сказать! Нет, Наваль, сделаем иначе: я приеду сюда, и вы с отцом — тоже, — твердо произнес он. — Без Найгуля я ракету не отдам. Я должен его увидеть и убедиться, что имею дело именно с ним. Больше того: я хочу посмотреть ему прямо в глаза. Пусть даст мне слово пактуна[158], что больше не имеет к Шекор-турану никаких претензий!
