Срываясь с колеи пьяным зигзагом, ЗИС пробивался через припорошенную и подмороженную топь, навстречу танковой колонне, то и дело норовя влепиться в борт или гусеничное крыло новейших БТ-7 с чуть приплюснутой спереди башенкой, жутковато похожей на человеческий череп из-за кормовой выпуклости в «затылочной части»…
Танки мёртво-неподвижны, короткие дула «сорокапяток» смотрят у кого куда, словно в растерянности, выискивая невидимых врагов.
Колонна ни была расстреляна вражеской артиллерией, ни выдохлась без бензина — Сергей Хачариди уже слил пару канистр про запас ещё с головного БТ с поручнем командирской антенны на башне. Колонна была брошена…
Сергей ещё хорошо помнил тот день, меньше недели назад. Слишком хорошо. До злой нервной дрожи…
Сначала невидимый снайпер снял сидевшего рядом с ним лейтенанта интендантской службы. Лёха, неутомимый рязанский балагур, с которым рядовой Хачариди сошёлся, несмотря на субординацию, на самую короткую ногу… — не один пузырёк раздавили на пару для сугреву, пользуясь относительной «обозной» удалённостью от начальства, а для настоящих мужчин, как известно, каждая совместно распитая бутылка — знаменатель названного братства…
Лёха вдруг дёрнул вихрастой рыжей головой и подавился житейским анекдотом о ненасытности чухонской вдовушки в Куоссакке. Кровавый крап мгновенно покрыл правую щеку Сергея и руки на баранке руля…
Мост через неширокую, но быструю и незамерзающую протоку, непреодолимую для танков, название которой и произнести никто не брался, сапёры тщательно обследовали. Мост не был заминирован.
Это должно было бы насторожить, поскольку дивизия шла в «предполье» линии Маннергейма, напичканном засеками, рвами, проволочными заграждениями, надолбами и конечно же минными полями.
Но уже не настораживало…
То ли не успели это сделать белофинны — как принято было называть их, — в спешке отступления, то ли уверены были, что вот-вот прибудет обещанный франко-британский экспедиционный корпус и дорога самим понадобится для контрнаступления… — но заминирована она не была.
(А 150-тысячный англо-французский экспедиционный корпус и в самом деле готовился прибыть на фронт против «большевиков и комиссаров» к концу февраля — началу марта 1940 г., и прибытие его сорвало только заключение мира.)
Не был заминирован и предыдущий мост, который колонна уже прошла, втянувшись в своеобразное ущелье огромных и заснеженных корабельных сосен, и диких скал древней ледниковой морены. И конечно же бесконечных минных полей.
Проверка этого факта оказалась довольно жестокой — тут красноармейцы впервые столкнулись с такой пренеприятной новинкой, как противопехотные мины — отскочишь за дерево по малой нужде на обочину — хлопок! И разулся вместе со ступней в ботинке, только кровавая обмотка на обрубке…
Так что с дороги, как под конвоем, — шаг вправо, шаг влево тут же карался противником, вернее даже, призраком противника, уничтоженного или давно ушедшего.
Но призраки вдруг ожили…
…Головной танк с рокотом вкатился на второй и последний арочный пролёт моста, из-под гусеничных траков полетели клочья прессованного снега, выхлоп через жалюзи моторного отсека и тот зачастил веселее — разъезженная лесная грунтовка наконец сменилась старинной жилой мостовой. На ней Т-26 и быстроходные БТ, отнюдь не рассчитанные на российское бездорожье, чувствовали себя куда увереннее. Грозно ворочая по сторонам клёпаной башенкой с коротким дулом пушки и спаренного с ней пулемёта, танки прокатили по мосту — один, второй…
И вдруг дорога с грохотом просела, кирпичный лом с клубами пыли брызнул в тёмные струи протоки, зашлёпал по воде. В следующую секунду третий танк авангарда просто исчез из виду. На его месте образовалась дымящаяся чёрная дыра.
Командирский БТ, шедший следом, отчаянно заскрежетал, тормозя гусеницами. Его повело на обочину; одновременно скользнул в сторону горизонтальный люк на башне.
— Вы же говорили: мин нет! — ещё через пару секунд тряс за душу командир танкового батальона сапёра, сорванного с собственной брони.
— Не было! — мотал головой сапёр так, что широкополая, с козырьком, каска образца З6-го года съехала на мокрый нос.
— Товарищ комбат! — танкиста, рванув за плечи куцей кожаной куртки, оттянул командир сапёрного батальона и яростно зашипел ему в самое лицо: — Лучше отводите танки! Сейчас начнётся! Я уже видел такое…
Комбат инженерно-сапёрного был из числа тех, кто участвовал в ноябрьском наступлении, и он действительно «уже видел такое» и не такое уже видел. Поэтому молодому командиру танкового дивизиона, недавно приданного дивизии, осталось только махнуть рукой и вскарабкаться назад, на броню.
— Слышь, комбат… — позвал сапёр вдогонку ему, пересиливая холостой треск двигателя.
Тот, опустив уже ноги в тесный створ люка, обернулся.
— Чего ещё?! — крикнул недовольно.
— Ребята мои не виноваты. Мины в опорах замурованы были. Еще в 24-м или вообще при постройке моста… — комбат сапёрного натянул вязаные перчатки. — При царе Горохе. Тут такое сплошь и рядом. Линия…
Он не договорил. Холодное, снежно-белое небо вдруг прорезал пронзительный, с подвыванием, свист.
— Ложись! — заорал сапёр. — Мины!
Снег взметнулся перед самым танком, чёрные комья забарабанили по броне. Следующая вспышка отразилась в стекленеющих глазах молодого танкиста, запрокинувшегося на краю люка, на спину…
Покатый нос ЗИСа наконец-таки отвернул от встречи с задком открытого бронеавтомобиля с просевшим от снега брезентом на кузове. И только грузовик выглянул в промежуток между брошенными машинами; только краем глаза отметил Сергей бронзовый частокол сосен открывшегося слева леса… — как ЗИС будто подскочил на выбоине и его таки бросило на проклёпанную плоскую морду броневика с горизонтальным жалюзи радиатора.
Сергей тотчас повалился набок. Буквально за мгновение до того, как стеклянное крошево сыпануло ему на наушник утеплённой будёновки.
В верхнем углу лобового стекла зияла рваная дыра с радиальной паутиной трещин.
— Суки, забодали… — флегматично пробормотал Сергей Хачариди.
Редко какой автомобиль Красной армии был укомплектован более чем одной запаской. За те сутки, что Сергей пробирался на дорогу № 2, дивизия шла на Суомуссалми одновременно по трём лесным дорогам, разделившись на три колонны… За это время колёса он менял уже трижды. Затруднений с этим не возникало, поскольку, в сущности, весь автопарк Красной армии, за исключением, конечно, штабных легковушек, состоял из ЗИСов и ГАЗов. Но откручивать и монтировать колёса на морозе в 20–25 градусов… Даже думать об этом — сердце леденело.
— Чтоб вас… — Сергей толкнул каблуками сапог фанерную дверцу, оббитую жестью и, словно в снежный омут, кувыркнулся наружу, под борт бронеавтомобиля.
Мгновением позже пуля прошила крышу его ЗИСа и вспорола дерматиновое сиденье водителя. Стреляли сверху, — «кукушка» работала — так называли финских снайперов, прятавшихся в разлапистых кронах сосен.
Вдоль борта бронеавтомобиля Сергей, пригнувшись, добрался до кузова своей машины и, убедившись, что со стороны леса он прикрыт тентом другого грузовика, вскочил на подножку, нырнул за брезентовый полог и больно ударился плечом об угол деревянного ящика.
Нащупал в сумраке пружинные замки с другой стороны ящика, щелкнул ими поочерёдно и оттянул на себя крышку с белой аббревиатурой РПД по зелёному полю.
Содержимое соответствовало. Парафинированная бумага клочьями полетела с маслянистой стали «Дегтярева».
В ящике с индексом «БП 7.62» были «блины» магазинов, упакованные стопками…
… Мины летели вдогонку бросившимся во все стороны красноармейцам. Дорога была явно пристреляна. Вот клуб белого дыма разворотил кабину грузовика, прежде чем из неё успел выпрыгнуть водитель и его швырнуло на капот через лобовое стекло уже обезображенным, точно кусок рубленой говядины, замотанный в кровавую ветошь.
Полетели, чертя во все стороны копотные траектории, лохмотья брезента и шинельного сукна, подсумки, будёновки и противогазы; воткнулся под ноги трехгранный штык.
Наконец-то сквозь какофонию воплей и стонов, надрывный вой мин и грохот разрывов стала слышна и ответная стрельба трехлинеек, и зачастил, сыпля на лобовую броню латунные гильзы, танковый зенитный. В лесу, справа и слева от колонны, на корку голубоватого наста посыпались хвоя и медные чешуи сосновой коры, обрушились с еловых лап снежные шапки, оседая искристым туманом, заклубился иней…