— Бог ты мой! Что за банда блатных и нищих! Неужели нельзя аккуратнее относиться к обмундированию!
Его искренний порыв вызвал сочувственный смех у сопровождавших группу офицеров. Довольный их реакцией подполковник еще раз окинул взглядом истерзанных парней и тоже улыбнулся:
— Сколько же времени вы там шлялись, охломоны?
— Не помню, — с улыбкой ответил капитан.
— Спасли хоть кого-нибудь, спасатели? — поняв неуместность первого вопроса, язвительно поинтересовался подполковник.
— Нас вполне устраивает то, что мы себя спасли, — ответил Кондратюк.
— А заодно и вас, товарищ подполковник, спасли от разорения, — поддержал командира Марьясин, мощная фигура которого сейчас выглядела несколько усохшей. — Километрах в восьми отсюда на трассе отбили вашу колонну из девяти грузовиков с армейским имуществом, как нам объяснили, и двух бронетранспортеров сопровождения. Между прочим, из двух подбитых духами опрокинувшихся машин посыпались ковры, аппаратура и прочая дребедень явно не военного назначения. Жаль только, что все это сгорело, — посочувствовал он. — Но другие машины целы. Так что свою новую амуницию мы окупили вне сомнения.
— Что ты мелешь, что мелешь! — повысил голос подполковник. — Какое твое дело, кто, куда и что везет? Везут, значит, так положено!
— Важно только кем и что положено, — усмехнулся Михаил.
— Молчать! — прикрикнул заместитель по тылу. Командование полка отправило в дивизию очередной караван с «трофеями», которые за прошедший квартал сумел награбить полк во время боевых операций. Из девяти теперь осталось семь машин. Стало быть, из дивизии в штаб армии пойдут уже только четыре машины, в лучшем случае пять, подумал подполковник. Потому что дивизионщики тоже охулки на руку не положат. Конечно, и они, полковое начальство, себя не обидели. Да и не отдавать же все вышестоящим рвачам. Это было бы несправедливо. И хотя он, подполковник, получал здесь больше иного союзного замминистра, но у него на родине дети и внуки. Кстати сказать, о таких хозяйственных операциях знает вся армия. Так какого черта этот задрипанный мордоворот лезет со своими наглыми заявлениями!
Но запугивать Марьясина было делом безнадежным. При необходимости его добродушная физиономия могла стать жесткой, а взгляд — острым и давящим. Он и не подумал молчать:
— Новая форма, товарищ подполковник, сами видите, нужна немедленно, — скорее распорядился, чем попросил Марьясин.
В подполковнике стала разгораться злость, но он не решился всерьез поставить на место этого громадного бандита неизвестно в каком звании. Наверное, в немалом, раз позволяет себе так разговаривать со старшим офицером. Поди знай, не станет ли на этой кругом неправильной войне, в сплошь пронизанной коррупцией армии сегодняшний подчиненный завтра отдавать тебе приказы. А этих молодчиков вообще сам черт не разберет. Подчиняются только особому отделу, и то даже не в оперативном, как он слышал, а бог знает в каком отношении. Приказывать им не мог даже сам командир полка. А когда хотел привлечь их к войсковой операции, просил разрешения свыше и почти всегда получал отказ. А потом матерился и жаловался на ущемление своего полковничьего достоинства. Однако, отступая, надо было как-то сохранить лицо.
— Не слишком ли много на себя берете, не вижу, кто вы там по званию? — резко спросил он.
— Старший лейтенант, — представился Марьясин.
«Врет, наверное», — додумал подполковник и сбавил тон.
— Вижу, что потрепало вас изрядно, но это еще не повод хамить страшим по званию. А форма будет. Заявку уже подали. Да, а больше там ничего не сгорело?
— Сгорело, — отозвался Михаил. — Жизни десяти солдат сгорели.
— Пошли, — отвернувшись от подполковника, махнул капитан. Уже на подходе к базе они действительно мимоходом отбили колонну. По вершине горы выведя группу на шум боя, командир увидел на серпантине две горящие и другие стоявшие под огнем душманов машины. Водители и экипажи БТРов сопровождения палили из всех стволов вверх, не по цели, а по направлению, откуда моджахеды вели огонь из автоматов, пулеметов и ротного миномета.
— Савченко, Омелин, Голицин, разберитесь, — приказал капитан, — и догоняйте нас.
— Есть, — ответили прапорщики и скользнули вниз, привычно сливаясь с камнями.
В составе группы не было никого званием ниже прапорщика, имелись два старших прапорщика, лейтенант, старший лейтенант и капитан. Все воевали по контракту. Кроме офицеров и старших прапорщиков, все прошли жесткую шестимесячную выучку в школе ГРУ и затем ежедневно совершенствовали ее, служа в бригадах особого назначения. Офицеры и старшие прапорщики учились четырнадцать месяцев по более обширной и более жесткой программе.
Группа не задерживаясь пошла дальше. Вскоре сзади послышались короткие, в два-три патрона, автоматные очереди. Все было кончено в полминуты. Десять душманов остались лежать в тех же позах, но уже не стреляли. Передав поднявшимся снизу десантникам из охраны колонны трофеи, Савченко презрительно сплюнул, махнул товарищам, и они, не отвечая на вопросы, двинулись догонять своих. Похвалы от командира они не ждали, но и нагоняй получить не предполагали, однако после доклада получили его.
— Значит, решили показать свое искусство необученным армейцам ? — хмуро спросил командир. — Чтобы завтра вся часть, а послезавтра вся провинция узнала, какие тут появились мастера огневого боя? Что, не могли их гранатами забросать? Швырять гранаты, да еще сверху, каждый зачуханный мотострелок сумеет.
— Извини, командир, как-то не подумалось, — виновато оправдывались прапорщики.
— Мы пока еще и живы-то лишь потому, что нас учили думать, выговорил им капитан. — Видно, не доучили… Ладно, если поняли, тогда все. Если действительно хорошо поняли, о выговоре можете забыть.
— Есть забыть, — с облегчением ответили проштрафившиеся. Тянуться и козырять между ними было не принято. Командир остановил группу возле офицерский казармы.
— Ты, Миша, устраиваешь ребят, — распорядился он и обратился к Черных: — А ты, Юра, займись нашей экипировкой и баней. Я буду в отведенной нам комнате, о которой позаботился Жилин. Поторопись, а то нехорошо как-то мне идти к начальнику особого отдела в таком задрипанном виде, — он окинул себя взглядом. — Тем более что мужик он хороший, надо уважить почтением.
Спецподразделения ГРУ не подчинялись командованию сороковой армии и капитан не был обязан отчитываться в своих действиях перед подполковником Жилиным. Но, поскольку связь со своим прямым начальством он имел возможность поддерживать чаще всего через него, и через него же отправлял отчеты, то начальник особого отдела, по существу, был посвящен в дела группы, за исключением тех случаев, когда для получения приказа капитана вызывали непосредственно в штаб оперативной группы министерства обороны в Кабул. От Жилина зависело и благополучие подчиненных Кондратюка в перерывах между заданиями, которые иногда могли длиться неделями. Поэтому капитан вел себя с начальником особого отдела так, будто тот являлся его начальником. Конечно, Жилин понимал эту несложную игру в субординацию и про себя усмехался, но тем не менее отношение командира группы ему льстило.
Жилин был убежденным формалистом, к чему его обязывало само содержание службы. Но к Кондратюку неизменно проявлял снисхождение, тем более что это никак не сказывалось на его непосредственной работе.
— Видел, крепко вам досталось, — сказал Жилин, когда после бани к нему вошел Кондратюк в новом отглаженном обмундировании. — Сегодня отдыхай и выспись, наконец, как следует. Задание выполнил — это главное. Подробности подождут до завтра. Но все же пару запросов задам. Проведение операции задокументировано?
— Как положено. Только, Семен Иванович, мы ведь провели две операции.
— Так вот зачем тебя перед выходом в Кабул вызывали. То-то вместо двух недель вы почти месяц путешествовали. Второй вопрос: Почему за все время только дважды вертолеты вызывали? Нелегко ведь приходилось.
— Даже очень нелегко, — подтвердил капитан. — Мы большей частью почти по вершинам шли. Для вертолетов подходящих площадок не находилось. К тому же, по случаю водой разжились. Можно было терпеть.
— Понятно. — Подполковник открыл дверцы шкафа. — Свою водку, видно, уже завтра получите, сколько положено. А пока — на из запасов отдела по бутылке на двоих на всю братию, чтобы спалось крепче. Получишь, вернешь.
— Спасибо, — сказал Кондратюк и улыбнулся. — Боюсь, завтра нам выпивки не хватит. Что-то слишком уж много желающих поздравить нас с благополучным прибытием собирается.
— Шаромыжников среди нашего доблестного офицерства хватает, —проворчал подполковник. — Так и ищут, где бы заложить за воротник, особливо, ежели на дармовщину. Ладно, если не хватит, зайдешь, дам спирту. Докупать водку не спеши. Контрабандная бутылка сейчас двадцать чеков стоит. Шоферня в емкостях машин по семьсот-восемьсот бутылок за рейс завозит. Представляешь, какой навар имеют те, кто в Союзе их загружает? Ловят их, конечно, да и мы помогаем. Но это, как половодье, попробуй, останови. Везде сплошная пьянь.
