— Почему? — спросил Глыба.
— Потому что есть такие люди, — со злобой пояснил Синченко. — И когда они дорываются до власти, пусть даже до самой маленькой, они изведут кого угодно.
Больше Синченко не проронил ни слова. Глыба тоже молчал. Они сидели каждый в своем окопе и смотрели в сторону немцев, где, хотя никто не знал, надолго ли, пока воцарилась тишина.
Этим же утром старший лейтенант Полесьев был вызван в штаб батальона. Штаб располагался в селе, в одном из уцелевших домов. Полесьев уже был там вчера, когда рота только что прибыла к месту своей дислокации, но командира батальона не застал и все предшествующие распоряжения получил от начальника штаба, а сегодня уже сам комбат вызывал его, дабы познакомиться с новым ротным.
Полесьев подошел к крыльцу, однако часового, как это было в прошлый раз, там не оказалось, и старший лейтенант беспрепятственно вошел в сени. Здесь тоже не было никого, и Полесьев, постояв полминуты в сумрачных сенях, толкнул дверь в комнату и переступил через порог.
В горнице было светло. Посреди нее стоял длинный стол, за которым спиной ко входу сидели двое военных, один на лавке, протянувшейся вдоль стола, другой на табуретке, подперев щеку рукой, а второй рукой водя по расстеленной на столе карте. В дальнем углу хаты сидел перед рацией солдат в наушниках; при входе Полесьева он поднял на него глаза и застыл в таком положении. Сидевшие за столом обернулись в сторону вошедшего, и Полесьев тотчас узнал в одном из них старшего лейтенанта Полищука, начальника штаба батальона, с которым он вчера разговаривал. Полищук и другой офицер встали из-за стола и вышли навстречу Полесьеву. Тот приложил руку к фуражке и доложил:
— Командир третьей роты старший лейтенант Полесьев по вызову явился!
Офицер — Полесьев разглядел по одной шпале в каждой петлице — подошел к нему и представился:
— Капитан Тищенко. — И, уже протягивая Полесьеву руку, добавил: — Ваш командир батальона.
— Очень приятно, — сказал Полесьев, пожимая руку комбату.
— С моим начальником штаба вы уже знакомы. — Тищенко кивнул в сторону Полищука. — Так что прошу.
И жестом руки указал на стоящую около стола лавку, приглашая всех садиться. Полесьев с Полищуком сели за стол, а Тищенко, подойдя к столику радиста, спросил:
— Ну что, молчат, Глухов?
Тот удрученно кивнул головой в наушниках.
Тищенко провел рукой по волосам, потом сказал, обращаясь к солдату:
— Но вы все равно слушайте. Настройте рацию на прием и слушайте. Ждите, должны они ответить.
Глухов опять кивнул головой, на этот раз утвердительно, словно желая сказать: «Да, да, конечно», и, хотя рация и так стояла на прием нужной волны, принялся крутить настройку. Из эфира полетели какие-то хрипящие и шипящие звуки, и Тищенко, горестно вздохнув, подощел обратно к столу, устало опустившись на табуретку. Потом, не поднимая головы, сказал после некоторого молчания:
— Два дня назад в тыл к немцам ушла группа полковой разведки. Радиограмм ожидаем со вчерашнего утра. Пока вот сами видите…
Слова эти были адресованы Полесьеву, потому что Полищук знал все это, и, стало быть, Тищенко разъяснял обстановку новому ротному, посвящая его в суть дела. Полесьев понял это и молча кивнул головой. Тищенко посмотрел на него печально, потом проговорил:
— Боюсь, что они вообще не вернутся!
Полесьев увидел, как Глухов, сидевший за рацией, видимо, расслышав слова Тищенко, резко повернулся и, сверкая глазами, смотрел на комбата. Тищенко, перехватив этот взгляд, поспешил заверить солдата:
— Они придут, обязательно придут!
Потом, повернувшись к столу, сказал, слегка кивнув головой в сторону вновь склонившегося над рацией Глухова:
— У него брат в полковой разведке.
Снова все замолчали. Было лишь слышно мерное потрескивание в наушниках у Глухова, да со стороны переднего края несколько раз прозвучала пулеметная дробь. Наконец Полищук, поняв, что Тищенко так сейчас больше ничего и не скажет, решил завязать разговор сам.
— Значит, с нами теперь будете воевать, — сказал он, обращаясь к Полесьеву.
— Значит, с вами, — отвечал тот.
— Ну-ка, Василь Алексеич, дай-ка нам карту. — Полищук потянул за край карты, на которую локтями опирался Тищенко.
Тот приподнял руки, и Полищук, выдернув карту, расстелил ее на столе между собой и Полесьевым.
— Вы занимаете вот тут оборону? — Он провел пальцем по извилистой линии, которую в нескольких местах пересекали красные карандашные черточки.
Полесьев кивнул.
— Значит, высота эта в вашем секторе? — Полищук указал на обведенный синим кружочек, примыкавший к реке.
— В нашем, — ответил Полесьев.
— Ну и как, уже начали немцы вас допекать? — поинтересовался Полищук.
— Там позиции четвертого взвода, — разъяснил Полесьев. — И уже командира убили.
При этих словах Тищенко снова грустно покачал головой.
— Знаю, — изменившимся тоном сказал Полищук. — Мне докладывали.
— Здесь до вас тоже рота была, — заговорил Тищенко. — Как раз напротив этой высоты. И четверть личного состава с высоты посшибали. Каждый день по два, по три человека. Негодяи!
— Да, — вздохнул Полищук. — У Кононова, бедняги, под конец меньше взвода осталось. До этого, конечно, бои были, но много он здесь потерял.
— Кстати, ты его видел вчера? — спросил Полищука комбат.
— Кононова-то? — переспросил Полищук и тут же ответил. — Видал! Он с ребятами своими вечером в машину грузился. Они ж до нас еще вон сколько были, давно пора было заменить.
— А я с ним даже проститься не успел, — посетовал Тищенко. — Как в полк вызвали, так тут теперь с разведчиками.
Он замолчал на полуслове. Полищук покосился на Глухова. Но тот, казалось, не слушал их разговора — был весь погружен в свое радио.
— А неужели нельзя эту высоту взять? — спросил Полесьев.
Полищук посмотрел на него, потом сказал, усмехнувшись:
— Пробовали. Проводили даже разведку боем.
— Ну и что?
— А не вышло ничего. Только людей угробили. У них по центру заминировано все, а с левого фланга не подступиться — с того берега прикрывают.
— Артиллерию бы использовали, танки, — удивляясь таким действиям, сказал Полесьев.
— Артиллерию! — рассмеялся Полищук. — Так они и помогут! Они там сидят, каждый снаряд считают.
— По ним, лучше пусть несколько человек в день погибнет, чем снаряды расходовать, — зло сказал Тищенко. Потом, решив, видимо, что не в артиллеристах дело, добавил: — Они-то, конечно, не виноваты — приказ такой.
— Ну а танки, — настаивал на своем Полесьев.
— Танки?! — На лице Полищука отразилось неподдельное изумление. — Мы танки, милый мой, здесь и не видели. Я уж не помню, когда о них, о наших-то танках, и слышал последний раз.
— Да… — протянул Полесьев.
— Вот такие дела, — уже уравновешенно и спокойно сказал Полищук.
В это время за окном хаты послышался шум подъезжающей машины, а через секунду — визг тормозов.
— Подполковник приехал, — кивнул на окно Полищук.
— Пойду встречать, — поднялся из-за стола Тищенко и направился в сени.
Глухов посмотрел ему вслед, потом опять склонился над рацией.
— Подполковник Еланин — командир полка, — разъясняюще шепнул Полищук Полесьеву.
Через минуту на пороге оказался подполковник Еланин. При его появлении оба офицера поднялись и приложили руки к козырькам фуражек.
Подполковник был среднего роста человек, лет пятидесяти, с рыжеватыми с проседью усами и русыми, начинающими седеть на висках волосами. Одет он был в защитного цвета обмундирование, и, если бы не по три шпалы в петлицах, его можно было принять, по крайней мере издали-то уж точно, за какого-нибудь командира взвода или роты — настолько моложавой, подтянутой и аккуратной выглядела его фигура.
— Вольно, — распорядился Еланин, вскинув руку к фуражке и отвечая на приветствия офицеров.
И сразу же обратился к Глухову:
— Ну как?
Глухов, ожидавший услышать какие-либо новости от подполковника, разочарованно покачал головой.
— Молчат.
Еланин прошел в комнату и, бросив фуражку на стол, опустился на лавку.
— Что нового в штабе дивизии? — спросил Тищенко, подходя к подполковнику и садясь рядом с ним.
— Все так же. — Еланин искоса посмотрел на Полесьева. — А это кто — новый командир роты?
— Так точно! — Полесьев щелкнул каблуками.
— Командир новой роты, — поправил Полищук.
— Нам на пополнение прибыли? — продолжая рассматривать Полесьева, осведомился Еланин.
— На замену, — вместо Полесьева ответил Полищук. — Заместо роты Кононова.
— Ну и добре, — отозвался Еланин.
Потом поднялся, походил вдоль стола и, мельком бросив взгляд на Глухова, сказал:
— Радиста я вам скоро пришлю.
