— Таков план, — в заключение обратился я к собравшимся. — Мы с Шлойме продумывали этот план не раз. Лучших вариантов не видим. Пусть каждый из присутствующих продумает, сможет ли он как следует обеспечить то, что на него возлагается. Завтра вечером опять встретимся. Помните товарищи, что никому — ни жене, ни брату, ни кому-то другому вы не должны и словом обмолвиться, о чем мы здесь говорили.
Обсуждения не было. Разошлись поодиночке.
В последние дни я обратил внимание, что отправляющемуся в караул наряду, утром выдают по пять патронов каждому. И потом патроны передаются по смене. Значит, можно было сделать вывод, что охранники, находящиеся вне караула, не имеют патронов. Хотелось в этом убедиться, и я договорился с Бжецким, чтобы меня послали в барак, где размещаются охранники, произвести там какой-нибудь ремонт.
13-го утром в столярную мастерскую пришел Бжецкий и раскричался на Янека, почему в казарме, где находятся охранники, плохо закрываются двери.
— Откуда мне знать, — оправдывался Янек, — мы ведь не имеем туда доступа.
— Всегда у вас наготове оправдания! Дайте мне кого-нибудь из мастеровых, и я сам его проведу.
Легко понять, что мастеровым, который взял ящик с инструментами и направился в казарму, был я. Сперва я обошел казарму, осмотрел все двери. Затем зашел в комнату, где никого не было, и прикрыл дверь, будто для того, чтобы ее проверить, а сам быстро открыл шкаф, где в углу стояла винтовка. Заглянул в магазинную коробку — патронов нет. И патронташ, лежащий на полке, — пустой. В другом шкафу то же самое.
Вернувшись в столярную мастерскую, я поднялся на чердак. Оттуда местность хорошо просматривалась и по ту сторону заграждений. Слева от лагерных ворот проходила железная дорога, за ней — станция, а дальше — лес. Вдоль дороги валялись бревна. Напротив работали поляки, возившие лес. Стало ясно: бежать надо вправо.
В этот вечер было принято решение: завтра, 14 октября, — бежим.
Редко когда в октябре месяце в этих краях бывают такие солнечные и теплые дни, каким выдался день 14 октября 1943 года.
Ночью мы раздали ножи, а также несколько десятков изготовленных кузнецами по нашему заказу небольших топориков, таких, чтобы было удобно спрятать под полой. Нуждающиеся получили теплую одежду. Когда и как идем, было известно только руководителям организации.
Я и еще семь человек работали в филиале столярной мастерской. Через окна филиала хорошо просматривалась территория первого лагеря. В соседнем бараке работал на изготовлении нар Шлойме Лейтман с двадцатью отобранными красноармейцами, вооруженными спрятанными под рубахами ножами.
Была договоренность: в 4 часа в швейную мастерскую должен явиться унтершарфюрер Берг на примерку костюма, который ему там шили. В 4 часа 15 минут, с этой же целью, туда придет начальник лагерной охраны. Начальник третьего лагеря Гетцингер и обершарфюрер Грейшут к четырем часам приглашены в сапожную мастерскую. Ко мне в барак для осмотра изготов-
ленных шкафов должен прийти Френцель. В это же время унтершарфюрер Фридрих Гаульштих будет проверять работу Лейтмана. Явку четырех офицеров во второй лагерь под тем или другим предлогом обеспечивает Борух. Остальных офицеров тоже должны пригласить в мастерские.
Все, кому поручено осуществить ликвидацию офицеров, работали в этот день с Лейтманом. Он их поодиночке направлял ко мне для инструктажа.
Первым явился Калимали-Шубаев. В 1940 году он окончил Ростовский институт инженеров транспорта. Это был высокий, стройный парень лет двадцати пяти, с копной черных кудрявых волос, малоразговорчивый, решительный, простой и хороший товарищ.
— С тобой не надо много говорить, — сказал я ему. — Ты и Беня идете в швейную мастерскую. Берете с собой рубанок, топор и стамеску. Помни, все должно быть сделано так, чтобы немец не пикнул.
— Ясно.
— Иди. Желаю успеха.
Молча мы пожали друг другу руки, и он ушел. Я попросил его прислать ко мне Цыбульского.
— Борис, — обратился я Цыбульскому, — мы вместе сидели в «еврейском подвале» в Минске. Я тебя знаю лучше всех. Тебе поручается самое трудное задание. С тобой идет Михаил. Бжецкий отведет вас во второй лагерь к Боруху. Захватите с собою топоры. Помни, Боря, твой удар — первый. Своим ударом ты должен подбодрить других. Если кто-нибудь из ребят не сможет, замени его другим. К этому никого не следует принуждать.
— Будь спокоен, Саша, все только ждут сигнала.
— Не забудь снять с убитых фашистов пистолеты. Иди, и чтобы было хорошо.
— Должно быть хорошо.
Бжецкий в этот день свирепствовал как никогда. Он расхаживал с резиновой трубкой от противогаза в руках и лупил ею направо и налево. Начальник охраны Грейтшуц подозвал его к себе и угостил пачкой сигарет.
В два часа в первый лагерь явился унтершарфюрер Рыба и забрал Бжецкого и еще троих лагерников. Это нас расстроило. Унтершарфюрер был вооружен автоматом, а обычно на работу сопровождали без автоматов. Что бы это могло означать? Мы это связали с эпизодом, произошедшим час тому назад, и это усилило наше беспокойство.
Янек утром надел свой лучший костюм. Ведь придется бежать в чем стоишь, надо забрать хотя бы лучшее, что имеешь. Френцель его увидел и сказал:
— Ты что, свадьбу здесь справляешь? Чего ты так вырядился?
Я побежал к Янеку в столярную.
— Сейчас же узнай, куда повели Бжецкого.
— Как?!
— Это ваше дело. Как бригадир ты можешь свободнее распоряжаться, чем я.
Целый час прошел в страшном напряжении. Мы же знали, в каком мы положении.
В три часа пришел ко мне капо Геник Чепик и сообщил, что Бжецкого с людьми взяли в северный лагерь складывать бревна. Так как они шли без охраны, то унтершарфюрер взял с собой автомат.
— Вы знаете, что Бжецкий должен был отвести несколько человек во второй лагерь?
— Знаю.
— Теперь придется вам это сделать.
— Это невозможно. Я не имею права туда ходить.
— Вы должны это сделать. Скажите, что Бжецкого нет и надо там что-то делать. Придумайте.
— Давайте лучше отложим на другой день, когда будет Бжецкий.
Было ясно, что откладывать даже на один день нельзя. Хотя подготовка шла в узком кругу, но все чувствовали, что вскоре должно что-то произойти.
На один из этих дней выпал Йом-Кипур{5}. Верующие люди молились, просили Бога. Кто-то сказал: «Не просите Бога, просите Сашку, он скорее вам поможет». На что люди отвечали: «Мы просим Бога, чтобы он помог Сашке». Вопросы «Что слышно?», «Что будет?» мне задавали на каждом шагу. Я еле уворачивался от них.
Кроме того была еще одна причина, вынуждавшая нас поспешить. Вскоре должен был вернуться Гомерский. Френцель со всеми своими выходками был игрушкой в сравнении с тем извергом.
— Нет, — сказал я Чепику категорически. — Для то-го, что должно произойти сегодня, завтра — может быть уже поздно. Мы договорились, вы дали свое согласие. Отказаться в таком деле невозможно. Делайте, что я говорю.
В 3.20 капо Геник вошел к Лейтману в барак, и я видел, как он с Цыбульским и еще двумя лагерниками ушли в направлении второй территории.
Унтершарфюрер Эрнст Берг подъехал верхом к порт-няжной мастерской раньше назначенного ему времени. Он соскочил с лошади, оставил ее с опущенными по-водьями и вошел в мастерскую.
Внутри, по полученным мною впоследствии сведениям, события развивались так: когда унтершарфюрер вошел, все, как обычно, встали. Шубаев отошел к краю стола. У ножки стола стоял топор, прикрытый гимнас-теркой. Унтершарфюрер снял пояс с кобурой вместе с пистолетом и положил на стол. Снял френч. Портной Юзеф сразу же подскочил с костюмом и стал его примерять Бергу. Сеня пододвинулся к столу, чтобы, в случае необходимости, он смог перехватить пистолет. Под предлогом лучшего освещения, Юзеф повернул немца спиной к Шубаеву. В этот момент Шубаев ударил фашис-та обухом топора по голове. Тот так заорал, что лошадь на дворе вздрогнула, навострила уши и рванулась. К счастью, одному из парней удалось схватить лошадь за уздечку. От второго удара немец замолк навсегда. Труп задвинули под кровать и закрыли тряпками. Вытерли и накрыли следы крови на полу.
Сразу же после этого ко мне в барак прибежал Шубаев.
— На, возьми, — протянул он мне пистолет немца.
