Взгляд у нее был добрый, чуткий, мудрый, понимающий, доверчивый и вместе с тем требовательный. Наверное, так и должен смотреть Педагог, Учитель, которому верят его подопечные.
— Надеюсь… — проговорила она твердо. — Надеюсь… Простите, как вас?..
— Константин Васильевич.
«Администрация» кивнула — очевидно, сопоставив отчество Ярослава с моим именем, удостоверилась в своих предположениях.
— Надеюсь, Константин Васильевич, — она требовательно глядела мне в глаза, — все будет в порядке?
Да, что-то она про меня знала. Впрочем, в этом ничего удивительного нет — в маленьких городках семейные проблемы всегда широко обсуждаются.
— Не переживайте, все будет нормально, — твердо заверил я ее.
В самом деле, что я мог сотворить, со своей справкой в кармане и без гроша за душой?
— Тогда всего вам доброго!
— Спасибо.
«Администрация» повернулась и застучала каблучками по коридору. Эх, пойти бы за ней!..
Но тут раздался скрип отворяющейся двери, который разом отвлек меня от грешных мыслей.
Из класса вышел сын. Мой сын. Сын, которого я не видел так давно.
4
Больше всего я боялся, что сын меня просто не узнает и мне придется ему объяснять, кто я такой и откуда взялся. Еще я очень боялся, что Ярослав узнает меня и тут же уйдет, вернется в класс или еще как-нибудь продемонстрирует свое нежелание общаться со мной. И того, чтобы он не расплакался и повис мне на шее, хлюпая и растирая сопли и слезы, я тоже боялся…
Я вообще боялся этой встречи. Потому что не знал, как отреагирует на мое появление в его жизни единственный на земле близкий мне человек. Близкий по крови — и совершенно неведомо, является ли, вернее, станет ли он мне близким по духу.
Однако все получилось совершенно не так, как рисовалось мне в воображении.
Ярослав вышел в коридор, забросив за спину сумку на длинных ручках. Удивленно посмотрел вслед удаляющейся по коридору «администрации». Только потом перевел взгляд на меня. В первое мгновение не узнал. Однако потом глаза парня удивленно округлились. Растерянно вильнули. Потом сын открыто уставился на меня. Сделал несколько шагов в мою сторону. Остановился. Неловко перекинул сумку из правой руки в левую. Протянул мне ладонь.
— Ну, здравствуй, батя.
«Здравствуй»… Ничего не говоря, сам шагнул к нему и обнял. Должен сказать, что человек я не слишком склонный к сантиментам. Да и последние годы не особенно располагали к развитию особой чувствительности. Однако тут ощутил, как на глаза наворачиваются слезы. Тут бы самому сейчас не разнюниться, размазывая сопли…
— Ну ладно, батя, хватит… — попытался вывернуться из объятий сын. — Еще увидит кто…
Да, ты прав, сынок. В конце коридора стояла и смотрела в нашу сторону «администрация».
Я разжал объятия. Постарался по возможности незаметнее провести ладонью по глазам. Но успел увидеть, как тревожно огляделся Ярослав. Я его не осуждал: в его возрасте проявления ласки кажутся недостойными мужчины. А если еще кто-то посторонний увидит… Подростки — народ жестокий, засмеют.
— Кто это?
Так вот и получилось, что первые слова, которые были адресованы сыну, касались постороннего человека. Ярослав сразу понял, кого я имею в виду — он тоже успел заметить «администрацию», поспешно скрывшуюся за углом.
— Лариска, — смущенно и с облегчением ответил сын. — Наша директриса.
Смущенно, как нетрудно было догадаться, потому что нашу встречу увидел-таки посторонний человек. С облегчением — потому что появлялась возможность смазать сумбур первых минут встречи.
— Хорошая она у вас? — спросил я совершенную глупость.
— Хорошая, — согласился Ярослав. И добавил: — Ее муж у нас компьютеры преподает.
Ну, об этом, парень, ты мог бы и не говорить. Про ее мужа мне неинтересно.
— Пошли, — взял я его под руку и потянул к выходу. — Тебя вообще отпустили.
Ярослав покорно потянулся за мной. Школа проводила нас все тем же противным скрипом пружины и глухим ударом двери. Не сговариваясь, мы повернули направо, в сторону, противоположную от центра города. Туда, где меньше людей.
— Как живешь, сынок?
— Нормально.
Дежурный вопрос — дежурный ответ… «Как живешь? — Нормально»… А что бы ты, папаша, хотел услышать? Чтобы Ярослав тут же начал тебе изливать душу, рассказывать о своих проблемах? Есть у него проблемы, не может не быть. Да вот только станет ли он сейчас о них рассказывать? Да и не только сейчас, а вообще.
Стоп! — опять скомандовал я себе. Зарок, который даешь сам себе, нужно выполнять свято. Хотя ни с кем на белом свете невозможно договориться легче, чем с самим собой. Потому и слово, данное самому себе, держать несравненно труднее. Зарок же состоял в том, чтобы не задумываться о собственном будущем. Думать о нем было слишком мучительно, слишком муторно, потому что впереди не было ничего, кроме непроглядного мрака.
Мы какое-то время шли молча.
— Ну а как ты учишься? — вымучил я очередной вопрос.
— Нормально, — столь же оригинально ответил Ярослав.
Однако, очевидно, он и сам понял, что мне трудно начать разговор, а потому решил дополнить:
— Всяко бывает, конечно. Но в целом нормально.
Что еще спросить? Как пробиться к его откровенности? Как разрушить эту стену отчуждения?
— Ну а девушка у тебя уже есть? — толкнул я сына плечом. — Ты-то вон уже какой большой…
Сын резко вздернул подбородок вверх. Значит есть, — понял я. Да вот только признается ли? И даже если признается и назовет ее имя, что мне это даст, коль я тут никого не знаю и не помню?
— А куда буду поступать после школы я еще не знаю, — резко бросил Ярослав. — Еще дежурные вопросы будут?
Н-да, срезал. Ну что ж…
— Ну а какие вопросы я тебе должен задавать, если ты отвечаешь только дежурно?
Сын резко остановился, повернулся ко мне. Не ожидая этого, я сделал несколько лишних шагов и только тогда тоже обернулся к нему.
— Ты зачем приехал?
Он был еще мальчишкой. Но вопрос задал взрослый, мужской. И очень точный. Потому что, по большому счету, я и сам до конца не знал цели приезда.
— Ну а если просто для того, чтобы тебя повидать?
— Повидал?
А вот тут ты неправ, сынок. Лежачего бить — последнее дело. Особенно если он помощи или пощады просит. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Между нами было всего-то три шага. И как будто пропасть. Бездонная пропасть. Или стена. Глухая.
Ярослав не выдержал первый. Потупился. Шагнул ко мне. Неловко ткнулся лицом в плечо — и тут же отпрянул.
— Прости, батя. Просто неожиданно все… Пошли.
Мы опять шагали рядом. Шагали неведомо куда. Вперед тянулось старое выщербленное шоссе. Оно вело к поселку Севводстрой и далее на Осташково. Здесь, вспомнилось почему-то невпопад, в дни моей юности накануне Нового года выставляли так называемые «зеленые патрули», чтобы не допустить рубку елок. Их все равно рубили, правда, не так интенсивно, как это делали бы, не будь «зеленых патрулей»… Интересно, сейчас тоже такие кордоны выставляют или же все пустили на самотек?
— А ты-то сам как, батя? — нарушил молчание Ярослав.
«Нормально», чуть было не брякнул я. Но вовремя спохватился.
— Да как тебе сказать? — искренне ответил я. — Коротко не скажешь… Как говорится, помаленьку.
— Трудно было?.. Ну, там… — запинаясь, поинтересовался он.
Трудно? А в самом деле, трудно ли? Никогда не задумывался.
— Как тебе сказать? — тоже повторился я. — Нет, наверное, не так уж трудно. Физически во всяком случае. Плохо — вот более точное слово. Сидишь — и дни считаешь, сколько прошло, сколько осталось… Солдаты тоже дни до «дембеля» считают. Но только солдат знает… А, да что там говорить, — оборвал я сам себя. И повторил: — Плохо — вот точное слово.
На перекрестке мы повернули направо. Шлепали вдвоем по обочине, по грязи, не имея возможности идти по асфальту из-за часто пролетающих мимо машин.
— Ну а что дальше будешь делать?
Вроде бы я у сына должен выспрашивать. А получилось наоборот.
— Не знаю пока, — признался ему. — Осмотрюсь — тогда будет видно.
Опять зависла пауза. Однако мне показалсоь, что я понял, что хотел бы, но не решался спросить сын. А потому решил ему помочь, заговорил сам.
— Одно, сынок, могу сказать тебе точно: в преступники не пойду.
Мальчишка есть мальчишка. И Ярослав задал вопрос, который мог задать только ребенок.
— Батя, а правду говорят, что тем, кто оттуда выходит, дают адреса, где человеку просто так дают деньги, документы, одежду… Ну и все такое прочее?
Сразу вспомнился Корифей. Его неподвижный, немигающий взгляд и неторопливая речь. И слова, сдобренные холодной усмешкой:
— Запомни, Беспросветный: сколько бы ты ни держал марку, рано или поздно, к нам придешь. Потому что ты уже меченный. В нормальную организацию, где можно «бабки» честно зарабатывать, тебя не возьмут с твоей биографией. На завод, на стройку или в фермеры ты и сам не пойдешь. Так что единственный путь у тебя — к нам. Ты мужик умный, с головой, так что подумай и признай, что я прав… В общем, не сопротивляйся, а сразу как приедешь в первопрестольную — сразу к нашим. Первым делом тебе добрую бабу бесплатно дадут, которую ты сможешь «пилить», сколько силы будет. Потом денег дадут. Ну а дальше уже все сам решишь…
