— Мы зашли попросить денег на выдачу жалования нашим людям.
— А что у меня казначейство, что ли? — довольно улыбаясь, спросил Жебенев.
— Где теперь искать это казначейство, когда там уже белые, — сказал Ходов, показав в сторону Екатеринбурга.
Помолчав, Жебенев заявил:
— Ваши люди заслужили, чтобы им выдали жалование. Сколько вам надо? У вас ведь полк! — добавил он, делая ударение на слове «полк».
— Хотя бы тысяч пятьдесят, — несмело сказал Ходов.
Жебенев слегка улыбнулся, снял со спины вещевой мешок, развязал его, отсчитал несколько пачек «керенок», туго связанных шпагатом, и подал их Ходову. Тот засуетился, вынул полевую книжку и начал писать расписку. Жебенев заметил это и спокойно сказал:
— Никаких мне расписок не надо. Я их сам никому не даю. — Потом, как бы завидуя, добавил: — А вы все-таки молодцы, что вырвались из такого мешка.
В Косулине мы получили новое распоряжение: следовать на Режевский завод, где разместиться по квартирам и ждать дальнейших указаний.
В Реж мы попали окружным путем, через узловые станции Богдановичи и Егоршино.
Режевляне приняли нас по-разному. Семьи рабочих, где оставались только женщины, старики и дети, встретили просто, как своих близких людей, потому что почти из каждой такой семьи ушли добровольцы в Красную Армию защищать Советскую власть. Зажиточная часть населения Режа относилась к нам с опаской, боязнью и затаенной злобой. Многие просто попрятались по домам, закрыли двери, задернули занавески на окнах, а некоторые прикрыли даже ставни.
Штаб нашего полка разместился в большом двухэтажном доме местного богача Замятина. Хозяин был особенно услужлив, юлил возле командира полка Ходова, стараясь угодить чем только мог, но хозяйка была угрюма и молчалива, нервничала, особенно когда кто-нибудь из бойцов проходил в их сад.
Самый молодой наш красноармеец Генка Сенокосов заметил, что хозяйка часто ходит в сад. Ему показалось это подозрительным. Он стал следить за хозяйкой и однажды вечером заметил, что она взяла какой-то узелок и, боязливо озираясь кругом, пошла в сад. Домой вернулась уже без узелка.
«Что у ней было в узелке? — думал Генка. — Уж не золото ли она там прячет?». Эта мысль не давала ему спокойно спать.
На следующее утро он рассказал друзьям Петру и Гане Пичуговым о своих наблюдениях, и они все вместе решили обследовать сад.
Долго ходили по саду, тыкая шашками в разные места, надеясь найти клад. И вдруг, к их великой радости, в одном месте шашка во что-то уперлась. Решили узнать, что это такое. Быстро достали необходимый инструмент: кирку, лопату, лом — и работа закипела. Сняли первый слой земли и увидели половые доски. Нетерпение «кладоискателей» усилилось. Торопясь добраться до клада, они стали выворачивать эти доски, но каково же было их удивление и разочарование, когда под досками оказалась довольно большая яма. На дне ее виднелась постель, на которой валялся китель с офицерскими погонами. В углу ямы, прижавшись к стенке, сидел на корточках бледный и трясущийся сам господин офицер.
Приунывшие было кладоискатели, обнаружив офицера, воспрянули духом и повели его в штаб.
Собравшиеся вокруг ямы бойцы шутили:
— Вот так находка! Золото-то, золото, только мелко молото.
Как оказалось, этот офицер в чине поручика был сыном режевского богача Замятина. Боясь, как бы его не мобилизовали красные, он спрятался в яму, надеясь дождаться там прихода белых.
После этого открытия у Петра Пичугова появился вкус к розыску. Он проник на квартиру одного режевского богача, выдав себя за офицера белой армии, прибывшего из Екатеринбурга. Богач обрадовался «своему» человеку, хорошо угостил его. При этом мнимый белый офицер изрядно подвыпил и наговорил лишнего. Старый богач понял, что он спровоцирован и пошел на попятный. Тогда Петр объявил его арестованным и потянул в штаб. При этом ступал он весьма нетвердо и, грозя старику наганом, так громко кричал, что на улице стала собираться толпа.
Проходя случайно мимо, я оказался свидетелем этой сцены. Петра пришлось немедленно арестовать и посадить в кутузку, а старика передать местным властям.
Были у нас и еще случаи выпивки среди бойцов, но это делалось тайком, чтобы не показаться на глаза, так как даже самые большие «друзья бутылки» — а их в полку было немного — все же дорожили честью своего полка.
Когда мы стояли в Реже, по настоянию бойцов и особенно коммунистов было созвано общее собрание полка.
Конечно, мне трудно было бы восстановить в памяти это интересное собрание, но, к счастью, в Центральном архиве Советской Армии удалось обнаружить подробный протокол его.
Собрание проходило 29 июля. Повестка составлялась прямо на собрании. Получился огромный список вопросов, и если бы их обсуждать все, то это заняло бы несколько дней. Поэтому после большого и жаркого спора в повестке осталось только шесть вопросов:
1. Хозяйственный вопрос.
2. Отдых полка.
3. Картежная игра.
4. Отношение штаба к красноармейцам.
5. Выборы политического комиссара.
6. Выборы полкового каптенармуса.
Собрание протекало очень бурно. Конечно, самым животрепещущим вопросом был первый — хозяйственный (вернее продовольственный).
После ряда горячих выступлений и жарких споров бойцы, понимая тяжелое положение страны с продовольствием, приняли такое решение:
«Ввиду остроты продовольствия, постановили получать хлеба согласно приказу по полтора фунта, без различия, как начальствующим лицам, так и красноармейцам, выдавать такой же паек».
И добавили к этому же пункту:
«Все товарищи должны нести боевую службу равно».
Это добавление вызвало новое предложение, которое единогласно приняли и записали:
«Продукты выдавать начальствующим лицам не лучшего качества, а красноармейцам не худшего, а равного».
Интересное решение было принято по второму вопросу — об отдыхе полка. Никто из выступающих не жаловался на усталость и трудности. В этом вопросе бойцы и командиры проявили высокую сознательность и большой патриотический и революционный порыв. Все выступающие говорили не о том, что хотят отдыха, а о том, что они клеймят позором тех, кто смалодушничал и дезертировал из наших рядов, кто при отступлении остался дома, надеясь отсидеться и остаться в стороне. При отступлении у нас были такие, которые, смалодушничав, убегали домой. Например, таким оказался И. П. Калинин, брат нашего лучшего комбата Николая Петровича Калинина. Николай очень тяжело переживал это. (Правда, позднее И. П. Калинин загладил свою вину: в 1919 году он вступил в Красную Армию и храбро сражался в ее рядах). В то же время удрал Ельтинских П. В. и увел с собой целую группу бойцов. И вот, клеймя позором таких трусов, «горцы» приняли следующее решение:
«Мы, красноармейцы 1-го Горного полка, будем защищать Советскую власть до тех пор, пока хватит наших сил. О смене полка на отдых будем ждать распоряжения центра».
И дальше по единогласному решению добавили:
«Шлем проклятие всем перебежчикам на сторону противника».
Вопрос о картежной игре «горцы» постановили с повестки дня снять и условились, что играть на деньги больше не будут.
Четвертый вопрос — об отношении штаба к красноармейцам — обсуждался очень горячо. Красноармейцы высказали немало нелестных замечаний в адрес командира полка Ходова. Вызвано это было тем, что Ходов не прочь был форсануть, и, находясь со штабом в Реже, вдали от передовой, окружил себя вестовыми, ординарцами, конюхами и даже завел личную охрану. Многим это не понравилось.
«Чем он лучше нас? Ишь какой свитой обзавелся!» — недовольно говорили бойцы.
На собрании Ходов дал слово, что он будет настоящим пролетарским командиром, но ему все-таки не поверили, а записали так:
«Оставить командиру полка старика конюха и одного мальчика как посыльного».
Вопрос о выборе политического комиссара был поставлен по предложению коммунистов, но эсеры (а они были в полку, эсером считал себя и Ходов) чувствовали, что выбрать комиссаром могут коммуниста, и постарались разными махинациями провалить этот вопрос. Ходов и особенно его дружок Тряпицин ввели в заблуждение собрание, заявив, что есть якобы приказ, запрещающий выбирать комиссаров, и добились по этому пункту такого решения:
«Не выбирать».
Последний вопрос собрания — о выборе полкового каптенармуса, — несмотря на большую усталость собравшихся, вызвал также горячие споры: каждое подразделение хотело провести в полковые каптенармусы своего человека. В конце концов было принято решение:
«Выбрать по одному представителю от каждой роты, команды для выбора из них полкового каптенармуса».
