– Я знаю, кто загубил твою статью про игольчатый снаряд, Джокер. А вот чего я не знаю, так это кто дает врагам-репортерам наводку каждый раз, когда происходит что-нибудь неприятное – типа того белого викторчарлевского разведчика, которого похерили на прошлой неделе, из тех, кого собаки называют "Бледный Блупер". Из-за этих утечек информации генерал Моторс готов уже меня в хряки отправить. Расскажешь? Тогда и я тебе скажу. Заметано?
– Нет. Нет, капитан. Ладно, неважно.
– Номер один! Два очка! Все путем, Джокер. Тут тебе большой кусок халявы отвалили. – Капитан Январь достает конверт заказного письма из плотной бумаги и вытаскивает листок, на котором что-то написано затейливыми буквами.
– Поздравляю, сержант Джокер.
Он вручает мне листок.
"Приветствую всех читающих сей документ: сим довожу до вашего сведения, что, оказывая особое доверие и выражая уверенность в преданности Джеймса Т. Дэвиса, 2306777/4312, я произвожу его в сержанты корпуса морской пехоты Соединенных Штатов Америки…"
Изучаю этот листок бумаги. Потом кладу приказ на походный рабочий стол капитана Января.
– Номер десять. Ничего не выйдет, сэр.
Капитан Январь останавливает свой серебряный башмачок на полпути.
– Что ты сказал, сержант?
– Сэр, я поднялся до ранга капрала исключительно за счет собственной военной гениальности, так же как, говорят, и Гитлер с Наполеоном. Но не сержант я. В душе я всегда капрал, им и останусь.
– Сержант Джокер, приказываю отставить игры в Микки Мауса. Тебя на Пэррис-Айленде за заслуги в звании повысили. У тебя и в стране послужной список отличный. Стаж в нынешнем звании у тебя достаточный. Заслуживаешь продвижения по службе. Другой войны сейчас нет, сержант. Твоя карьера в морской пехоте…
– Нет, сэр. Сначала мы этот народ бомбим, потом фотографируем. Мои статьи – это бумажные пули, летящие в жирное черное сердце коммунизма. Я сражаюсь за то, чтобы в этом мире лицемерие могло спокойно процветать. Мы встретились с врагом, а он, как оказалось – мы сами. Война – выгодное дельце, вкладывайте в нее сыновей. Во Вьетнаме не извиняются. Arbeit Macht Frei…
– Сержант Джокер!
– Никак нет, господин капитан. Номер десять. Я капрал. Можете меня в тюрягу засадить – это все понятно. Ну, так заприте меня в Портсмутской военно-морской тюрьме и держите там, покуда я не сгнию заживо, но позвольте мне сгнить капралом, сэр. Вы знаете – что надо, я делаю. Я пишу статьи про то, что Вьетнам – это азиатский Эльдорадо, населенный милыми людьми – примитивными, но целеустремленными. Война – это шумный завтрак. Войну есть весело. Она здоровье поправляет. Война излечивает рак – раз и навсегда. Я не убиваю людей. Я пишу. Это хряки убивают, я лишь наблюдаю. Я всего-то юный доктор Геббельс. Но не сержант я… Сэр.
Капитан Январь опускает серебряный башмачок на Ориентал-Авеню. На Ориентал-Авеню стоит маленький пластмассовый отель красного цвета. Капитан Январь кривится и отсчитывает 35 долларов в военных платежных чеках. Он вручает Мистеру Откату маленькие цветастые бумажки и передает ему игральные кости.
– Сержант! Я приказываю тебе нашить шевроны, соответствующие твоему званию, и если в следующий раз на тебе их не увижу, то определенно займусь твоим воспитанием. В хряки захотелось? Если не захотелось, то выполняй приказ и сними-ка с формы неуставной символ пацифизма.
Молчу в ответ.
Капитан Январь глядит на Стропилу.
– А это кто такой? Докладывай, морпех.
Стропила заикается, никак не может доложить.
Отвечаю за него:
– Это младший капрал Комптон, сэр. Салага из фото.
– Образцово. Добро пожаловать на борт, морпех. Джокер, этой ночью можешь здесь носом посопеть, а с утра направляйся в Хюэ. Завтра Уолтер Кронкайт приезжает, и дел у нас будет много. Чили-На-Дом и Дейтона мне тут понадобятся. Но твое задание тоже важное. Генерал Моторс насчет него мне лично позвонил. Нам нужны хорошие, четкие фотографии. И мощные подписи к ним. Привези мне снимки мирных жителей из аборигенов, и чтобы они там были после казни, с руками, завязанными за спиной, ну, ты знаешь – заживо похороненные, священники с перерезанными глотками, младенцы убиенные. Хорошие отчеты о потерях противника привези. И не забудь соотношение убитых прикинуть. И вот что еще, Джокер…
– Что, сэр?
– Никаких фотографий с голыми. Только если изувеченные, тогда можно.
– Есть сэр.
– И еще, Джокер…
– Что, сэр?
– Постригись.
– Есть, сэр.
Когда Мистер Откат отпускает руку от своей маленькой серебряной машинки, капитан Январь восклицает: "Три дома! Три дома! Стоянка, рас-так-так! Это… Восемьдесят долларов!"
Мистер Откат выкладывает все деньги, что у него есть. "Я банкрот, капитан. Должен Вам семь баксов".
С говножадной улыбкой на лице капитан Январь сгребает чеки.
– Не врубаешься ты, как дела делаются, Мистер Откат. Вот были бы у нас в морской пехоте деловые генералы, эта война бы уже закончилась. Секрет победы в этой войне – пиар. Гарри С. Трумэн сказал как-то, что у морской пехоты машина пропаганды почти как у Сталина. Он прав был. Первая жертва войны – правда. Корреспонденты – более действенная сила, чем хряки. Хряки всего лишь убивают противника. А главное – это то, что мы напишем и как сфотографируем. Согласен, историю можно творить кровью и железом, но пишут ее чернилами. Хряки – мастера представления устраивать, но именно мы делаем из них тех, кто они есть. Нижестоящие виды войск любят прикалываться над тем, что каждый взвод морской пехоты идет в бой в сопровождении взвода фотографов-морпехов. Так точно. Морпехи более стойки в бою, потому что легенды, на которые они равняются, у них величественнее.
Капитан Январь шлепает рукой по большому мешку, который лежит на полу возле стола.
– А вот законченный продукт нашей индустрии. Моя жена любит проявлять интерес к моей работе. Сувенир попросила прислать. Я решил ей гука отправить.
У Стропилы на лице появляется такое странное выражение, что я отворачиваюсь, чтобы не расхохотаться.
– Сэр?
– Что, сержант?
– А где Топ?
– Первому отпуск без выезда из страны дали, в Дананге он. Повидаетесь, когда из Хюэ вернешься.
Капитан Январь смотрит на наручные часы. "Семнадцать ноль-ноль. Хавать пора".
По пути на хавку мы со Стропилой заходим за Чили-На-Дом с Дейтоной Дейвом и Мистером Откатом в хибару рядового и сержантского состава информбюро. Я даю Стропиле повседневную куртку с пришлепанными тут и там нашивками 101-й воздушно-десантной дивизии. На моей армейской куртке – знаки 1-й воздушно-кавалерийской. Я выбираю два потрепанных комплекта армейских петлиц, и мы нацепляем их.
Теперь у нас новые звания – мы специалисты 5-го класса, армейские сержанты. Чили-На-Дом с Дейтоной Дейвом и Мистер Откат превратились в обычных сержантов 9-й пехотной дивизии.
Мы идем хавать в армейскую столовку. У армейских еда правильная. Торты, ростбифы, мороженное, шоколадное молоко – сплошь одно добро. В нашей собственной столовке дают "Кул-Эйд" и "какашки на фанерке" – ломтики жареной говядины на тостах, а на десерт – арахисовое масло и бутерброды с мармеладом.
– Когда Топ обратно будет?
Чили-На-Дом отвечает: "Может, завтра. Январь опять твоим воспитанием занялся?"
Киваю.
– Служака поганый. Чокнутый он. Просто спятил на хер. С каждым днем все ненормальнее. Дошел уж до того, что жене в подарок решил вьетнамского жмура послать.
Дейтона говорит:
– Именно так. Но Топ ведь тоже из служак.
– Но Топ-то хоть достойный человек. Я что имею в виду: пускай Мудня ему как дом родной, нас вон заставляет свое дело делать, но он хоть всякими играми в Микки Мауса не достает. Он, когда может, собакам халявы отпускает. Нет, Топ – не служака, он профессиональный морпех. Служаки – это такая порода особая. Служака – это когда человек злоупотребляет властью, которой обладать не достоин. И на гражданке таких полно.
