Поэтому, в силу своей изолированности, Анна Ивановна была принуждена вести войну всеми видами современного оружия. Угадав диверсанта в приближавшемся с небрежным видом мальчишке, она уже издали начинала психологическую контр-атаку:
— Думаешь, я тебя не знаю? Ты на Подгорной живешь, и у мамки твоей корова рябая… Напиши, напиши, попробуй! Я и матери скажу, и сама с тобой разделаюсь!
Если диверсант продолжал наступление, то холодная война переходила в горячую — в него летели заготовленные в ящике стола камешки, а при упорстве врага сама Анна Ивановна с метлою устремлялась на противника в качестве броневого корпуса.
Редко кому из мальчишек удавалось начертать хотя бы самое короткое из крылатых слов даже где-нибудь на уголке самого незначительного плаката, вроде «все на сбор утильсырья». Портреты же хранили нерушимую девственность, и лишь раз, когда вызванная срочно к директору Анна Ивановна неосторожно доверилась бдительности техника-подметайлы Калиныча и не заперла дверей веранды, враг проник на территорию читальни и не только глубоко выскреб гвоздем короткое, но звучное крылатое слово на лбу самого гениальнейшего, но и протравил гипс тут же приготовленным составом из собственной слюны и химического карандаша со стола Анны Ивановны.
К счастью, в чулане при веранде имелся столь же мудрейший дупликат и замена осталась неизвестной широким массам. Калиныч и Анна Ивановна уволокли пострадавшего от происков мировой буржуазии вождя в чулан, а на его место внутрипартийным порядком водрузили нового. Прочие трудящиеся не заметили произошедшего переворота, но нетленные остатки изуродованного «солнца мира» Анна Ивановна не кремировала и не погребла за верандой, куда но утрам Калиныч сгребал осколки спасенных от бдительности входного мильтона, но случайно разбитых бутылок (небитую кто же бросит? Это валюта!).
Для изуродованного бюста она, как в Москве для Ленина, соорудила из обрезков фанеры род мавзолея в темном углу чулана. Отскребать же гениальнейший лоб она не решилась: яд буржуазной отравы проник до самых гипсовых мозгов мудрейшего из мудрых.
— Еще на меня подумают… Языки-то у всех длинные, а комиссию на акт созывать — огласка, — решила умудренная революционным опытом Анна Ивановна, но в тетрадку с его же светоносным изображением на обертке все же занесла убыток, причиненный врагом государству рабочих и крестьян. В обращении с социалистической собственностью страны советов Анна Ивановна была аккуратна, как аптекарь. Поэтому каждый поступающий к ней портрет, плакат и даже самую ничтожную листовочку она тотчас же заносила в приход, а вышедшие из широкого и узкого потребления — в расход» с указанием причины. Баланс всегда сходился, и британским министрам, начинавшим свои социалистические опыты, можно было бы многому у нее поучиться.
Словом, даже без политграмоты, валютой, подлинной валютой, а не совслужащей была эта скромная шестидесятилетняя библиотекарша! Казалось, никакая беда не может омрачить ее нормированное и планированное, безупречно-лояльное советское существование. И все же…
Рок подстерегает нас именно там, где мы менее всего ожидаем его ударов. Вот эта-то точность и аккуратность при обращении с социалистической собственностью и стали причиной гибели бедной Анны Ивановны.
Однажды в персонально-социализиройанном авто и в столь же персонально сшитом из западно-европейского гнилья пиджаке пожаловал к нам в парк культуры и отдыха один из тех, кто в СССР называются ответработниками, так как их самоотверженная работа устремлена к привлечению нижестоящих к ответственности в уголовно-поголовном порядке.
Парк разом ожил, хоть и был закрыт в этот час. Выскочивший навстречу директор административно распахнул дверцу подъехавшего авто; бухгалтер и оба счетовода в стройном трио защелкали на счетах и выразили на лицах нарастающий энтузиазм; картотетчица вонзилась бдительными очами в ряды разноцветных карточек, а технический подметайло тотчас же замел брошенный гостем толстый окурок в совок и в единоличном порядке понес его к урне. По дороге, конечно, окурок перешел в карман подметайлы: такие ответственные «бычки» не каждый день попадаются… Совком все же над урной он потряс.
Анна Ивановка тоже встрепенулась за своим столиком, выпрямила его уклонившиеся от генеральной линии ножки, обмахнула платочком безукоризненную чистоту брошюрок и переложила свои тетрадочки из ящика на поверхность стола. Чего ей бояться? У неё все «в ажур»: вожди на местах, социализм торжествует на всех стенах и даже ни одного неосвоенного местечка не найдешь… Стахановская работа!
Это сразу понял, войдя в читальню, и сам ответственный. Окинув привычно бдительным взором все убранство, он не нашел в нем ни одного процента сомнительности. Это была уж моя заслуга, как зав. культ, частью. Я каждый день к знакомому уборщику окружкоме бегал, пивом его поил и неустанно повторял:
— Не забудь, дорогой товарищ, срочно информировать, когда у вас свежего врага народа со стенки снимают! Будь мне октябринским отцом! По самый крематорий не забуду!
Ну, и все в порядке было. В главлите еще висит предатель, а у нас — уже готов! Спекся! Секретарь агитпропа прибежит и похвалит:
— Вот это темпы! У вас словно с Лубянки прямой провод!
Оглянув стены, ответственный осмотрел и поверхность стола. Безупречно! «Известия», «Правда», «Труд» расположены в рамках плановой конвейерной системы, «Краткий курс истории ВКП(б)» горит маяком коммунизма…
— А это у вас что? — благожелательно, вплоть до премирования тремя метрами мануфактуры, потянулся он к тетрадкам.
В них-то, за синей обложкой, украшенной ликом потягивающего свою историческую трубку мудрейшего, и таился рок шестидесятирублевого советского эдипа, безупречной хранительницы достояния трудящихся Анны Ивановны.
«Но примешь ты смерть от коня своего», — писал когда-то, еще не зачисленный кандидатом в ВКП(б), камер-юнкер Пушкин.
— Реестрик, — зацвела обязательной улыбкой Анна Ивановна, — в него все занесено: и вожди входящие, и вожди исходящие, а израсходованные лозунги в добавлении…
— Что-о-о? — не то с удивлением, не то с интересом протянул ответственный и открыл тетрадь. По мерс ознакомления с содержанием реестра его лицо отражало на своей поверхности все многосложные задвижения от героя труда до врага народа.
— Что-о?! Что-о-о?!! Что-о-о-о??!!! — наростало, как налоговый пресс на частно практикующего врача. — Читайте! — ткнул он тетрадку директору.
Тот, побледнев до самого заматерелого белогвардейства, протер культурно выстиранным платочком полагающиеся по штату круглые очки и впился глазами в тетрадь. Там на аккуратнейше разграфленной белизне было выведено четким почерком Анны Ивановны:
ВЕДОМОСТЬ ПРИХОДА И РАСХОДА ВОЖДЕЙ ПЕЧАТНЫХ И НЕПЕЧАТНЫХ (ГИПСОВЫХ)
1. В расход:
1. вождей подмоченных 23 штуки 2. бракованных свыше 16 - 3. порванных с краю 8 - изношенных за старостью 12 - 5. замаранных 3 - 6. поврежденных в головах 4 - 7. устарелых прошлогодних 126 - 8. без голов 6 - 9. испохабленных 1 - Итого в расход 338 вождей
2. В приход за тот же период поступило:
1. вождей свежих 276 штук 2. бывших в употреблении 120 - 3. сомнительных качеств 12 - Итого в приход 408 штук с прежде поступившими 550 - из них в обороте 176 - резерве 74 -
Всю эту безупречную, «в ажур», бухгалтерию я прочел, глядя через вздрагивающее директорское плечо. Дальше я не интересовался ею, так как мое собственное дальнейшее местожительство представляло уже больше интереса. Исходя именно из этих соображений, я с быстротой, которой позавидовал бы сам старший экономист ВСНХ, спланировал свои ближайшие срочно-внеплановые маршруты и в темпах, превосходящих передовых энтузиастов социалистического подъема, добежал до квартиры, сунул в наволочку всю наличную, допущенную законом, личную собственность, а в карман менее допускаемый им же комплект заранее заготовленных удостоверений (это надо каждому иметь, как культурную зубную щетку!) и паспорт на обновленное имя… да и был таков! Два перегона я пробежал в стиле непрерывного эстафетного испытания на значек «Готов к труду и обороне»; на третьей станции в результате взаимного трудового соглашения с кондуктором был допущен пребывать в лежачем состоянии на тормозной площадке товарного вагона, в каковом и прибыл на одну из сибирских новостроек… На них и «со всячинкой» берут!
