Капитан Трошин, например, ведавший инженерной разведкой в тылу противника. Веселый, никогда не унывающий, сегодня он, однако, необычно серьезен.
— Случилось что-нибудь? — спрашивает его Огинский.
— Штаб партизанского движения уведомил нас сегодня, что к нам в тыл должен быть заброшен лейтенанг Азаров с целью диверсии…
— Значит, он вошел-таки в их доверие! — возбужденно восклицает Огинский. — Да я и не сомневался в этом. Вот уж действительно личность!
— Я наслышался от вас и подполковника Бурсова такого о нём, что и не верится даже…
— Познакомитесь с ним лично, поверите. А когда он должен быть заброшен?
— Ждем со дня на день. Может быть, даже сегодня или завтра. Мы уже поставили в известность об этом нашу разведку и контрразведку,
— Ну, тогда я остаюсь у вас. Ради того хотя бы, чтобы с Азаровым повидаться. Люблю я этого человека!
…Азаров появился в штабе инженерных войск генерала Светлякова на следующий день утром. Его привел старший лейтенант разведотдела армии и представил капитану Трошину.
— Рад познакомиться с вами! — крепко жмет руку Азарову капитан, с любопытством всматриваясь в загорелое лицо лейтенанта. — А ещё более обрадуется встрече с вами майор Огинский!
— А он здесь?
— Я здесь, Вася! — радостно кричит Огинский, устремляясь навстречу Азарову и заключая его в объятия. — Разве расскажешь обычными человеческими словами, что это за человек? — обращается он к Трошину. — Если бы не он, не знаю даже, как бы мы выбрались из лагеря капитана Фогта. Да и вообще…
— Ну зачем же так преувеличивать? — смущенно улыбается Азаров. — Даже если бы я и в самом деле заслужил такую похвалу, разве ж это педагогично? Давайте лучше о деле, ибо времени у меня в обрез.
И он кратко рассказывает о том, как вошел в доверие Вейцзеккера и какое получил от него задание.
«Похоже, что этот лейтенант действительно человек завидного мужества», — думает капитан Трошин.
— Если я не взорву мост, лучше мне к ним не возвращаться, — заключает свой рассказ лейтенант Азаров. — Вот какова ситуация…
— Что же мы теперь будем делать? — спрашивает капитана Трошина майор Огинский.
— Задача не из легких, — вздыхает капитан. — По этому мосту проходит больше половины наших военных грузов. И, честно вам признаться, я пока не представляю себе, как мы выйдем из положения, если взорвем его.
— Мост, однако, должен быть взорван, — убежденно говорит майор Огинский. — Кто может утвердить такое решение?
— Только командующий армией.
— А начальник инженерных войск?
— Его согласие, конечно, необходимо, но окончательно решить это может только командарм.
В это время в штаб входит подполковник Бурсов и, увидев лейтенанта Азарова, громогласно басит:
— Азаров!… Чертовски рад вас видеть, старина!
— Доложите подполковнику ситуацию, товарищ Азаров, — попросил капитан Трошин, как только Бурсов выпустил лейтенанта из своих богатырских объятий. — Подполковник Бурсов исполняет обязанности начальника штаба инженерных войск армии, пусть он и решает, как быть.
— А что, если не взрывать его, а замаскировать под взорванный? — предлагает Бурсов, выслушав Азарова. — В нашем подчинении сейчас отдельный маскировочный батальон. Его специалисты так искусно загримируют этот мост под разрушенный, что никакая воздушная разведка не распознает. К тому же мы приостановим на какое-то время все движение, создадим искусственные пробки на подступах к мосту…
— А если у них тут еще и наземная разведка? — сомневается Азаров. — Какой-нибудь искусно замаскировавшийся лазутчик? Могли ведь и специально послать кого-нибудь для контроля за мной. Для них сейчас очень важно меня проверить…
— При таком варианте Азаров будет, конечно, разоблачен, — замечает майор Огинский. — А мы потеряем возможность иметь своего человека во главе их диверсионной школы, с помощью которой можно было бы и у них организовать кое-какие диверсии. Азаров надеется ведь укомплектовать эту школу нашими партизанами. Как же упустить такую возможность?…
— Тогда, может быть, Удалось бы наконец взорвать в их тылу железнодорожный мост через Бурную! — восклицает Бурсов. — Это было бы чертовски здорово!
— Азарову это удастся! — убежденно говорит майор Огинский. — Нужно только сначала помочь ему оправдать доверие Вейцзеккера. А для этого надо подумать, как восстановить в течение полутора-двух суток взорванный мост, Есть же у нас опыт скоростного строительства мостов подобного типа.
— В такие сроки это не реально, — сокрушается подполковник Бурсов. — Мост ведь многопролетный, грузоподъемностью до шестидесяти тонн. Товарищ Трошин, у вас должны быть подробные данные о нем. Доложите-ка их нам.
Капитан торопливо роется в своем столе и извлекает сложенную гармошкой карту мостов и дорог в полосе армии. Расстелив её перед Бурсовым, он указывает на обведенный черным карандашом условный знак моста, сбоку которого аккуратно выписаны его цифровые характеристики: длина и ширина, грузоподъемность. На карте «подняты» и усилены цветными карандашами ее контурные линии, подцвечены условные знаки дорог, рек и искусственных сооружений, представляющих интерес для инженерных войск.
— Идите к нам поближе, товарищ Азаров, — просит подполковник Бурсов. — Вот тот самый мост, который вам надлежит взорвать. Не знаю, каковы данные о нем у немцев, а по нашим — он четырехпролётный, предназначен для пропуска всех видов грузов, вплоть до шестидесятитонных. И дорога тут бойкая, двухпутная, с асфальтированным покрытием. Разрушение моста на такой магистрали, как вы сами видите, грозит нам серьезными затруднениями.
— Весь поток грузов придется пустить тогда по этой вот дороге, — замечает капитан Трошин, проводя карандашом по карте. — А она в плохом состоянии. И я боюсь, что, как только мы переключим на нее грузы с главной магистрали, ее покрытие не выдержит.
— Но тут много и грунтовых дорог, — замечает Азаров, всматриваясь в карту.
— Да, много, — соглашается капитан. — Но ведь уже осень, а они не профилированы, и как только пойдут дожди…
— На грунтовые, конечно, плохая надежда, — подтверждает Бурсов. — Да и мосты, тут не для всех типов танков.
— А вы уверены, Азаров, — спрашивает майор Огинский, — что им важен не столько взрыв этого моста, сколько возможность проверить таким образом вашу благонадежность?
— Взрыв моста для них, конечно, немаловажен, — отвечает Азаров. — Это само собой, но главное, по-моему, окончательное испытание моих возможностей…
— Почему окончательное? — не понимает Огинский.
— Они пытались уже проверить меня, и я чуть было не загремел… В бумагах Куличева имелось письмо его племянника, и стоило им сличить почерк Стецюка с моим…
— Да, черт побери! Почерк подлинного Стецюка мог вас здорово подвести. Ну и как же вы вышли из положения?
— К счастью, письмо Стецюка попало ко мне раньше, чем к Вейцзеккеру, и я переписал его своей рукой. А конверт уничтожил.
— Ну, что я вам говорил об этом человеке! — обрадовался Огинский. — А Вейцзеккер, значит, обнаружив это письмо, решил проверить вас по почерку?
— Он обнаружил его вовсе не случайно, — уточняет Азаров. — Вейцзеккер знал о нем от начальника полиции, который читал это письмо до меня. К счастью, оно было написано такими же чернилами, какие были в моей авторучке, и на обычной бумаге. Да и почерк Стецюка не очень отличался от моего. Вот Дыбин и не заметил разницы, запомнил только содержание письма. А Вейцзеккер сличал мою заявку на взрывчатку уже с тем почерком, каким я переписал письмо Стецюка.
— Этот Вейцзеккер, видать, тип дотошный. И, вне всяких сомнений, послал он вас сюда не только с целью диверсии…
— Даже если у него не осталось больше сомнений, что я и Стецюк одно и то же лицо, ему, наверно, нужно проверить, чего я стою как подрывник и будущий руководитель школы диверсантов.
— Нужно, значит, сделать все возможное, чтобы убедить его в этом, — заключает Огинский, вставая из-за стола.
— А как? — пожимает плечами подполковник Бурсов. — Сами видите, какова ситуация.
А Огинский уже расхаживает по штабной комнате, отвергая идеи, слишком поспешно приходящие в голову: «Бурсов прав, конечно: такой мост за двое суток не восстановишь. Если же разрушить только один его пролет, немцам это покажется подозрительным… А что, если Азарову вернуться к Вейцзеккеру и сказать, что взорвать мост не было никакой возможности?… Нет, это тоже не годится! Во-первых, этим лишь усилишь его подозрительность, во-вторых, неизбежно снизишь цену Азарова как подрывника. Что же тогда еще?…»
— А какой дан вам срок для выполнения задания? — спрашивает он лейтенанта.
— Неделя. Но не больше. Это предел.
«Неделя… неделя, — торопливо думает Огинский. — Целых семь дней… Неужели так ничего и не придумаем за это время?»
