А однажды мне довелось отнести подарок Вильгельму Фюртвенглеру[52] в его небольшую виллу неподалеку от Потсдамского вокзала в Берлине. Знаменитый дирижер был у себя. Он провел меня в гостиную. Комната была необъятных размеров и вся выкрашена в белый цвет. Стены девственно гладкие, на них ни картины, ни даже зеркала — ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. А посреди этого огромного пространства царственно стоял рояль. Я вручил ему пакет, не обратив особого внимания на реакцию маэстро, и вернулся к машине, за рулем которой сидел один из шоферов канцелярии.
Примерно в это время я впервые сопровождал фюрера во время его выступления. По-моему, это было одно из собраний во Дворце спорта, в огромном спортивном зале, в котором еще со времен Веймарской республики проводились крупные политические собрания. Бегляйткоммандо выехала из канцелярии незадолго до Гитлера. Мы расположились вдоль стен Дворца спорта, слегка отступив, чтобы видеть все происходящее. Гитлер с трибуны рассказывал об усилиях, которые оставалось предпринять для одержания полной победы. О том, что самое трудное еще впереди. Он особенно подчеркнул значимость Германского трудового фронта под руководством Роберта Лея[53]. Закончив говорить, Гитлер вернулся к машине. На этот раз мы уходили все вместе, колонной. В тот вечер никто из старших не высказался неодобрительно по поводу моей работы, не придрался к форме или еще к чему-нибудь.
В первые месяцы 1941 года Гитлер много ездил. Вена, Линц, несколько раз он был в Мюнхене и Бергхофе. Я не всегда его сопровождал. Весной в купе личного поезда, названного «Америка», фюрер отправился в путь к новому командному пункту, расположенному в Альпах[54]. Война с Югославией только-только началась.
Меня назначили его сопровождать. В поезде Гитлера я тогда оказался впервые. Мы знали, что для более или менее длительных поездок со своими генералами шеф пользовался этим поездом. Он состоял примерно из пятнадцати вагонов, так что в нем спокойно могло уместиться большинство руководителей вермахта, ближайшие соратники, персонал канцелярии и представители пресс-службы рейха. Места хватало всем. Отъезжали мы с вокзала Анхальтер-Банхоф в квартале Кройцберг[55]. Однако случалось, что поезд, дабы не привлекать лишнего внимания, отправлялся с вокзала Грюнвальд (восточный), оттуда, где он обычно стоял.
Пока Гитлер находился внутри, поезд становился рабочим кабинетом, передвижным генштабом. С нами можно было связаться по телефону, набрав номер канцелярии[56]. В случае военной тревоги поезд укрывался в ближайшем тоннеле. Перед локомотивом «Америки» ехал так называемый «контрольный» состав из двух вагонов.
Я никогда не заходил в личное купе Гитлера. Мне просто нечего было там делать. Знаю только, что, помимо спальни, там была еще небольшая гостиная для бесед в узком кругу. А ежедневные собрания с генералами вермахта проходили в комнате, расположенной сразу за столовой. Уж не знаю, были ли стекла купе шефа бронированными, наши, во всяком случае, не были. Мы жили в следующем за вагоном фюрера вагоне. Так что Гитлер много раз встречал меня в коридоре и походя хлопал по спине.
Вагон-ресторан, он же «казино», был в ведении людей из компании «Митропа»[57]. Однажды я оказался там за одним столом с Гитлером. В тот вечер он сидел по другую сторону стола. У меня как сейчас картинка перед глазами: Гитлер, потягивающий некрепкое баварское пиво. На тарелке у него лежало что-то из колбасных изделий, явное отклонение от вегетарианского режима. За пять лет это был первый и единственный раз, когда я видел, чтобы Гитлер ел мясо[58].
Фюрер настаивал на том, чтобы его поездка не нарушала график регулярного сообщения национальных железных дорог Германии. В результате нам приходилось останавливаться, не раз и не два, и ждать на запасных путях, чтобы пассажирские составы прибыли к пунктам назначения в срок. Мы проехали через пригороды Вены, потом поезд остановился километрах в пятидесяти к западу от Винер-Нойштадта, совсем недалеко от Мёнихкирхена.
Этот командный пункт, оборудованный при въезде в туннель и полностью изолированный, получил название «Весенний шторм». Подземные провода связи были в полном порядке, и в целом мы там чувствовали себя достаточно спокойно. Здесь, среди альпийских лугов, Гитлер провел почти две недели[59]. Я вылетел в Берлин незадолго до его возвращения.
В целом за все время службы я сопровождал фюрера в его поездках на «Америке» три или четыре раза. В 1944 году, после высадки союзнических войск в Нормандии, его переименовали в «специальный поезд Бранденбург», в честь этого замечательного края на Востоке Германии[60].
Проведя совсем немного времени в столице, Гитлер решил снова вернуться в Берхтесгаден[61]. Я поехал с ним. Тогда, 11 мая, Гитлеру сообщили ошеломляющую новость об исчезновении человека, который был его правой рукой, его соратником с самого начала карьеры, его преданным рыцарем, — Рудольфа Гесса. Заместитель главы НСДАП вылетел на «Мессершмите-110» из Аугсбурга по направлению к Великобритании. Вылетел один, не предупредив ни Гитлера, ни руководителей партии. Эту историю я очень хорошо помню. До нападения на СССР оставалось всего несколько недель, приближался важный момент в истории всей войны. Ко мне вся информация о попытках Гесса пересечь Ла-Манш попадала из первых рук. Я был в хороших отношениях с Йозефом Плацером, по прозвищу Зепп, камердинером Гесса. Мы с ним сдружились всего за какие-нибудь пару месяцев. Я, понятно, не знаю всей подноготной этой истории, но уж точно осведомлен гораздо лучше, чем некоторые близкие к Гессу люди, как, например, его ординарец Альфред Ляйтген, который не был посвящен в перемещения своего начальника.
Рассказывать о последнем полете Гесса — значит вспомнить историю, которая началась за несколько месяцев до этого, здесь же, в Бергхофе, одним ноябрьским вечером 1940 года[62]. Незадолго до начала обеда кто-то из адъютантов попросил нас подыскать гостей для трапезы. Тогда вспомнили, что Гесс сейчас в этих краях, в своем альпийском домике, неподалеку от шале Гитлера. «Мог бы, между прочим, и в гости заглянуть», — сказал один из моих товарищей, набирая его телефонный номер. Гесс оказался свободен и через некоторое время пришел. Ближе к концу обеда в комнате появился курьер, подошел к Отто Дитриху и передал ему телеграмму. Тот ее быстро проглядел, потом передал Гитлеру, который тоже, в свою очередь, пробежал документ глазами, после чего поднял голову, потряс перед собой бумажкой и воскликнул: «И что я, по-вашему, должен делать?! Не могу же я прямо сейчас сесть в самолет, прилететь туда и грохнуться перед ними на колени!» Я все слышал, однако не очень понимал, о чем идет речь. Ту телеграмму я так и не прочел. Но внимательно слушал, улавливая обрывки разговора и наиболее громко и четко произносимые слова. Речь шла о некой встрече, точнее, об очень важном совещании, которое, судя по всему, незадолго до этого состоялось в Португалии между немецким послом Эмилем фон Ринтеленом, которого повсюду называли «почтальоном Гитлера», и шведским дипломатом, графом Берандоттом. Причины мне неизвестны[63]. Как бы то ни было, именно в этот момент все внимание обратилось на Гесса. Не знаю, что он точно сказал, должно быть, что-то вроде: «Гитлер действительно не может этого сделать. Зато я могу».
Как только они закончили разговаривать, Гесс попрощался и вышел в сопровождении двух своих адъютантов, Альфреда Ляйтгена и Карла Хайнца Пинча. На прощание Гитлер посоветовал ему, на всякий случай, пройти осмотр у доктора Мореля, своего лечащего врача.
Тем же вечером у себя в шале Гесс повторил Зеппу Плацеру: «Безусловно, Гитлер не может этого сделать».
Не знаю, понял ли Плацер, о чем говорил его шеф. Во всяком случае, ему было поручено как можно быстрее найти две книги по истории Великобритании. И ни в коем случае никому об этом не рассказывать. Гесс особенно настаивал, чтобы адъютантов не ставили в известность о том, что затевается.
Первое, что нужно было сделать, — это завладеть необходимыми для полета авиационными картами: Гессу пришлось достать, не вызывая подозрений, то, что называли Parolen — цифры, надписанные на картах генштаба и регламентировавшие часы, в которые самолеты могли пролетать над определенными районами без риска быть сбитыми средствами ПВО или авиацией, как своими, так и противника. Эти ценнейшие сведения, которые на военном жаргоне того времени назывались «зоной молчания», удалось ловко увести у капитана ВВС Ганса Баура, пилота Гитлера.
