Старый землекоп стоял на валу, опершись обеими руками на кривую лопату. Пропотевшая рубаха облепила его сутулые плечи и широкую, выпуклую спину.
— Скоро ли начнете?
— Скоро. Что, не работается?
— Тревожно. И сам, поди, чувствуешь. Большой мост строить мне пришлось однажды — вот уж переволновалися, пока поезд по нему первый раз прошел! И всюду так-то, на любой стройке. Нефтепровод наш, если поглядеть, стальной, прочный, а на душе все-таки не спокойно.
Старик снова скрылся в траншее — Алексей хотел двинуться дальше, но его догнали на грузовике Грубский и Карпов.
Грубский, в помятом костюме, с галстуком, сбившимся набок, совсем почерневший от солнца, вытирал сухонькое лицо и голый череп.
— Опрессовочный аппарат в порядке, со всех контрольных пунктов есть донесения: можно приступать к испытанию. Давайте команду, Алексей Николаевич.
— Нет, команду будет давать Беридзе. Возвращайтесь на свое место. Сейчас главный инженер подъедет.
Однако Беридзе не торопился. Карпов, необычайно тихий, присмиревший встретился взглядом с Ковшовым и без слов понял его:
— Позвонить ему? Передать, что все готово? Паря, уже бегу!
Чтобы не томиться ожиданием, теперь уже праздным, Алексей пошел к сварщикам: они уже работали на тридцать втором километре участка. Возле бригады Умары он остановился. Сварочный аппарат стоял на автомашине, кузов которой был обтянут кумачом с надписью: «Лучшие сварщики строительства». Над кабиной на высоком древке недвижимо висело знамя. С весны, с тех пор, как Батманов вручил его Умаре, оно бессменно сопровождало его и успело уже слегка поблекнуть от безжалостных солнечных лучей.
Умара лежал на земле и вел потолочную сварку двух звеньев труб. Они сращивались на глазах. Закончив стык, Умара поднялся, выключил аппарат и, держа в руке маску, подошел к инженеру. Напарник его — улыбающийся Вяткин в голубой майке, как тень, следовал за ним.
Маленький и очень коренастый, потный, разгоряченный солнцем, пламенем электросварки и волнением, Умара наступал на Ковшова и не говорил, а кричал (после сварки у него шумело в ушах):
— Почему задержка? Давай давить! Чего ждем, кого ждем?
— Главного инженера ждем, без него нельзя начинать, — спокойно ответил Алексей.
— Почему же он не едет? Безразлично ему? Посмотри, все изболелись...
— Никто не болеет, — возразил Алексей, сдерживая кипевшее внутри раздражение на Беридзе. — Только ты один, я вижу, и болеешь. Пожалуйста, не болей за всех. Продолжай сварку.
Алексей зашагал дальше, Умара кричал ему вслед:
— Зачем так обидно говоришь? Или сам не переживаешь? Или слепой, не видишь, как ждут все? Я болею больше всех — я имею такой право. Мой сварка на участке, мой работа проверяется. Очень просим тебя: давай команда!
Вернулся Карпов и сообщил, задыхаясь:
— С Беридзе не удалось поговорить. Селекторист с узла сказал так: «У нас, паря, идет испытание насосно-дизельной станции. Главный инженер и все остальные там, с тобой никто сейчас беседовать не станет». Вот бы взглянуть на эти дизеля и насосы в работе! Сколько, паря, муки приняли из-за них механики. Без чертежей, без опыта, а собрали. Говорят, Серегину за его труд простят его ошибку.
Алексей злился: Беридзе удружил ему, теперь Филимонов опередит его с испытанием.
— Поезжай, Иван Лукич, на узел и устрой ему там скандал от моего имени.
— Еду, Алексей Николаевич!
На обратном пути Ковшов не мог, как и всегда, пройти мимо Умары. Обиженный сварщик сделал вид, что не замечает его. Алексей несколько минут постоял. Он чувствовал, как от чистого пламени, бьющегося в руках сварщика, от всего облика Умары, который стал ему почти родным, запыленный и взъерошенный, с измазанным милым скуластым и курносым лицом, таял в нем самом лед раздражения и досады.
Алексей не успел отойти от сварщика, как примчался, вздымая пыль до неба, пикап Беридзе. Алексей было обрадовался, но тут же огорчился: машина пришла без главного инженера. Шофер устно передал странное приказание Беридзе: «Инженеру Ковшову немедленно приехать на узел».
— Поезжайте назад и передайте товарищу Беридзе: мы ждем его уже давно, — резко сказал Алексей шоферу. — Пусть он сейчас же едет сюда. Ковшов, мол, ругается, все люди взволнованы, нельзя их держать в таком напряжении.
— Он мне приказал без вас не возвращаться, — растерянно сказал шофер.
— Возвращайтесь и живо! — отрубил Ковшов.
Шофер, пожав плечами, влез в кабину. Машина зарычала и ринулась в обратный путь.
Наконец Алексей вернулся к месту, где стоял аппарат для опрессовки. Волосы Ковшова взлохматились, лицо блестело от пота, сапоги были серы от пыли. Он с удивлением заметил вдруг, что солнце поднялось высоко, воздух накалился. От утреннего тумана и прохлады не осталось и следа. Безоблачное голубое небо сияло. От озерка, к которому Ковшов подошел освежить водой разгоряченное лицо и пересохшее горло, струились легкие испарения.
Возле испытательной установки толпа строителей слушала объяснения Грубского. Инженер, наконец, скинул пиджак и галстук и в полосатой расстегнутой сорочке выглядел необычно, по-домашнему. Среди собравшихся было несколько шоферов — их машины стояли тут же.
Люди заметили начальника участка и переглянулись, — очень уж он был мрачен. Алексей зачерпывал тепловатую воду руками и брызгал себе на голову. От толпы отделились неразлучные Махов и Кучина. Алексей расчесывал пятерней волосы и отряхивался. Взгляд его упал на шофера и Мусю. Одетые в футболки, они выглядели по-спортивному. Девушка за весну похорошела, а у Махова даже глаза посветлели под палящим солнцем.
— Алексей Николаевич, мы с просьбой, — неуверенно сказал Махов. — Разрешите нам остаться здесь, пропустить рейс. Мы потом наверстаем. Обидно прозевать испытание — столько времени ждали! И никогда еще не видели, как испытывается такая громадина.
Алексей подобрел. Он уселся на пригорок.
— Располагайтесь, отдохните. Беридзе подводит нас. Застрял у Филимонова, не едет. Я Карпова послал за ним. Сейчас, наверное, подкатят оба.
— Кажется, уже пылят, — заметила Муся.
Карпов вернулся один — возбужденный и расстроенный.
— Наш Георгий Победоносец и не помышляет сюда ехать, — докладывал он. — Велел тебе туда приехать. Паря, что-то случилось, видно. Хотя настроение у него славное: улыбается, бороду гладит. Дизеля мне показал и насосы, они работают вовсю. Весь народ собрался. Беридзе речь говорил. Обскакали они нас, паря. С этакой трубой быстро не управишься, а у них все как на пятачке. Ты поезжай, Алексей Николаевич, — он строго наказывал. Вот и на бумажке начертил.
На обороте записки Ковшова жирным синим карандашом было написано: «Еще раз говорю вам: немедленно явитесь ко мне по весьма срочному делу».
Взбешенный Алексей, нещадно ругаясь и придумывая для Беридзе ядовитые фразы, помчался на перекачечный узел.
Машина с подъема влетела на площадку узла, ярко освещенную солнцем. Все тут выглядело по-праздничному. Алексей окинул взглядом большое каменное здание насосной станции. Справа от него стояли в ряд цилиндрические цистерны, от них разносился оглушающий дробный стук пневматической клепки. По всей площадке были разбросаны чистые, свежевыбеленные здания: блокпосты, дом связи, диспетчерская, электростанция, котельная, механическая мастерская и у самых сопок — домики и общежития строителей. Это был целый город, родившийся на глазах у Алексея.
Как и следовало ожидать, главный инженер находился в просторном светлом зале насосно-дизельной станции. Он, Филимонов и вокруг них десятка два монтажников молча стояли у насосов. Тут же был и Серегин. С ключом в одной руке и контрольным журналом в другой он стоял торжественно, как часовой. Глаза его сияли. Огромные лоснящиеся машины работали без шума, без стука. Филимонов, до бровей вымазавшийся в масле, еле держался на ногах от усталости. У Георгия Давыдовича лицо, руки, рубаха и брюки тоже были измазаны маслом. По глазам его, по умиротворенному лицу, по тому, как он теребил бороду, можно было догадаться — испытание прошло успешно.
— Каковы вещички, а? Не налюбуюсь! — крикнул Беридзе Ковшову. Свирепый вид Алексея развеселил его. — Может быть, все-таки поздороваешься с нами, поздравишь с окончанием монтажа дизелей и насосов и пуском их? Поздравь хотя бы вот этого героя, — он положил руку на плечо устало улыбавшегося Филимонова
— Поздравляю! — буркнул сердито Алексей.
Все захохотали. Алексей постоял, посмотрел на работу насосов, прошелся по кафельному чистому полу в дизельный зал и вернулся с посветлевшим лицом.
— Молодец ты, согласен хоть пешком притащить тебе знамя, — сказал он, обнимая Филимонова. — И вас всех поздравляю, товарищи, — обратился Алексей к монтажникам, пожимая им по очереди руки.
