Только капитан 3 ранга инженер Завьялов не ложился. Скользя на желтых от пролившегося масла пайолах, цепляясь за трубопроводы, он то пробирался к помпам, без устали качающим топливо в воду, то снова вслушивался в гул гребных электродвигателей. Сейчас от их работы зависела жизнь экипажа. Да и только ли от их? На минуту заклинятся рули — и корабль станет лагом к волне, подставит ей борт, и тогда…
Не сводя глаз с репитера компаса, несли вахту рулевые. Их было двое: старший матрос Николай Лелека и матрос Валерий Головенко, и вахту они стояли шесть через шесть. Шесть часов на уходящей из-под ног палубе, ибо в рубке качало куда сильнее, чем, например, в машинном.
— Лихо день рождения Нептун празднует, — пошутил замполит, обращаясь к штурману.
Старший лейтенант оторвался от карты, повернул к Филимонову встревоженное лицо:
— Ты знаешь, локатор не показывает!
— «Дон»?!
Здесь следует пояснить, что такое «Дон» и почему так изумился Филимонов. «Дон» — РЛС, служащая для целей навигации. Станция отличается высокой степенью надежности. И то, что в голубом луче развертки перестали мелькать пятнышки целей, означало одно: ураганный ветер нес потоки воды вровень с излучателем, на высоте двадцати метров!
Как назло, вышел из строя радиопеленгатор… Сорвало трос антенны, и он со свистом стегал по обвесу мостика. Надо было закрепить антенну по месту. В ревущую мглу пошли двое. Мичман Груодис, отвечавший за работу пеленгатора, и замполит капитан-лейтенант Филимонов.
Не знаю, о чем думали эти двое, когда выдавили себя на шаткую твердь мостика, когда ветер так залепил лицо, что вот-вот дыхание прервется! Наверное, о том, как закрепить антенну. Это удалось сделать. Со второй попытки. Но что подумали моряки в наглухо задраенной железной коробке, когда узнали об этом, догадаться нетрудно. Ураган можно победить! И для того, чтобы они так подумали, работал, сдирая в кровь ладони, на правом крыле мостика капитан-лейтенант Филимонов.
Неохотно, по капле, просочился сырой рассвет. И в полный рост предстала перед экипажем объятая ураганом Балтика.
Всюду, куда ни глянь, горбатились черные валы, и, будто ведьмины пряди, развевались по ветру длинные клочья пены.
Пришло время завтракать. Чай не грели. Андрей Баранов сокрушенно вздыхал. Был он истинным патриотом своей профессии, и хотя попал на «Берзинь» мотористом, добился, чтобы его назначили коком. Небольшого роста, хрупкий на вид, Андрей оказался в числе немногих моряков, которых не свалила морская болезнь. Но что он мог поделать, когда воду выплескивало из лагунов? На завтрак была картошка в мундире и селедка. То же на обед. И на ужин…
Но все-таки моряки начинали понемногу привыкать к обстановке. Твердо ступал по стальному настилу Володя Бердинский, и только глаза, набрякшие краснотою, говорили о бессонной ночи. И метрист Шевцов нес вахту так, будто выматывающей душу качки не было и в помине. Особенно четко работали электрики: командир отделения Володя Попов и его подчиненные братья Шишовы. Пригодилась Юре и Олегу шахтерская закалка!
К исходу вторых суток радисты поймали в эфире сообщение: на Балтике свирепствует шторм, равного которому не было двести лет.
— Это очень обрадовало матросов, — сказал мне Филимонов. — Они себя сразу героями почувствовали.
Моряки не знали, что их судьбой обеспокоены не только в базе, но и в Москве, что на стол командиров самых высоких рангов ложатся доклады о «Яне Берзине».
Море бушевало.
— Спустишься днем в каюту, а в иллюминаторах вода полощется. Батискаф, а не корабль!
Голос связиста был полон неподдельного восхищения. И немудрено: два месяца назад окончить училище — и угодить в такой шторм! Впрочем, не думаю, чтобы лейтенант Моисеев особенно восхищался, когда на его вахте на корабль обрушилась гигантская волна.
Светло-зеленая стена выросла перед форштевнем, секунду-другую помедлила, покачала белой гривой — и перевалила через надстройку. Все, кто был в рубке, упали. Кроме рулевого — его удержало ограждение.
— Это случилось вечером. Я был на ногах, а тут решил: посплю хоть пару часов. И только уснул — волна высотою в пятнадцать метров!
В голосе Завьялова, человека, несомненно, бывалого, сквозило сожаление. Неистребима все же романтика в душе настоящего моряка! Даже если он инженер-механик.
Вторая ночь почти ничем не отличалась от первой, хотя ветер и ослаб. Корабль продолжал безостановочное движение тем же курсом: на волну. Менялись вахты, и каждые шесть часов становились к штурвалу старший матрос Лелека и матрос Головенко…
С тупой яростью, одна за другой, шли на приступ взлохмаченные волны.
Ураган кончился внезапно. Как и начался. Ветер, который всего несколько часов назад толкал в спины горы соленой воды, теперь усиленно разглаживал Балтику. Даже солнце, раздвинув облака, грело продрогшую палубу «Берзиня».
Пограничный корабль возвращался в базу. Шестьдесят четыре часа длилась вахта командира — капитана 2 ранга Холоная. Ровно столько же часов продолжался ураган…
Я рад, что могу рассказать об отважных военных моряках.
Они служат не на атомном крейсере, не на подводном ракетоносце. Даже на трудяге-тральщике не довелось им побывать. Под их ногами не палуба — клочок суши, затерянный в океане. Но без ведома этих ребят не выйдет в море ни один наш корабль. Военный, гражданский — все равно. И опять-таки без их ведома ни один корабль не войдет в гавань. Потому что служат эти ребята на радиометрических постах Военно-Морского Флота. Я побывал на таком посту, и мой рассказ — об этом.
— Можем вас доставить на пост. Не возражаете? — сказали мне в штабе Северного флота.
Я не возражал.
Десятки раз проходил я мимо него. Черная на закате и серо-зеленая поутру каменная глыба возникала с правого борта, а через какое-то время пропадала в туманной дымке. «Пост прошли», — говорили мне. Это означало, что впереди взбаламученный ветром простор Баренцева моря, ледяное дыхание Арктики…
Во время войны здесь стояли батареи. Ни разу не решились сунуться сюда корабли противника. А между тем всего в нескольких десятках миль от острова огненные блики вспыхивали на скользких от воды скалах и тяжкий грохот прокатывался по каменистому ущелью. Это рвались в бухте Петсамовуомо фашистские транспорты.
В первые месяцы войны гитлеровцы превратили ничем не примечательный порт Линахамари в крепость. На мысу Крестовом установили шестидюймовые орудия, перегородили залив железными ячеями противолодочных сетей. Казалось, было сделано все, чтобы груженные награбленным никелем суда могли беспрепятственно следовать из Петсамо в Германию. Древним путем викингов, через Варангер-фиорд.
Но не вышло. 26 августа 1941 года подводная лодка М-172 под командованием капитан-лейтенанта Фисановича прорвалась на рейд Линахамари. Первой же торпедой был пущен на дно транспорт, на обратном пути из фиорда «малютка» торпедировала фашистскую яхту.
Вошел в историю подводного плавания дерзкий рейд «малютки», которой командовал капитан-лейтенант Николай Стариков. Под прикрытием темноты она проникла в Линахамари и торпедировала два стоявших под погрузкой транспорта. Но когда лодка стала пробираться к выходу, по обшивке заскрежетал металл. Лодка клюнула носом, потом повалилась на корму. Противолодочная сеть! Казалось, лодка обречена. Но выдержка и профессиональное мастерство командира сделали свое дело. Произошло, казалось, невероятное: лодка вырвалась из сети и пришла в базу.
И вот теперь мне предстояло ступить на его землю. Впрочем, какая земля могла удержаться на спине каменного кита?
Катер ткнулся в деревянный причал и сразу же прижался к его желтым на солнце бревнам. Погреться. Сразу же за причалом начиналось озерцо, поросшее по берегам чахлой, пожухлой травой.
— Как оно называется?
— Могильное.
Вот этого я не ожидал! Известное всем натуралистам мира озеро, где причуды природы образовали пять никогда не перемешивающихся слоев воды — от пресной до горько-соленой, — походило на пруд где-нибудь в Подмосковье…
О Могильном я был наслышан с первых дней своей службы на Севере. Глубина озера достигала двадцати метров, и оно никоим образом не сообщалось с морем. От бухты его отделял пятиметровый барьер из гальки. Во всяком случае, многочисленные исследователи никаких видимых выходов не обнаружили. Откуда же появилась в озере морская вода? И еще более удивительный слой красных бактерий? Десятки версий высказывались по этому поводу. Как, впрочем, и по другому — откуда в Могильном пресноводная… треска? Нигде в мире не водилось такой рыбы.
Озеро млело под неярким полярным солнцем и, было похоже, ни о каких своих секретах рассказывать не собиралось.
