Настала очередь найти последнее, третье звено. Гаврила смотрит на часы и робко так напоминает:
— Джентльмены, нам час пятьдесят осталось!
На него тут же один боец и фэйс зашипели:
— Знаем, сам дурак, нам и часа хватит!
Максимка, разве что, великодушно заступился:
— Да ладно вам, некультурные вы люди, пущай сидит. Не мешает.
У какой-то кафешки таксомотор притормозил. Изольда вышла и, энергично жестикулируя руками, стала что-то объяснять стоящей там коллеге с удивительно красивыми персями, кокетливо выглядывающими из декольте. Если обрисовать коллегу даже словом «непорочность» — значит ничего не сказать. Видно, что безгрешность явно не стремится вливаться в коллектив, либо это на самом деле само целомудрие. Тут стремительно подъезжает иномарка с двумя бравыми войсковыми офицерами и непорочность исчезает.
Изабель извиняется за происшедшую заминку: да её, оказывается, типа, уже ангажировали. Небо стало покрываться тучками, солнышко слегка поблекло. Начинает ёрзать на сидении дисциплинированный и серьёзный молодой фэйс, так как, по всем признакам, только он один остаётся без пары:
— Так что, Герасимыч, сколько там у нас время?
Нервозность ситуации передаётся жрицам:
— Да как так, да мы щас мигом третью найдём, вы нас, голубчики, не оставляйте. Дома детей нечем кормить, хлеба, и то, нету!
Герасимыч сочувственно накаляет обстановку:
— Да что вы, голубушки, что мы, нехристи какие? Нешто мы вам на хлеб не дадим. Да хоть сейчас весь автобус булками завалим!
— Дык ведь нам ещё и сутенёру отваливать надо!
— И ему, болезному, хлебушка дадим!
Настаёт черёд ёрзать на сидении Максимке:
— Герасимыч, ты товой-то. Не особо товой-то, успеем ышшо. — От избытка нахлынувших чувств и отсутствия подобающих случаю выражений даже делает попытку порвать на себе штопаную тельняшку. И порвал бы, да ясно, жалко стало.
Герасимыч, которому на всю эту эпопею абсолютно как до утренней звезды, начинает капризничать:
— Значьтак. Везите меня откуда взяли, в смысле на железку, сами делайте свои чёрные дела. Безбожники!
Тут поднялся шум и гам:
— Дык…!!!…Товой-то… итить твою ити…
— Да как это так!…..Дык успеем…
— Раскомандовался тут, понимаешь…
— …Да найдём!
Кто-то поставил точку:
— Нас на мякине не проведешь!
Ладушки, машина опять едет в центр. Мальчики с девочками вместе с местным водилой удивляются, что за день такой сегодня не рыбный, ну никогда такого не было в нашей практике!
Над Моздоком встали низкие свинцовые тучи, вот-вот всю команду расплющат. Солнышко исчезло, полил крупный дождь. Максимка стал чернее самого себя. Представительницы двух континентов так и не нашли третью подругу. Группа в итоге кое-как успела до отправки поезда. Но голодающим детям заботливых матерей спонсорская помощь всё-таки была выделена.
Обратно ехали до Грозного. Всю дорогу юнцы охаивали почему-то именно Гаврилу. Иногда шушукались и посматривали на него как на какого-то ведьмака. Да как иначе то? Тема для разговоров найдена и развита, а от этого и дорога короче и веселей.
В разрушенной столице ароматами, витавшими в воздухе и напоминавшими якутский морг, тепло попрощались с фэйсом, который укатил в неизвестном направлении по своим шпионским делам на шикарном бронированном авто. Авто представлял собой грузовой «Урал» с настилом и высокими бортами, сложенными из толстых брёвен. В оконных проёмах стандартно расположились бронежилеты. Подобных машин сновало по всему Кавказу немеряно.
На одном из блокпостов, с где-то подобранной и вывешенной табличкой — "Герои Советского Союза, Ветераны и инвалиды ВОВ, инвалиды детства, ветераны тыла и труда — обслуживаются вне очереди", словили машину и на невероятно большой скорости добрались через разрушенный город до авиапорта «Северный». Аэродром с переломленными напополам воздушными судами огорожен обильно испещрённой пулевыми шрамами бетонной стеной, на которой аршинными буквами написано: "В ДРУЖБЕ НАРОДОВ — СИЛА РОССИИ!"
Там, возле вертушки, произошёл небольшой инцидент с двумя уставшими и хриплыми подполковниками, которые наотрез отказывались пускать в переполненный салон транспорта группу с подозрительным негром. Парни, все-таки что-то им доказали, многозначительно кивая на, ничего не подозревающего старого карьериста в звании старшего лейтенанта — Гаврилу. Комплекцией, ростом и возрастом гораздо поболее подполковников, который, в потрёпанной одежде с большими дырами на коленках, без знаков различия, полулежа на зелёной травке, как у себя дома, безмятежно распивал чаи в солдатской компании и что-то чинно поедал из солдатского котелка. Да и сам экипаж боевого вертолёта, не раз бывавший в Дарго, деловито вставил своё слово.
В Дарго прибыли вовремя. Хотя Максимка намекал ещё в Грозном, что неплохо бы зависнуть на недельку в Ханкале. С целью порыскать там в прилегающих кафешках и госпитале, а пожить можно и у гостеприимных читинцев или, на худой конец, у питерских. Но Гаврила со словами: "Какое кощунство!" — От такой аферы категорически отказался, — "Не приемлю!"
Через полторы недели на винтах этого самого вертолёта, со свежеперебитым пулей датчиком внешнего давления, пришла скорбная весть. Сразу после вылета якутско-тольяттинской команды, через пять минут, в очередную загружаемую вертушку влетела управляемая ракета. Погиб весь экипаж, состоявший из пилота, штурмана, пулемётчика, погибли также один солдат и оба подполковника.
Гораздо позже произошёл трагический случай в Ханкале. Группа якутских омоновцев, прилетевшая из Дарго, уже совершая посадку в Ханкале на вертушке МИ-8 наблюдала, как на высоте примерно двухсот метров была сбита, так называемая, «корова» — вертолёт МИ-26. На борту «коровы» было сто сорок военнослужащих. Сто девятнадцать из них, выбегая из горящего транспорта, подрывались на своих же минах в изобилии расставленных вокруг группировки.
Из двух вертушек боевики выбрали большую по размерам.
Небеса опять содрогнулись от рыданий матерей по всей России. Не дождались мамы своих сыновей — молоденьких солдат и офицеров.
Гриша Белко, мужик ростом метр девяносто, левой ручищей небрежно закинул за плечо полную эрдэшку с пулемётными лентами. Правой, как детскую пластмассовую игрушку, подхватил тяжёлый пулемёт с пристёгнутой бадьёй-магазином. Сплюнул на землю, цыкнул через зубы и сказал:
— Ну, всё! Они попали!
Все, кто видел эти телодвижения, восхищённо спрашивают:
— А кто — они?
Гриша, нахмурив подгоревшие брови и сделав суровые глаза:
— Да кто-кто! Они — волки позорные!
Личный состав отряда, заразившись патриотическими чувствами, срочно изобразил на обветренных и загорелых лицах мужество и непоколебимость. И не мешкая, выдвинулся на зачистку горных посёлков в соседний район. В ту же сторону, над их горячими головами, завихрив концы бандан, пролетели два зелёных крокодила (это не глюки, — это боевые вертолёты "Чёрная акула"). Друзья-товарищи, оставшиеся на базе, растроганно помахали вслед кухонными тряпицами. Дескать: "Уже тоскуем, берегите себя!"
Гриша на днях вернулся из Ханкалы. Привёз на вертушке продукты питания для отряда. Чтобы не шляться без дела, у него встал выбор: a). Лёжа на кровати ковырять в носу; b). Идти на заготовку дров; c). Двинуться на очередную зачистку. Он легко, не задумываясь, выбрал последнее.
В расположении остались наряд по кухне да двое-трое на постах. Все дружно занимались разделкой горной козы, возможно, её имя — газель. Раздобыл её в горах Охотник, будучи на заготовке дров. Ну и естественно, как бывает в таких случаях, байки крутились вокруг да около охоты. Кто-то в Ингушетии лучил с вояками на танке зайцев. Кто-то из крупнокалиберного пулемёта стрелял с БТРа уток в степной половине Чечни. Правда, от уток и зайчиков мало что оставалось. В красках вспоминали, как на днях всем отрядом долбили из автоматов по огромадной стае гусей, пролетавших над располагой. И при этом ни в одного не попали. Охота — это такое дело, что говорить о ней можно бесконечно. Вот об этом то и пойдёт речь ниже.
Восходящее солнце осветило верхушки гор. Заплясали солнечные зайчики со стороны дальних лесов — это чехи передают друг другу свои секретные сообщения. Наверняка что-то про погоду.
В палатке слышно как на посту Антоша Слепков кричит:
— Братва! Наши идут!
Все вышли встречать героев дня, как-никак хоть какое-то событие. Само событие разглядывает в бинокль и комментирует Антоша:
— Вот вижу оголодавших, с измождёнными лицами, но, смею вас заверить, непобеждённых соратников. Кто ж их победит то? — сам себя спрашивает Антоша и тут же отвечает, — Не быть тому! Слева нас — рать и справа нас — рать!…Интере-есна! А кто это идёт замыкающим? С таким пижонским красным галстуком? Ась? Неужели Гриша? — Антоша подправляет фокус бинокля, — Прошу прощения, господа, это не галстук. Это его язык!
