В самой первой лекции Заболоцкого была такая фраза: «Современный боевой корабль представляет собой сложное инженерное сооружение». Работая в дальнейшем долгие годы на флоте и регулярно бывая на кораблях разных классов, я много раз невольно вспоминал эту фразу.
Кроме теоретического курса у курсантов была чрезвычайно полезная ознакомительная морская практика в Кронштадте. Нас разместили на корабле «Петропавловск». Это был бывший линкор «Марат», один из самых лучших кораблей советского флота.
В начале войны немецкая авиационная бомба пробила палубу и достигла погреба с артиллерийскими зарядами. Был мощный взрыв, носовая часть корабля вместе с артиллерийской башней затонули, потом ее отрезали. Корабль остался на плаву, машины и винты на месте, он мог ходить, имел кормовую артиллерийскую башню, он еще участвовал в войне с оставшимися орудиями. После войны стал учебным кораблем с новым именем «Петропавловск».
В кубриках мы спали на подвесных брезентовых койках с пробковыми матрацами, участвовали в корабельных приборках, а главное, знакомились с устройством корабля и правилами корабельной жизни.
Умение правильно вести себя на военном корабле, знания, что можно делать, а чего нельзя, мне очень пригодились в дальнейшей службе, так как на кораблях приходилось бывать часто и нередко приходилось видеть насмешливые взгляды корабельных матросов и офицеров на армейских офицеров, в интересах службы прибывающих на военный корабль, но незнакомыми с правилами поведения на нем и флотским лексиконом.
В течение двух месяцев курсанты знакомились с кораблями, артиллерийскими фортами, организацией службы, разнообразной и сложной береговой инфраструктурой (причалы, доки, заводы и т. п.) и совершали небольшой переход на учебном парусном корабле.
Одной из основных кафедр в училище была кафедра баз флота во главе с профессором Е. К. Карягиным, автором уникального учебника «Базы флота». Такой кафедры и такого учебника, как и самой учебной дисциплины, не было и сейчас нет ни в одном учебном заведении (кроме ВИТКУ) нашей страны. Во времена моей учебы среди курсантов ходил слух, что книга «Базы флота» лежит на рабочем столе самого Николая Герасимовича Кузнецова, бывшего тогда военно-морским министром.
Учебник «Базы флота» давал полное представление о том, что же такое система базирования флота, в которую входят пункты базирования кораблей, командные пункты, судоремонтные предприятия, склады оружия, горючего, продовольствия, казарменные и жилые городки, госпитали, маяки, позиции железнодорожной морской артиллерии, береговой бронебашенной артиллерии, аэродромы морской авиации, радиоцентры, системы радиотехнического наблюдения, склады резерва в глубине страны, система дорог между объектами базирования и много-много другого, подробное перечисление только названий объектов системы базирования заняло бы несколько страниц.
Далее в учебнике давалось понятие, что такое живучесть и устойчивость системы базирования.
Нас учили, как рассредоточением, дублированием, маскировкой и защитным строительством можно добиться повышения живучести и устойчивости системы базирования.
Нас учили, что система базирования флота создается совместной поэтапной работой различных структур Военно-морского флота, а именно Главного командования ВМФ, Главного штаба ВМФ и штабами флотов, Главного инженерного управления ВМФ и инженерными управлениями флотов, проектными организациями, научно-исследовательскими учреждениями, Главвоенморстроем и строительными организациями флотов, а также управлениями и службами Военно-морского флота, в том числе финансовыми. После окончания строительства объекты системы базирования эксплуатируются специальными организациями ВМФ.
Нас учили так, чтобы мы были готовы работать в любой организации, поэтапно участвующей в сложном процессе создания и эксплуатации системы базирования флота.
Кафедра высшей математики — ключевая для любого инженерного вуза. В ВИТКУ начальником этой кафедры был инженер-подполковник, профессор, доктор физико-математических наук Л. В. Канторович, ставший впоследствии академиком Академии наук СССР, лауреатом Сталинской, лауреатом Ленинской и лауреатом Нобелевской премий.
Еще в кандидатах мы наслушались легенд о Канторовиче. В 24 года он стал профессором, доктором наук и получил кафедру. С началом войны его мобилизовали, военной подготовки он не имел, поэтому стал рядовым. Начальник училища добился, что его в качестве матроса направили служить в училище, где его зачислили в кадровую команду. Это было небольшое подразделение, старшиной которого был мичман. В команде были матросы оркестра, ротные баталеры и хозяйственная обслуга. Как и все матросы, Канторович жил в кубрике на двухъярусной железной койке, имел винтовку, противогаз и т. п.
Старшина кадровой команды гонял его наравне с другими матросами на строевых и прочих занятиях.
Вместо хозяйственных работ матроса Канторовича направляли читать лекции по высшей математике.
Через некоторое время матросу Канторовичу присвоили звание майора административной службы, но старшине кадровой команды он по-прежнему воинскую честь отдавал первым. К концу войны воинское звание Канторовича было инженер-подполковник.
Старшекурсники рассказывали, что в начале лекции Канторович обязательно спрашивает, имеются ли вопросы по предыдущей лекции, даже если читает ее в начале курса и никакой предыдущей лекции просто не было.
Наслушавшись таких легенд, мы с особым интересом ждали первую лекцию Канторовича. Тогда в наших учебных классах была должность старшины класса, на которую назначался один из курсантов. В его обязанности входило информировать курсантов о расписании занятий, получение учебников, бумаги, ручек, карандашей и т. п., следить за наличием полотенца для преподавателя, чтобы вытирать руки после мела и тряпки, а также вытирать с доски мел. В то время старшиной нашего класса был Женя Васильев, балтийский матрос, четыре года участвовавший в боевом тралении, вся грудь в наградах, в том числе очень почетные медаль Ушакова и медаль Нахимова, чистюля и аккуратист. Желая как можно лучше встретить Канторовича, наш Женя правдами и неправдами достал новое полотенце и новую тряпку, повесил их на специальные крючки около доски и спокойно ждал Канторовича.
Канторович вошел быстро, немедленно спросил: «Есть ли вопросы по предыдущей лекции?», не услышав вопросов, повернулся к доске и стал читать лекцию, одновременно выписывая мелом формулы на доске. Исписав всю доску, Канторович взял чистое новое полотенце, стер им мел с доски, бросил полотенце на пол, взял меловую тряпку и вытер ею руки. Исписал еще один раз доску, повернулся к аудитории и, вытирая тряпкой руки, спросил, есть ли вопросы. Вопросов не было, зазвенел звонок, Канторович бросил на пол теперь уже тряпку и быстро вышел.
Все курсанты, ошеломленные темпом лекции и тем, что ничего из рассказанного не поняли, молчали. Даже не молчали, а оцепенели. Как же дальше учиться будем, если в первой же лекции ничего не поняли.
И вот в этой тишине раздалась реплика Жени Васильева: «Тоже мне профессор. Полотенце от тряпки отличить не может».
С хохотом на реплику пришла уверенность — одолеем эту высшую математику.
Вечером во время самостоятельной подготовки я прочитал записанную лекцию Канторовича и с радостью установил, что она оказалась мне понятной. Поделился с товарищами. У них было то же самое. Просто у нас еще не было так развито математическое мышление, чтобы с ходу понимать то новое, о чем впервые говорилось на лекции.
Вспоминая Канторовича, могу сказать, что лекции он читал превосходно. Записывать их и готовиться к экзаменам по этим записям было удобно. Слово «легко» тут не подходит, все-таки высшая математика.
Во всем, что касается преподавания, Канторович был очень организованный человек, всегда все успевал и ничего не пропускал.
Во время экзаменов Канторович был либерален и терпелив.
Учебный процесс в училище был отлично организованным и напряженным до предела. В неделе шесть рабочих дней и один выходной. Ежедневно подъем в 7 часов утра, зарядка, завтрак и до обеда шесть часов лекций, после обеда час отдыха (спали в кроватях), затем самостоятельные занятия до 22 часов (с перерывом на ужин), прогулка, с 23 до 24 — в кубрике час личного времени, в 24 часа — отбой.
Лекции читались четко, курсанты старались их как можно тщательнее конспектировать, так как подготовиться по учебникам к экзаменам было практически невозможно.
Самостоятельные занятия проводились в классных комнатах, где у каждого курсанта было свое постоянное рабочее место, и где он хранил все свои учебные принадлежности.
Режим самостоятельных занятий: 50 минут работы, 10 минут перерыв. Все по звонку. Во время самостоятельных занятий никаких хождений по коридору, в классах — тишина.
