— Эта фотография будет фигурировать в деле как компрометирующий материал, — пояснил председатель трибунала. С усталым лицом адвокат, шея которого болталась в чересчур широком вороте кителя, а ноги — в широченных голенищах сапог, лишь пожал плечами и молча кивнул.
Председатель трибунала твёрдым голосом продолжал:
— Письменные показания двух военнослужащих танковой дивизии СС «Дас рейх» также приобщены к делу. Я позволю себе зачитать их. — И он прочёл: — «Двадцатого августа тысяча девятьсот сорок четвёртого года один артиллерийский офицер, находившийся вместе с другими в фалезском котле, у высоты с отметкой «сто девяносто два», произвёл два выстрела по пехотному офицеру, которого он назвал капитаном Альтдерфером. Обе пули попали в грудь капитану. Преступник был схвачен, отдан под суд военного трибунала и приговорён штандартенфюрером Хельмесбергером к смертной казни, однако приговор приведён в исполнение не был по причине артиллерийского обстрела со стороны противника. Солдаты бросились в укрытие, а штандартенфюрер был убит. Внимательно рассмотрев предложенные мне фото, твёрдо заявляю, что вижу на нём преступника, он стоит слева». Далее, как положено по форме, следуют соответствующие подписи. — Председатель трибунала пошелестел своими многочисленными бумагами и продолжал: — Второе заявление содержит примерно такое же сообщение. Имеет соответствующие подписи, скреплённые печатью танковой дивизии СС «Дас рейх». Приобщаю оба показания к настоящему делу.
Адвокат снова кивнул в сторону председателя, выразив этим своё отношение к процессу.
«Преступник, который стоит слева, это наверняка я, — подумал Герхард Генгенбах. — Однако оба свидетеля ошибаются в том, что я стрелял именно в Альтдерфера, а если они твёрдо уверены в этом, значит, их ввёл в заблуждение сам Альтдерфер».
— Трибуналу удалось установить, что пострадавший, сам по образованию юрист и преданный член партии, использовал часть своего отпуска, предоставленного ему для лечения, с целью расследования и разыскал обоих свидетелей, служащих в частях танковой дивизии СС «Дас рейх», за что мы ему особенно благодарны.
Мысли Генгенбаха снова перенеслись в Будапешт. Однажды ему удалось бегло осмотреть здание парламента, пройтись по террасам Королевского дворца, полюбоваться собором короля Матьяша и Рыбацким бастионом.
Временами с трёх направлений явственно доносился шум далёких боёв.
Клазен сожалел, что не может дать трибуналу нужных показаний, за исключением того что обер-лейтенант Генгенбах двадцатого августа отлучался неизвестно куда и зачем на три с небольшим часа.
Обер-ефрейтор Мюнхоф подтвердил то же самое.
— Таким образом, вы дважды арестовывались должностными лицами войск СС за попытку убийства?
— Меня арестовывали всего лишь один раз и то по подозрению в совершении попытки убийства.
— И чем же тот арест кончился?
— Ничем. Меня подержали под арестом, а затем освободили.
— А что вы сделали после освобождения?
— Вернулся в свою часть.
— У вас есть свидетели, которые могут подтвердить это?
— Вместе с Клазеном и Мюпхофом я принимал участие в бою, отбивая атаку американских танков.
Во время судебного заседания Альтдерфер с наигранным выражением лица сидел, как ни в чём не бывало, на скамье свидетелей.
— Господин капитан Альтдерфер, расскажите нам, пожалуйста, в деталях, как было дело, — попросил председатель трибунала.
Альтдерфер, как и следовало ожидать, произнёс блестящую речь, которую он закончил следующими словами:
— Все обвинения, высказанные здесь подсудимым в мой адрес, относительно того, что я якобы неверно командовал вверенным мне дивизионом, не имеют под собой никакой почвы, о чём свидетельствует хотя бы тот факт, что после этого боя фюрер наградил меня Германским крестом в золоте.
— Я привожу вас к присяге, господин капитан. Повторяйте за мной: я клянусь, как перед богом, говорить правду, и только одну, правду… — проговорил председатель, трибунала, обращаясь к Альтдерферу.
Альтдерфер повторил слова присяги, даже не моргнув глазом.
Города, через которые везли Генгенбаха, следовали один за другим: Гейдельберг, Мангейм, Людвигсгафен. Повсюду развалины, повсюду руины. А ведь они находятся в тылу Западного фронта. Как быстро меняются районы военных действий! Какой маленькой стала Германия! Улицы и дороги разбиты… Неужели и Вормский собор тоже лежит в развалинах? До берегов Рейна осталось километров двадцать…
Свидетелей защиты в деле Генгенбаха не оказалось. Адвокат подсудимого просил трибунал о снисхождении к его подзащитному, ссылаясь на то, что последний, утомлённый тяжёлыми боями, в момент совершения преступления находился, так сказать, в психически подавленном состоянии. Далее адвокат назвал пострадавшего надеждой военного потенциала рейха, которая способна отстоять его интересы, сведя тем самым на нет поступок подсудимого.
— Вы должны подумать, господа, о том, — закончил своё выступление адвокат, — что в настоящее время, когда решается судьба Германии, мы не имеем права отказываться ни от одного человека, способного носить оружие.
Члены трибунала удалились на совещание для вынесения приговора, на что им потребовалось не более десяти минут, после чего был зачитан текст приговора, кончавшийся такими словами:
— …Выносится следующий приговор: подсудимый Генгенбах пытался совершить убийство своего начальника капитана Альтдерфера, руководствуясь корыстными побуждениями, что является уголовным преступлением, караемым согласно параграфу тринадцатому военного уголовного права лишением свободы сроком на десять лет с поражением в правах на тот же период. Исходя из обстановки, подсудимый получает возможность искупить свою вину в штрафной девятьсот девяносто девятой дивизии.
Затем Генгенбаха отвели в военную тюрьму. Открыли обитую железом дверь камеры.
— Я вижу, штрафник Генгенбах, никто из господ не догадался сорвать с твоих плеч погоны, — довольно добродушно заметил охранник, вводя его в камеру. — Отстегни их сам. Уголовники примут тебя с распростёртыми объятиями. С ними ты со временем и завоюешь себе права свободного человека.
Эрвин Зеехазе думал в это же время о том, что этого не должно было случиться. Дважды они пытались перебежать через линию фронта к красным, и оба раза им это не удавалось…
Затем они миновали Дармштадт и Франкфурт-на-Майне. Навстречу попался железнодорожный эшелон с тапками. Проехали уже несколько сот километров, а охранники не проронили ни слова.
«Эти три цепных пса наверняка ужасно рады, что оказались подальше от фронта. Временами мне молча суют сигарету. Спичек у меня нет. У меня вообще ничего нет. Все мои пожитки остались в Банкеши. Интересно, почему они не направили меня на Восточный фронт? Быть может, потому, что считают меня чересчур красным?
Пора бы тебе привыкнуть к мысли, Герхард Генгенбах, что ты самое последнее дерьмо. Слышал же ты такие слова: «Уголовники примут тебя с распростёртыми объятиями»? И почему именно уголовники? И что это за 999-я штрафная дивизия? Довольно оригинальный помер у неё. Мне ничего не остаётся, как сначала познакомиться с этим сборищем. Если бы вместо со мной оказался Зеехазе, мы обязательно попытались бы сделать и третью попытку. Путь в новое тяжёл, и не всегда всё можно предвидеть».
По приезде в Кобленц они свернули с шоссе и, миновав Нюрбургринг, поехали по направлению к Бланкенгейму. Там бывший обер-лейтенант Генгенбах, разжалованный трибуналом в рядовые, был сдан для отбытия наказания в строительную роту 999-й штрафной дивизии, которая всего две недели назад была сформирована.
«Становится особенно жутко оттого, что англичане и американцы вот уже несколько дней неизвестно почему не бомбят Берлин», — думал штурмбанфюрер Курт Дернберг, запирая первого декабря ящики своего письменного стола в кабинете.
Началась новая неделя. На днях Гитлер намеревался собрать совещание командующих группами армий и армиями, действующими на Западном фронте. Более подробно об этом никто ничего не знал.
Три месяца назад авантюристическое бегство Дернберга из Парижа благополучно закончилось, и он осел не где-нибудь, а в Берлине, да ещё в таком высоком учреждении, каким было ведомство имперской безопасности, где он получил довольно высокую должность в управлении по особым поручениям центра СС.
Каждый раз, когда Дернберг вспоминал о том, как маки выгнали его из Парижа, ему становилось не по себе. Без особого удовольствия он вспоминал и о котле под Радомышлем, западнее Киева. Было это в конце сорок третьего года, когда Дернберг командовал артиллерийским дивизионом ПВО.
