Петр продолжал оглядывать комнату. Взгляд его скользнул с комода на русскую печь, потом на большой старый шкаф, на буфет, на никелированную кровать, из-под которой торчали чемоданы. «Нет. Все не то», — прикидывал он, заглядывая в другую комнату. Но, кроме кроватей и шкафа, и там ничего не было.
Мать молча смотрела на вороненый ствол пулемета, потом подняла испуганные глаза на сына, робко сказала:
— Может быть, на чердак? В доме-то боязно.
— Правильно! Там ему и место, — обрадовался Петр.
Он торопливо выбежал из комнаты, по наружной лестнице забрался на крышу и скрылся в слуховом окне.
Чердак этот был хорошо знаком ему с детства. В нем были укромные уголки, заваленные старым накопившимся за годы хламом, — здесь можно было надежно спрятать оружие.
Когда он спустился с чердака, мать затирала пол мокрой тряпкой.
Петр виновато взглянул на нее:
— Погодили бы, мама. Я бы сам. У вас и так хлопот много.
— Ладно, сынок, — ласково сказала мать. — Лучше побереги себя. Дети ведь вы еще. Что вы в жизни-то понимаете? Боюсь я за вас...
Только теперь Петр заметил усталые морщинки на ее лице, затаенную тревогу в озабоченных глазах.
— Не беспокойтесь за нас, мама. И смотрите — никому ни слова...
— Я-то смолчу. Вы бы не болтали, ребятки. Пропадете...
— Не пропадем, — Петр весело обнял мать.
Настроение у него было приподнятое: его группа уже приступила к действиям.
...В ночь на 29 ноября шестеро молодых подпольщиков вышли из города и направились в сторону станции Марцево. Возглавлял группу Петр Турубаров. Дождь хлестал по лицу. Крупные капли скатывались за воротник. Молча шли по полю напрямик к железнодорожному полотну.
Еще дома план диверсии был разработан до мельчайших подробностей: Лев Костиков и Спиридон Щетинин выходят на насыпь и подкапывают лунку под рельсом. Иван Веретеинов подносит им противотанковую мину, украденную недавно в одном из немецких грузовиков. Остальные — Петр Турубаров, Евгений Шаров и Олег Кравченко — прикрывают их автоматами из укрытия.
Все было подготовлено заранее. Ждали только ненастную погоду. Считали, что в дождь немцы будут отсиживаться в помещениях. Только бы не подморозило. Но начавшийся утром дождь, не прекращаясь, лил весь день. Не переставал он и ночью.
На востоке, у самого горизонта, зарницами вспыхивали артиллерийские залпы. Эхо взрывов глухо перекатывалось вдали. Впереди, совсем близко, прогромыхал паровоз. Петр Турубаров остановился. За ним, наталкиваясь в темноте друг на друга, стали и остальные. Прислушались. За перестуком колес удалявшегося поезда ничего не было слышно. Только по-прежнему шелестел дождь.
Постояв с минуту, тронулись дальше. За шумом дождя каждый улавливал настороженное дыхание соседа.
— Отдохнуть бы немного, Петро! — шепотом попросил Иван Веретеинов, сгибаясь под тяжестью противотанковой мины, которую он нес за спиной в вещевом мешке.
— Погоди, Иван! Нам тоже нелегко. Сейчас придем, передохнешь, — проговорил Шаров.
— Пошли, пошли! Не разговаривайте. Может, здесь немцы рядом, — тихо предупредил их Петр.
Когда они вплотную приблизились к насыпи, дождь немного утих. Петр по взмокшей земле с трудом вскарабкался наверх и, нагнувшись, нащупал стык.
— Вот здесь, — скомандовал он, приседая на корточки. К нему подползли Костиков и Щетинин.
— Нате стамеску. Один роет, другой отгребает.
Оглядевшись вокруг, ребята принялись за работу. Петр сполз на противоположную сторону насыпи, приник к земле, всматриваясь в темноту. Его напряженный слух улавливал каждый шорох. Томительно тянулись минуты. Наконец сверху раздался приглушенный шепот:
— Петро! Иди сюда!
— Ну, что тут у вас?
— Все в порядке. Смотри. Взрыватель под самый рельс упирается.
Турубаров осторожно ощупал мину.
— Хорошо. Теперь аккуратно присыпьте землей и айда вниз.
Не дожидаясь товарищей, он спрыгнул с насыпи.
— Это ты, Петр? — послышался рядом напряженный шепот Олега.
— Я, я.
— Скоро они там? Ждать надоело. Промок насквозь.
— А я, думаешь, сухой? Сейчас кончат и пойдем обратно...
Неожиданно до слуха донесся тихий натужный гул.
— Что это?
Ребята насторожились. В темноте было трудно разглядеть друг друга.
— Где вы тут? — послышался сверху голос Костикова.
— Здесь. Идите сюда.
Костиков, Щетинин и Веретеинов спустились к остальным.
— Уходить надо. Рельсы гудят. Кажется, эшелон идет от Таганрога, — торопливо сообщил Щетинин.
— А вы успели землей присыпать?
— Все в порядке. Пошли отсюда. Сейчас увидим, что из нашей затеи получится, — сказал Костиков.
Все последовали за ним. Теперь никто не обращал внимания на промокшую насквозь обувь, на липкую, вязкую грязь, на мелкий дождь, беспрестанно сыплющийся с неба. В голове у каждого была одна мысль: «Сработает или нет?»
Позади отчетливо слышался перестук колес на стыках железнодорожного полотна. Правда, не было привычного грохота паровоза, шума тяжеловесного состава.
— Дрезина! — догадался Костиков.
И в то же мгновение вспышка света озарила поле. Прогремел взрыв, раздался короткий металлический скрежет. И опять темнота окутала землю. Только на морском побережье чаще стали взлетать осветительные ракеты, распарывающие серую мглу облаков.
— Теперь бы не напороться на немцев. Расходитесь по одному. Домой пробирайтесь задворками, — приказал Петр.
Через минуту ночная тьма поглотила товарищей. Еще некоторое время Петр слышал удаляющиеся шаги. Наконец и они затихли. Петр подождал минуту и тоже зашагал в сторону города. Он был сильно возбужден, но радовался, что все сошло благополучно. Только было обидно, что вместо воинского эшелона удалось подорвать всего лишь дрезину.
Но вот и окраина города. На первой же темной, затканной дождем улице Петр остановился, стал прислушиваться, напрягая слух. Надо было не нарваться на патрули. Еще днем тщательно было изучено местоположение полицейских постов. Это должно было помочь ему и ребятам в дождливой кромешной тьме издали обойти полицаев. Петр осторожно, крадучись, проскальзывал в проходные дворы, проходил переулки, перелезал через заборы. Но вот и дом! Только здесь он позволил себе отдышаться. Рубаха от пота прилипла к спине, ноги были по колено в грязи, руки дрожали от усталости. Спрятав автомат в яме за сараем, Петр тихонько стукнул в окошко. Дверь сразу отворил отец. Кузьма Иванович был в нижнем белье.
— Ну как? Теперь можно спать спокойно?
— Все в порядке, батя. Напрасно вы меня ждали.
— Уснешь тут с вами. Мы с матерью уж все передумали...
В комнате тускло мерцала коптилка. Петр увидел измученное, взволнованное лицо матери. И хотя в глазах ее не было осуждения, он почувствовал себя виноватым.
Петр развесил у печки мокрую одежду. Не обмолвившись больше ни единым словом, отец улегся в кровать. Мать подобрала грязные ботинки сына и молча смыла с них грязь.
Босиком прошел Петр в свою комнату и забрался под одеяло.
Но заснуть он не мог. Усталость ломила тело, слишком были напряжены нервы. Снова и снова припоминал он подробности проведенной операции, перед глазами то и дело возникала вспышка взрыва.
— Петя, ты спишь? — донесся до него настороженный голос Валентины. Сестра тоже не спала. Она беспокоилась и за него и за товарищей.
— Скажи только, Петька, все в порядке? — умоляюще прошептала в темноте Рая. — Мы ведь спать не можем.
— Спите, все в порядке, — устало пробурчал Петр.
— Ура! — тихо сказала Рая в темноте и засмеялась.
Наконец сестры уснули, а он еще долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок. Он думал о работе группы.
У каждого подпольщика было свое постоянное дело, порученное ему с учетом свойств его характера. Так, Лева Костиков под руководством Николая Морозова сочинял и обрабатывал тексты листовок с воззваниями к жителям Таганрога. Лева еще в школе хорошо знал литературу, был из всех самым «подкованным» в русском языке, а горячий характер помогал ему находить страстные слова. Аккуратные и исполнительные Рая и Валентина каждый вечер переписывали своим разборчивым школьным почерком от руки целые пачки этих листовок. А отчаянные и ловкие Женя Шаров и Олег Кравченко расклеивали их по улицам Таганрога. В листовках были призывы уклоняться от регистрации в немецкой комендатуре, саботировать приказы немецких властей, они помогали людям правильно разбираться в обстановке. Иван Веретеинов, Спиридон Щетинин и сам Петр Турубаров занимались добыванием оружия. Работа каждого подпольщика была опасной — ребята рисковали на каждом шагу, но она увлекала их.
«Надо обязательно достать пишущую машинку, — думал Петр. — И свой радиоприемник...»
Принятый в подпольную группу Миша Чередниченко достал в какой-то конторе старенький «ундервуд», но машинка оказалась с немецким шрифтом. На время ее запрятали в сарай в надежде раздобыть русский шрифт и найти мастера, который мог бы поменять буквы.
