После посещения лагеря военнопленных Волков начал вести более усиленную подготовку. Он же обеспечил группу крупной суммой денег, а также золотыми изделиями и бриллиантами.
— На «лапу» давать придется, — сказал он. — Немцы при нынешнем скромном пайке на взятку непременно клюнут.
Алексей Владимирович познакомил также с методами вербовки. Он призывал к осторожности. Нацисты сумели вселить в немца животный страх перед гестапо и полицией. Он советовал искать помощников среди тех, кто недоволен существующими порядками, обижен на начальство, бедствует с большой семьей. Другое дело, если придется говорить с Березенко. Правда, еще неизвестно, сможет ли он помочь в отношении «фауста», но раз сообщил о Фехнере, то, видимо, имеет какое-то отношение к этому оружию.
Для записи формул и чертежей группу снабдили особыми химическими чернилами в таблетках аспирина. Их не мог выявить никакой анализ. Если текста и чертежей будет много, то придется закамуфлировать их в какой-либо книге. Для дубляжа следует воспользоваться микропленкой в трофейном «Миноксе» величиной с зажигалку. В свое время такой фотоаппарат изъяли у немецкого агента.
Предусмотрел Волков и пути отхода в случае провала. Один из них намечался через «зеленую границу» в Швейцарии мимо пограничной охраны. Там был человек, который в случае необходимости мог укрыть от преследования. Дал Алексей Владимирович и адрес в Германии: Гейдельберг, Блауштрассе, 6/8, Макс Ульмайер. Им следовало пользоваться для связи с Центром.
Хотя группе, имеющей ограниченную задачу, придется иметь дело с людьми невысокого общественного положения, тем не менее Волков от всех требовал неослабной бдительности. Как бы ни пытался он все предугадать, элементы неожиданности и риска исключить было нельзя. Провал мог случиться в любое время, в любом пункте маршрута.
К началу марта 1943 года Волков посчитал подготовку группы законченной. Были проиграны разные варианты действий, опробованы средства связи, проверены документы, снаряжение, одежда, обувь. Оставалось выбрать, каким путем перейти линию фронта. Алексей Владимирович сразу же отверг предложение сбросить группу на парашютах. Разумней воспользоваться наземным путем, тем более, что благоприятствовала общая обстановка. После разгрома под Сталинградом немцы покатились на запад. Они в панике бросали обмороженных и раненых, тяжелую технику, танки и грузовики, оставшиеся без горючего. Вместе с войсками ударились в бег советники по экономическим вопросам и оккупированным территориям, чиновники нацистских министерств угля и стали, хлеба и труда, расовой политики и финансов, разные «референты» по части грабежа природных богатств России. С этой оравой и предстояло смешаться Павлу, Нине, Йошке.
Волков связался с работниками Генерального штаба. Те указали наиболее удобный участок для перехода линии фронта. Армейские разведчики под командованием специального сотрудника разведуправления провели группу к хутору Ясному. Здесь в укромном месте закопали «северок» на тот случай, чтобы вызвать помощь, когда группа пойдет обратно, раздобыли лошадей с бричкой. Перед рассветом выехали на большак и пристроились к колонне отступающих румын. В Славянске Йошка оставил лошадей у одного инвалида, заплатив за содержание немалую сумму. От этого города уже ехали в поезде до Лейпцига. Документы действовали безупречно.
В Лейпциге купили чемоданы и вещи, которые могла иметь состоятельная немецкая семья. Павел достал билеты в вагон первого класса. Экспресс Берлин — Вена шел через Розенхайм.
Если весна 1943 года в России затянулась, там долго лежал снег, то в южной Германии уже распустились деревья, белым цветом покрылись вишневые и яблоневые сады, было тепло, солнечно, люди ходили в летней одежде.
В Розенхайм поезд прибывал на рассвете. Он замедлил скорость задолго до вокзала и двигался на малом ходу, перескакивая с одной колеи на другую. Мимо плыли товарные склады, водозаборники, открытые грузовые платформы с коричневыми брикетами малокалорийного бельгийского угля, на котором работали локомотивы в рейхе. Наконец состав вполз под стеклянную крышу вокзала. Паровоз с шумным выдохом выпустил пары. Здесь не было привокзальной суеты, издерганных пассажиров, но и носильщиков не оказалось. Полицейский у выхода на городскую площадь удивленно вскинул выцветшие брови, когда Павел спросил, где находится стоянка такси.
— Боюсь, что в этот ранний час вы вряд ли найдете машину, — проговорил он и тут же осведомился: — Как далеко вам ехать?
— На Максимилианштрассе.
— О, вы быстрее доедете на трамвае. Шестая остановка.
Позванивая колокольчиком, скоро подкатил игрушечный бело-голубой трамвайчик на колесиках. Пожилой вагоновожатый в черной суконной форме дождался, когда зайдут пассажиры, дал сигнал и сдвинул рукоятку реостата. Трамвайчик, мягко покачиваясь на стыках узких рельс, покатил по дремавшим улицам.
Чтобы не приезжать слишком рано, Павел решил протянуть время в трамвае. Отдавая деньги за новые билеты, он сказал кондуктору:
— Поверьте, мы так давно не были здесь, что хотим подышать розенхаймовским воздухом.
Кондуктора позабавила расточительность пассажиров, но он промолчал. Еще не наступило время «пика», не встало солнце, какое ему дело до того, что троим чудакам вдруг взбрело тащиться по опостылевшему городу.
Трамвай пересекал и дубовые рощи с горками компостов из прошлогодних листьев и вязанками сучьев, изрубленных на мелкие чурочки величиной с карандаш, и районы с виллами, прибранными парками и сквериками, где жили богатые розенхаймцы. Потом он снова подкатил к вокзалу. Отсчитав от него пять остановок, Павел, Йошка и Нина сошли на шестой. Максимилианштрассе оказалась довольно тихой улицей с зеленым бульваром посередине и голубыми скамьями, возле которых стояли урны для мусора и окурков. Прошли несколько вилл и наткнулись на калитку с надписью на стандартной бронзовой доске: «Пансионат И. Штефи».
Павел нажал на кнопку звонка. Тут же появилась девушка в белом переднике с кружевной наколкой на пепельных кудряшках. Она любезно осведомилась, что нужно господам.
— Доложите фрау Штефи, приехал друг Артура с письмом и подарком для нее, — сказал он, незаметно оглядев большой сад, в центре которого желтела двухэтажная вилла.
Не прошло и минуты, как на дорожке из мелкого гравия и битого кирпича показалась высокая женщина лет шестидесяти. Большие влажные глаза уставились на Павла.
— Это вы? — спросила она, оглядывая его, словно отыскивая одинаковые с сыном черты.
— Это я, — произнес Павел. — Позвольте войти.
— О, простите. Я так растерялась. От Артура давно не было вестей.
Фрау Штефи распахнула калитку, попыталась взять у Нины кофр, но та учтиво отказалась от помощи. Когда вещи внесли в просторную прихожую на первом этаже, Павел подал письмо. Фрау Штефи читала долго, то и дело вытирая глаза кончиком кружевного платка. Вскоре глаза ее высохли, и она с необъяснимым вдохновением вдруг произнесла фразу, которая смутила не только Павла, но и привыкшего ко всему Йошку:
— Я горжусь моим мальчиком. Он сражается за фюрера!
Позднее, когда будет пылать Берлин, крысиным ядом отравится в своей норе Гитлер, Павел еще увидит таких матерей, с фанатичной страстью посылавших своих незрелых четырнадцатилетних сыновей на смерть «в жертву фюреру» — и не удивится. Но сейчас такая женщина предстала перед ним впервые, и он на какое-то мгновение лишился дара речи. Йошка, кашлянув, стал открывать чемодан, где лежал заранее приготовленный подарок — небольшой медальон русской ручной работы. Павел же, очнувшись, достал из бумажника фотоснимок, сделанный немецкой камерой и отпечатанный на трофейной бумаге. Гордо вскинув голову и улыбаясь, в егерском мундире и эдельвейсовском кепи стоял Артур посреди сугроба. Возбудившись от подарка, письма и снимка, фрау Штефи решила отблагодарить нежданных гостей по-своему:
— Артур просит предоставить вам квартиру на некоторое время, я велю приготовить прекрасный домик в саду. Три комнаты вас устроят?
— Конечно, если это будет стоить не дорого.
— Пустяки! Зато будете чувствовать себя свободно и можете готовить пищу сами. У меня, к сожалению, еда по нынешним временам весьма скромна.
— Какие требуются формальности для прописки?
— Вы должны сделать отметку о жительстве в полицейском управлении. С блокфюрером я договорюсь сама.
Пока шел разговор с хозяйкой, служанка успела прибраться во флигеле, проветрить комнаты, застелить постели. Некоторое время спустя Йошка с ней познакомился. Она оказалась его соотечественницей из села Глены в Моравии. Звали ее Франтишкой. Йошка быстро нашел с ней общий язык, сказал, что ему тоже приходится прислуживать, но хозяин, по крайней мере, не так строг и бессердечен, как другие. Проникшись доверием к земляку, Франтишка рассказала об обитателях пансионата. Здесь жили инвалиды, которые обморозились у Нарвика еще до русской кампании, сын фрау Штефи Франц с женой Кларой, а наверху в мансарде какой-то бука-инженер.
