И почти каждую ночь вывозили гражданских – в основном женщин и детей. Тех, кто сумел выжить среди горящих развалин, ночуя в подвалах, питаясь неизвестно чем. С наступлением холодов, потеряв надежду, что немцев все же выбьют из города, они пробирались на берег и терпеливо ждали, когда их кто-нибудь подберет и перевезет на левый берег.
На беженцев, особенно детей, было невозможно смотреть без боли. В прожженных пальтишках или фуфайках, с землистыми, обтянутыми кожей впалыми лицами, на которых выделялись лишь огромные глаза, они походили на маленьких стариков. Им бросали куски хлеба. Дети подбирали и торопливо жевали, не говоря спасибо. Наверное, не оставалось сил.
Эвакуацией оставшихся жителей города занималась какая-то другая организация, но где и кого найдешь на забитой людьми и грузами узкой полоске берега под обрывом? Патрули, которые обязаны были не пускать сюда гражданских, отворачивались, давая людям пройти. Моряки брали на борт сколько могли женщин с детьми.
Однажды на «Верный» погрузили сто девяносто человек раненых. На берегу сидели и лежали сотни таких же бедолаг, а у кромки воды топталась кучка женщин с детьми и дед на костылях.
– Возьмем хоть десяток, – предложил боцман Ковальчук. – Для ровного счета.
– Тебе их жалко, а мне нет! – вдруг закричал Морозов. – Нам и снарядов не понадобится, захлеснет волной, все ко дну пойдем.
Все же взяли еще несколько женщин с детьми, которые забились по закуткам, боясь, что командир передумает. Когда преодолели половину реки и вздохнули свободнее, в амбразуру пулеметной башни заглянул чумазый малец лет десяти:
– Дяденька моряк, дай закурить.
– Самим не хватает, – не стал пускаться в воспитательную работу Костя. – Возьми сухарик.
Кто-то сдернул мальца с крыши рубки:
– А ну брысь! Под осколки хочешь попасть?!
– Покурить бы, – продолжал канючить мальчишка.
Ко многому привык Ступников за это время. К внезапной давке в толпе, когда от берега уходил на рассвете последний катер. Многие не надеялись дожить до вечера и брели, хватаясь за борта. Привык и к воющему звуку моторов ночных бомбардировщиков. Они действовали мелкими группами или поодиночке. Погоды эти самолеты не делали, больше давили на нервы, когда в тусклом свете ракет возникал крестообразный силуэт.
Большинство гражданских судов, не говоря о кораблях Волжской военной флотилии, худо-бедно были к концу сентября вооружены пулеметами, реже – старыми пушками. По силуэтам открывали беспорядочный огонь, и тени исчезали в вышине, откуда с воем вылетала одна-другая тяжелая бомба. Швыряли порой полутонные чушки. Мощные взрывы приносили не столько вреда, сколько демонстрировали мощь Люфтваффе.
Но случалось, такая бомба попадала в цель. В мелкую щепу разносила дубовый причал, вырывая с корнями огромные тополя. Однажды такая бомба угодила в баржу, набитую бойцами.
Пробила насквозь и взорвалась где-то в глубине. Огня видно не было, но столб дыма, деревянных обломков, ила, воды, человеческих тел подбросило на десятки метров. Разбитая в щепки баржа исчезла в темной глубине, как будто ее и не было. На буксире перерубили ненужные тросы, успели подобрать из воды сколько-то бойцов и захромали к берегу, надрывно тарахтя глохнувшим двигателем.
По одному из бомбардировщиков Костя сумел удачно приложиться. Увидел его при свете ракет, приготовился и всадил почти две ленты. Пули сверкали огоньками, рассыпались, ударяясь о броню. Возбужденно кричал Федя Агеев, и сам Костя был уверен, что сковырнет гада.
«Юнкерс-87» действительно начал было терять высоту, завалился на крыло, но сумел выровнять полет и пошел к правому берегу.
– Десятка пуль не хватило, – огорчался Костя. – Я бы его пустил ко дну.
– Мы бы пустили, – поддакивал Агеев.
Вот так и прошла неделя, пока не нарвались на точные попадания немецких фугасов и едва приплелись на стоянку.
– Хоть отдохнем малость, – облегченно вздыхал Федя. – Сколько можно шкуру под снаряды подставлять…
Глава 4 Осень, девушки, война…
Ахтуба – своеобразная река. Начало берет из Волги и, пройдя путь в четыреста с лишним верст, снова соединяется у Астрахани с Волгой. Ширина Ахтубы метров пятьдесят, кое-где больше. Множество затонов, заводи, тихое течение, а от Волги она уходит километров на сорок. Здесь между двумя реками расположена знаменитая Волго-Ахтубинская пойма. Лес, множество озер, протоки (по-местному они называются ерики), сады, овощные плантации.
Чудные по своей красоте места. Оазис площадью тысяч двадцать километров среди степей и полупустынь. В войну здесь располагался главный тыл Сталинградской битвы.
Стояли тяжелые батареи, обстреливающие немецкие позиции на правом берегу. Зенитные батареи прикрывали госпиталя, склады, временные военные городки (палатки, землянки, шалаши). Маршевые роты проходили краткую подготовку, получали обмундирование, оружие и двигались непрерывным потоком к причалам, а затем переправлялись на всевозможных судах, от паромов и до весельных баркасов, на правый берег.
Здесь в мелких хуторах, а часто прямо в лесу жили беженцы из Сталинграда. Поток их хлынул сюда после страшной бомбежки 23 августа 1942 года, когда умелые немецкие пилоты за один день угробили тридцать-сорок тысяч жителей (толком до сих пор не подсчитано) и продолжали сыпать бомбы еще много дней.
На стоянке дивизиона остались временно три бронекатера: «Смелый», «Шахтер» и «Быстрый». Три других – «Прибой», «Верный» и «Каспиец» – отогнали в другой затон неподалеку. Там располагалась ремонтная база: причалы, краны, мастерские, которые директор гордо именовал заводом. Там же почти постоянно находился зампотех дивизиона старший лейтенант Сочка.
На «Каспиец», который, кроме орудия в танковой башне, имел лишь пулеметы винтовочного калибра, срочно устанавливали трехдюймовую зенитную пушку. Это было устаревшее орудие образца 1931 года весом тонны три, что очень не нравилось капитану «Каспийца».
– Мы же как беременная корова ползать будем, – хватался он за голову. – Да еще корму перетяжелили.
Зампотех дивизиона и инженер из рембазы во главе рабочей бригады, не обращая внимания на его недовольство, делали свое дело быстро. Убрали кормовой «дегтярев» вместе с защитной площадкой, перекроили что-то еще и устанавливали на массивную тумбу тяжелую пушку. Боцман, обходя ее, потрогал зубчатое колесо вертикальной наводки и озабоченно спросил:
– Не перетяжелим катер? Вон оглобля какая, да еще с колесом, как у трактора.
Инженер в ответ важно разъяснял:
– Благодарить потом будете. Вы же безоружны против авиации. Думаете, ваши пулеметы на что-то пригодны? «Юнкерс» они в упор не пробьют, а танковой башней только ворон пугать.
– Зато твоей оглоблей немца пока достанешь…
– Двадцать выстрелов в минуту, – тыкал пальцем в чертежи инженер. – Бьет, как автомат. Просите хорошего командира и наводчика. Потренируйтесь – из-под облаков «гансов» снимать будете.
Вокруг «Прибоя», которого вытащили лебедкой на берег, копошились сварщики. Ему достался всего один удар, но и этого хватило, чтобы за малым не отправить катер на дно. Правый борт вогнуло внутрь динамическим ударом, сварка на швах лопнула. От двухметровой трещины, едва не переломившей корабль пополам, тянулись узкие полоски треснувшей брони.
Сварщики срезали металл кусками, образовалась овальная дыра. Командир «Прибоя» мичман Иван Батаев, самый молодой среди командиров, тоже был недоволен:
– Зачем такие куски режете? Я что, с заплатой, как бродяга, буду ходить?
Ему объяснял ситуацию другой инженер, лысый и картавый:
– Вы знаете, каким калибром вас приласкали? Самое малое, семидюймовым. Если бы на пару метров ближе, катер бы пополам разломило. Гляньте сюда, товарищ мичман.
Инженер подобрал кусок отрезанной брони и, наступив на один конец башмаком, стал гнуть ее. Едва заметная трещина расширялась, сыпалось металлическое крошево.
– И вы на этом плавать собрались?
– Собгались, – тихо передразнил за спиной еврея-инженера боцман.
– Закрой поддувало, – осадил его Батаев. – Делайте, как положено, товарищ инженер. Может, вам чайку горячего с сухариками?
Командир «Прибоя» знал, что если у моряков кормежка не всегда сытная, то ремонтники порой просто голодают. Слишком много продовольствия требовалось, чтобы прокормить массу людей, участвовавших в защите Сталинграда, а пути подвоза постоянно бомбила немецкая авиация.
– Не откажусь, – вежливо кивнул картавый. – Ну, тогда и рабочих моих угостите.
– Обеспечьте чайник, нашего флотского чая покрепче, сахар и хлеба буханку.
– Будет сделано, – козырнул боцман.
Своего молодого командира экипаж уважал за смелость и находчивость. Благодаря его быстрым действиям был спасен полузатопленный катер.
Экипаж «Верного» был занят своими делами. Сварщики заделали две небольшие круглые пробоины в рубке. Тщательно отмыли стены и пол, забрызганные кровью. Сюда заглянул долговязый зампотех Михаил Сочка. Кряхтя, наклонялся, тщательно осматривал состояние брони. Прочертил мелом полосы вдоль едва заметных лопин, идущих от пробоин в разные стороны. Приказал ремонтникам: