в Москве и вовсе растаял. От Москвы эшелон двинулся к Смоленску: значит, на Первый Белорусский, значит, — на Берлин!
Смоленск, Минск, Варшава. За границами Польши началась Германия.
Эшелон стал перед аккуратным, пощаженным войной вокзалом. По перрону неторопливо расхаживали бойцы и командиры в летней форме. За вокзалом, среди деревьев и кустарников, притаился городок. Островерхие кирхи, черепичные крыши, асфальтовые и мощеные дороги. Зеленые краски весны.
Небо было голубое, солнце заливало землю светом и теплом. Настроение у Крылова было такое же солнечное: вот она, Германия! Теперь очередь за Берлином, и долгожданное сбудется — победа, конец войны!
Танки съезжали с платформ, выкатывались на привокзальную площадь. Здесь стояла регулировщица в красноармейской форме. Вот так Крылов и представлял себе близкую победу: солнце и улыбка — обязательно солнце и девичья улыбка.
Миновав городок, поехали по асфальтированной дороге, между деревьями, кроны которых образовали зеленеющий ковер. Потом свернули в сторону, и вскоре Крылов увидел на опушке леса несколько тридцатьчетверок. Это были видавшие виды машины, потемневшие от фронта.
Колонна остановилась. Ротный соскочил на дорогу, представился молодцеватому полковнику:
— Командир маршевой роты старший лейтенант Егоров! Вверенные мне люди и материальная часть — в полном порядке!
— Давно вас ждем! Токарев, бери своих!
Крылов заглушил мотор и сидел охваченный волнением, словно чего-то ждал.
— Вылезай, покурим! — предложил Исакян.
Крылов выбрался из люка. К машине подходила группа командиров — впереди майор со звездой Героя на гимнастерке.
— Механик-водитель — старшина Крылов!
Во взгляде майора ему почудилось знакомое, давно исчезнувшее, полузабытое: так же смотрел когда-то комиссар Миронов. Это удивительное сходство наполнило Крылова волнующей радостью.
— Горел?
— Нет, товарищ майор, я из пехоты.
— Пойдешь ко мне, в разведбат!
Наконец-то закончились скитания Крылова по госпиталям, запасному и учебному полкам. Приезд в воинскую часть ставил его на прочную основу. Крылов радовался этой вновь обретенной прочности — новая весна не обманула его.
Маршевые роты влились в состав гвардейского танкового корпуса. Семь машин пополнили разведывательный батальон Героя Советского Союза майора Токарева. Старший лейтенант Егоров получил назначение в танковую бригаду.
— Ну, старшина, поедем домой. Довезешь?
— Довезу, товарищ майор.
— Давай по дороге! — он показал в сторону видневшегося вдали поселка с кирхой, легко поднялся на борт. — Заодно пехоту подбросим. Лезь сюда, лейтенант!
Крылов уже положил руки на броню — еще секунда, и он скрылся бы в люке, — но помедлил, взглянул в сторону. К машине подходил высокий худощавый лейтенант с поразительно знакомым лицом.
— Саша?..
— Ну вот и нам с тобой повезло, дипломат.
Они стояли друг перед другом — уже не те необстрелянные юнцы, какими когда-то были, а два зрелых человека, закаленных и прокаленных в горниле войны.
Они больше не сказали ни слова, а только смотрели друг на друга.
— Поехали, ребята, надо поторопиться! — напомнил майор Токарев.
Они обнялись.
— Поехали, Женька, нам тоже надо поторопиться, — сказал Саша.
Крылов еще никогда не чувствовал себя за рычагами так легко, как теперь. Все удавалось: и переключения передач, и подъемы, и спуски. Мотор ровно пел, и Крылову тоже хотелось петь.
В поселке пехотинцы соскочили на дорогу. Саша заглянул в люк:
— Я тебя найду.
* * *
Встречая пополнение, разведбатовцы высыпали на опушку леса.
— Дубравин, твои три первых, остальные Фролову! — распорядился комбат.
Русоволосый старший лейтенант с лихо надетой пилоткой, из-под которой выбивался чуб, запротестовал:
— У меня один на капитальном, товарищ майор, мне четыре надо!
— У тебя с этими девять? Девять.
— Так один на капитальном!
— Жадюга ты, Дубрава! — рассмеялся майор, и вместе с ним засмеялись разведчики.
— Заводи, заводи, мальчики! — донеслось до Крылова. Знакомой фамилии он не придал значения, но голос, а главное, «мальчики» могли принадлежать лишь единственному человеку.
— Фролов!..
— Где это я тебя видел?.. Крылов? Ты?!
Да, это был тот самый Фролов, теперь капитан, командир роты танковой разведки! Сколько потребовалось случайностей, чтобы так вот совпали пути двух людей!..
Позже, когда у них появилось свободное время, они долго вспоминали свое прошлое.
«Спросить или не спросить?» — Крылов припомнил далекую Орловщину и штрафную роту, шагавшую к переднему краю.
— А я тебя видел… в сорок третьем, под Дмитровском-Орловским. Но, может быть, я обознался.
— Нет. Это был я. Один гад в особый отдел накапал, себя выгораживал.
Фролов рассказал, где и как познакомился с Чумичевым.
— Вышел из госпиталя, а меня под трибунал и в штрафную. Пока разобрались, в чем дело, чуть концы не отдал. — Фролов закурил, помолчал, стряхнул с себя воспоминания. — С этим все, кончено. Давай по старой памяти в мою команду! Только Дубрава не отдаст.
У Крылова было такое чувство, будто он вернулся домой.
* * *
Пятнадцатого апреля комбат построил батальон:
— Ну, ребятки, теперь на Берлин! Мы впереди всех. Чтоб с громом — самим чертям тошно было!..
После построения старший лейтенант Дубравин собрал ротных водителей, скользнул взглядом по новеньким, которых еще не видел в деле.
— Не растягиваться, не отставать. Ясно? А ты, Зуев, чтобы в рот ни капли.
— Как всегда! — ухмыльнулся худощавый водитель лет тридцати. Остальные заулыбались.
— Как всегда. Столб-то сбил?
— Не на месте поставили! — поддержал Зуева его сосед.
— Ты, Окунек, помалкивай, тоже хорош!
— А что, товарищ старший лейтенант, по сто грамм дают? — заинтересовался Рябинин. Взгляд у Дубравина стал разяще-насмешливым.
— Ты кто?
— Рябинин, товарищ старший лейтенант! — он обдал Дубравина своей сногсшибательной улыбкой, но она, кажется, не произвела никакого впечатления на ротного.
— У тебя сколько моточасов?
— Сорок два.
— Так вот слушай, Рябинин, любитель наливочки. У тебя сорок два, а у Зуева четыре тысячи двести. Понял? А у Окунька три тысячи семьсот. Ясно? Или объяснить?
— Ясно, товарищ старший лейтенант, а как насчет сто грамм?
На этот раз улыбка все-таки поразила Дубравина:
— Еще один на мою голову свалился! Если только замечу, что от тебя пахнет водкой, выгоню из машины к…!
Но он уже заметно потеплел:
— По местам, готовьтесь к маршу.
К Одеру выехали ночью и через час были на передовой. Машину ротного вел Зуев, за ним шел Окунек. Крылов ехал третьим. Передние машины внезапно исчезали в ночном полумраке, и это случалось именно там, где Крылов особенно старался не отстать, — на подъемах, рытвинах, крутых поворотах. Танк впереди, казалось, скользил по дороге, как невесомая тень, даже не замечая препятствий, которые держали Крылова в постоянном напряжении. Он еще не водил машину с такой затратой сил, как в эту ночь. Теперь он понимал, что значило просидеть за рычагами четыре тысячи двести часов — всю войну. Равняться на первоклассных водителей было нелегко.
Ехали без задержек. Экипаж подремывал на
