Ознакомительная версия.
Дембеля из 101 команды прочесали Иудейскую пустыню лучше любого археолога, но ничего не нашли. Только через месяц разведка раздобыла сведения, и останки обнаружили.
А две недели назад на базу приехал автобус военной полиции. Хмурые "мемцадики" одели на Бар-Циона наручники, затолкали в автобус и увезли.
Слухи ходили самые разные, от обвинения в краже армейского имущества, и до подготовки покушения на иорданского короля.
Дмитрию было жаль ротного. Парень он что надо, хоть и псих. А на вид щуплый пацан, с лицом послушника. Бар-Цион хоть и не был "йеке", но всегда продумывал все до мелочей. Каждая операция тщательно планировалась. Обычно все шло как часы. И поставленную задачу рота выполняла всегда, что бы ни случилось. И еще, ротный всегда шел впереди. Характерный грохот его "томмигана" доносился из самого пекла. За ним Дмитрий, да и вся рота пошла бы хоть в ад…
Что ж Бар Цион такое все-таки натворил… – думал он, погружаясь в сон.
Бар-Циона замещал Картошка, он явно знал, что случилось с ротным, но на все вопросы лишь пожимал плечами и отводил глаза.
Почему родившегося в Аммане и свободно болтавшего по-арабски лейтенанта окрестили русским названием корнеплода, Дмитрий так и не понял. Но ему нравилось подчиняться командиру разведвзвода. Картошка много и интересно рассказывал о пустыне.
Во время патрулирования заходил в бедуинские стоянки говорил с кочевниками, заставлял солдат общаться с обитателями, знакомиться, присматриваться, "проникаться пустынным духом", так он это называл. Здешние кланы бедуинов дружественно относились к Израилю. Враждебные ушли на Синай или в Иорданию.
Обычно в патруле участвовал взвод. Картошка подводил их к шатрам и начинал свою лекцию:
– Видите того, молодого. Куфия без обруча – значит холостой. С обручем – женатый.
Бедуины приветствовали Картошку, угощали всех густым, горьким кофе в маленьких чашечках. Солдаты рассаживались, слушали, поглядывали по сторонам, а табор вокруг них жил своей жизнью. Лейтенант негромко пояснял:
– Дверь палатки обычно смотрит на восток. Женская половина всегда будет слева. Мужская – справа.
Когда неподалеку проходила закутанная в черное платье женщина, Картошка комментировал:
– Видите, на платье красная оборка? Это как социальное положение, статус. Красная – замужняя, зеленая – вдова, ну а синяя, сами догадайтесь… – ухмылялся он.
Дмитрию нравились патрули с новым ротным. Он старался научиться понимать бедуинов, их жизнь, привычки. Даже стал учить арабский. Кочевники относились к ним достаточно дружелюбно, а Картошка был хорошим учителем.
Однажды Дмитрий обратил внимание на мальчишек, игравших во что-то, сидя в кружке. Приблизившись, он увидел, скорпиона метавшегося по песку. Ядовитая зверюга вскинув клешни и выставив над головой жало, то пятилась, то кидалась вперед. Мальчишки смеялись, тыкали в него пальцами, не давая сбежать.
Через несколько минут опасной игры один из мальчишек ойкнул и сунул палец в рот, а другой молниеносным движением прихлопнул скорпиона камнем.
– У них иммунитет на яд этих тварей, – рассказывал Картошка, потягивая кофе у шатра. – Говорят, что бедуинские женщины при кормлении мажут соски ядом скорпиона, вот их отрава и не берет.
В другой раз Картошке, ожидавшему у шатра, вынесли не обычную маленькую чашечку, а кружку. Лейтенант нахмурился.
Пока растянувшиеся по дороге бойцы подходили, он торопливыми глотками осушил кружку и махнул следовать за ними. На следующем привале объяснил: большая чашка – намек на то, что мы не вовремя. Это значит: пей и проваливай.
Утром после поднятия флага, Картошка представил нового командира. Капитан, в помятой и выгоревшей полевой форме обвел строй ярко зелеными глазами.
Адам, Дмитрий и еще несколько новобранцев знали его по старому месту службы, до перевода в батальон. Остальные встретили нового командира слегка насторожено.
Стоявший в первом ряду Гаврош раскрыл, было, рот отпустить какую-то шуточку, но наткнувшись на глаза капитана, передумал и лишь дернул кадыком.
– Вольно!
Ротное каре обмякло и заколебалось.
– Меня зовут Саадия Эльмакиас, – представился капитан, – я командовал ротой в НАХАЛе, но так как у Бара неприятности я его заменю насколько понадобиться. Если есть вопросы, задавайте.
Шарабани наивно поинтересовался, почему ротного называют "Клапан".
Капитан улыбнулся.
– Кличка осталась с той поры, когда я работал в мошаве. Там я так насобачился чистить тракторам карбюраторы и промывать клапана, что мошавники наградили меня этой кличкой.
– А что там с Бар-Ционом, – выкрикнул Линкор, – чего он отмочил?
– Пока не знаю, – пожал плечами Саадия. – Если будут какие-то подробности, обязательно поделюсь с вами.
Больше вопросов никто не задавал, и капитан повернулся к Картошке:
– А сейчас, если с вопросами покончено, стройте роту, завтрак стынет.
Миха отдал команду, и рота затопала по щебенке в сторону столовой.
Гаврош подмигнул Буадане, ткнул локтем Линкора, пихнул в спину Шарабани и гнусаво затянул:
– Однажды утром я проснулся дезертиром,
Вокруг сразу подхватили:
На теплом пляже, рядом с сортиром.
Дмитрий всегда считал, что песню сочинил какой-то сорвавшийся из К Mb новобранец, озабоченный тем, что разрешение для оправления надобностей нужно спрашивать у командира. От того и пляж и сортир под боком.
Песня явно не способствовала поднятию боевого духа, но Клапан, как ни в чем не бывало, вытянул губы трубочкой и высвистел продолжение.
А на песочке лежат девчонки, и продавец разносит пиво.
Посрамленный Гаврош на полуслове заткнулся и молчал в течение всего завтрака.
Обычно "старики" садились вместе в торце длинного ряда столов. Многих из них Дмитрий знал только по кличкам. Это была элита, ветераны 101 подразделения, такие как Малыш Дамари, Картошка, Кача и другие. К ним запросто подсаживались командиры, Шарон, Дав иди… на их конце стола отсутствовала субординация.
В разгар завтрака к ветеранам подошел Горелый и бросил на стол свежий выпуск "Давар".
Ветераны зашумели, зашелестели страницами. Несколько раз прозвучало имя Бар-Циона.
Вскоре газета поползла вдоль стола, передаваемая из рук в руки. Наконец сидевший рядом Двир подтянул к ним первую страницу.
На газетном развороте был запечатлен фасад типичного здания израильской полиции, детище сумрачного гения сэра Чарльза Тегарта, коих англичане понастроили по всей подмандатной Палестине. На крыльце стояла группа людей, среди которых отчетливо узнавалась мальчишеская фигура Бар-Циона.
Черный жирный заголовок гласил:
ОФИЦЕР И ТРОЕ СОЛДАТ АРЕСТОВАНЫ ПО ПОДОЗРЕНИЮ В УБИЙСТВЕ БЕДУИНОВ!
ИОРДАНИЯ ПОДАЛА ОФИЦИАЛЬНУЮ ЖАЛОБУ В ООН!
– Я так и думал, – прошептал Линкор, – он просто отомстил. Так же, как принято у этих ублюдков.
– Красавец! – подтвердил Гаврош.
– Ца-а-а-дик… – протянул Буадана.
Картошка сцапал газету со стола и скомкал в руке:
– Ну-ка валите отсюда. Через пятнадцать минут, чтоб были на плацу в полной выкладке!
Пока остальные готовили снаряжение, Горелый извлек из кармана газету, влез на верхнюю полку кровати и начал читать вслух.
– "Подозреваемые захватили пятерых мужчин из племени Азазма, привели их к колодцу, где недавно были обнаружены тела двух израильтян. Подозреваемые зарезали четверых бедуинов, бросив их тела в колодец. Пятого бедуина они отпустили. Он-то и предал гласности всю историю"
– Так и надо! – прокомментировал Шарабани, – Глаз за глаз!
Метрах в пятидесяти за спиной металось пламя костров, плюясь в ночь снопами искр. Огоньки вспыхивали на фоне черного полного звезд неба и неторопливо угасали. Дмитрий сидел в мелком окопчике, поглядывая на часы, до смены оставалось сорок минут.
От костра, где отдыхали археологи и рабочие доносился веселый смех, крики, бренчала гитара.
Парашютисты сидели отдельно и тоже веселились, пели песни, перекрикивались, шумно сражались в шешбеш, уплетали сух-пай, запивая его чаем. Но было в этом веселье что-то неискреннее. То один, то другой вдруг замолкали, печально переводя взгляд на огонь, и унылая тишина повисала над костром. Не помогли даже добытые Гаврошем две бутылки арака.
Какое-то подходящее к ситуации русское слово, вертелось у Дмитрия в голове, но никак не вспоминалось.
Он отхлебнул чая и отвел глаза от костра, напрягая память: поминки, не поминки… как же там… "Тризна!" осенило его, наконец, тризна по погибшим товарищам, хотя, это вроде только у славян…
Дмитрий заметил, как Картошка, поднял автомат и шагнул в темноту.
Пошел проверить посты…
Дмитрий отвернулся и уставился в ночную пустыню.
На должность ротного Картошку вернули два дня назад, после того как Клапан получил пулеметную очередь в грудь, там, на чертовом проселке между Газой и Джабалией.
Ознакомительная версия.
