Полковник Бёрд перестал дразнить лейтенанта и дернул Старбака за рукав.
– Нат, - сказал он, - можно тебя на пару слов? – мужчины отошли от дороги, пересекли неглубокую канаву, выйдя на поблекший и побуревший от летней жары луг. Старбак прихрамывал, но не по причине ранения: просто на его правом ботинке оторвалась подмётка.
– Неужели это я? – спросил Бёрд, пока они шагали по сухой траве. – То ли я становлюсь мудрее, то ли молодежь безнадежно глупеет? А молодой Коффмэн, хочешь верь, хочешь нет, был ярче всех детей, которых мне к несчастью довелось обучать. Помню, как он заучил теорию герундия всего за одно утро!
- Я вообще не уверен, что овладел теорией герундия, - заметил Старбак.
- Это довольно сложно, - согласился Бёрд, - если только ты помнишь, что это существительное, которое употребляется…
- И не уверен, что хочу заучивать эти чертовы вещи теперь, - прервал его Старбак.
- Что ж, наслаждайся своим невежеством, - величественно согласился Бёрд. – Но помимо этого ты должен приглядывать за юным Коффмэном. Я не вынесу, если мне придется писать матери лейтенанта письмо о его смерти, и у меня ужасное предчувствие, что, скорее всего, он окажется безмозглым храбрецом. Он совсем как щенок. Хвост трубой, сопливый нос и не терпится сыграть с янки в войну.
- Я присмотрю за ним, Дятел.
- Но тебе стоит и о себе позаботиться, - многозначительно добавил Бёрд. Он остановился и взглянул в глаза Старбаку. – Прошел слух, пока что слух, и Господь знает, я не люблю передавать разного рода сплетни, но эта прозвучала тревожным звонком. Слышали, как Свинерд говорил, что тебе не пережить следующего сражения.
Старбак, ухмыльнувшись, отмахнулся от этого предсказания.
– Свинерд - пьяница, а не пророк, – тем не менее, он почувствовал укол страха. Старбак достаточно долго был солдатом, чтобы стать чрезмерно суеверным, и как и любой другой, не был в восторге от предсказания собственной смерти.
- Только, подумай, - продолжил Бёрд, вытащив две сигары из-за подкладки шляпы, - вдруг Свинерд решил сам всё подстроить?
Старбак недоверчиво покосился на полковника.
- Подстроить мою смерть? - наконец спросил он.
Бёрд зажег шведскую спичку и склонил голову к огоньку.
- Полковник Свинерд, - театрально объявил Бёрд, раскурив сигару, - пьяная свинья, животное, бледная немочь, пресмыкающееся по своей натуре, исчадие ада, но он также, Нат, и самый коварный негодяй, а когда не пьян в стельку, то осознает, что теряет доверие нашего великого и глубокочтимого лидера. Вот почему ему необходимо попытаться совершить нечто, способное доставить удовольствие нашему дражайшему господину и властелину. Избавиться от тебя, - последние слова прозвучали жестоко.
Старбак отделался от них смехом.
- Думаешь, Свинерд выстрелит мне в спину?
Бёрд протянул Старбаку зажженную сигару.
- Не знаю, как он убьет тебя. Знаю лишь, что он хочет это сделать, и что Фалконер хочет, чтобы он тебя убил, и кроме того, мне известно, что наш глубокоуважаемый генерал готов вознаградить Свинерда приличной денежной премией, если ему удастся тебя угробить. Так что будь начеку, Нат, или лучше вступи в другой полк.
- Нет, - не раздумывая ответил Старбак. Легион Фалконера был его домом. Он был бостонцем, северянином, чужаком на чужой земле, в своем изгнании обретшим пристанище в Легионе. Легион одарил Старбака неожиданной для него добротой и новыми друзьями, и эти узы были намного сильнее далекой враждебности Вашингтона Фалконера.
Эта враждебность усилилась, когда сын Фалконера Адам дезертировал из армии южан, чтобы сражаться на стороне янки, в этой измене бригадный генерал Фалконер винил капитана Старбака, но даже неравенство в чине не могло убедить Ната вывесить белый флаг перед человеком, основавшим Легион и командовавшим теперь пятью полками, включая Легион, которые вместе составляли бригаду Фалконера.
- Мне нет необходимости бежать, - сказал он Бёрду. - Фалконер не продержится дольше Свинерда. Фалконер трус, а Свинерд пьяница, и еще до конца лета, Дятел, ты станешь бригадным генералом, а я командиром Легиона.
Бёрд крякнул от удовольствия.
- Ты неисправимый хвастун, Нат. Ты! Командовать Легионом? Думаю, у майора Хинтона и десятка людей постарше тебя будет совсем другое мнение.
- Может они и старше меня, но я лучший.
- А, ты всё еще страдаешь от заблуждения, что в этом мире достоинствам воздается по заслугам? Полагаю, ты подхватил это убеждение со всей другой чушью, которую вбили в твою голову в Йеле, при этом оказавшись не в состоянии обучить тебя премудрости герундия, - Бёрд, выдав остроту в адрес альма-матер Старбака, весело рассмеялся. Он мотал головой взад и вперед, это странное колебательное движение и объясняло его прозвище: Дятел.
Старбак присоединился к его смеху, потому что ему, как и всем в Легионе, безумно нравился Дятел. Школьный учитель был эксцентричным, упрямым, несговорчивым, но в то же время добрейшей души человеком. Кроме того, он зарекомендовал себя обладателем неожиданного военного дарования.
- Наконец-то сдвинулись с места, - сказал Бёрд, указав на стоящие колонны, которые начали продвигаться к месту переправы, где ожидала одинокая и загадочная фигура Джексона, неподвижно сидевшего верхом на паршивой лошади. - За тобой два доллара, - неожиданно заметил Бёрд, шагая к дороге впереди Старбака.
- Два доллара?
- Приближается пятидесятый день рождения майора Хинтона. Лейтенант Пайн заверил меня, что сможет достать ветчины, а я раздобуду у нашего всеми любимого вождя немного вина. Мы оплатим торжество вскладчину.
- Хинтон и правда такой старый? - спросил Старбак.
- Да, и если ты доживешь до его возраста, то не сомневайся, мы и тебе устроим попойку в награду. У тебя есть два доллара?
- У меня и двух центов нет, - ответил Старбак. У него хранилась небольшая сумма в Ричмонде, но эти деньги были отложены на черный день, а не для того, чтобы разбрасываться ими на вино и ветчину.
- Я одолжу тебе денег, - сказал Бёрд со вздохом отчаяния. У большинства офицеров Легиона были собственные источники дохода, но полковник Бёрд, как и Старбак, был вынужден жить на скромное жалование офицера Конфедерации.
Солдаты восьмой роты были уже на ногах, когда Старбак и Бёрд достигли дороги, хотя один из новобранцев лежал ничком у края луга, причитая, что и шагу ступить не может. Наградой ему послужил пинок в ребра от сержанта Траслоу.
- Вы не смеете так со мной обращаться! - заголосил парень, отползая в сторону, подальше от сержанта.
Траслоу схватил парня за китель и приблизил к нему свое лицо.
- Слушай ты, недомерок сифилитичной потаскушки, я вспорю тебе живот и продам твои потроха янки на жаркое, если захочу, и не потому что я сержант, а ты - рядовой, а потому что я злобный сукин сын, а ты трусливая гнида. А теперь вставай, черт возьми, и топай дальше.
- Как же ласкает слух речь нашего милого сержанта, - сказал Бёрд, перепрыгивая через канаву. Затянувшись сигарой, Бёрд спросил:
- Так значит, я не смог тебя убедить перейти в другой полк, Нат?
- Нет, сэр.
Дятел Бёрд с сожалением покачал головой.
- Я думаю, ты глупец, Нат, но ради Бога, будь осторожным глупцом. Удивительно, но мне будет жаль потерять тебя.
- Становись в строй! - рявкнул Траслоу.
- Я буду осторожен, - пообещал Старбак, присоединившись к своей роте. Тридцать шесть его ветеранов были подтянуты, загорелы и одеты в лохмотья. Их ботинки разваливались, серые мундиры были в заплатках орехового цвета, а предметы личного обихода состояли лишь из того, что можно нести привязанным к веревочному ремню или завернутым в скатанное одеяло через плечо.
Новобранцы составляли разительный контраст в своих новеньких мундирах, неудобных кожаных башмаках и с жесткими ранцами. Их лица были бледны, а дула винтовок еще не потемнели от ружейной стрельбы.
Они знали, что бросок на север через центральные округа Виргинии скорее всего означал неотвратимое сражение, но что могло принести сражение - оставалось для них тайной. В то время как ветераны слишком хорошо знали, что битва принесет вопли и кровь, ранения, боль и жажду, а может, и добычу в виде награбленных долларов янки или мешочка настоящего кофе, снятого с разлагающегося, усеянного червями трупа янки.
- Выступаем! - прокричал Старбак и встал в строй рядом с лейтенантом Франклином Коффмэном во главе роты.
- Вот увидите, что я прав, сэр, - сказал Коффмэн. - У Старины Бешеного Джека ноги больше, чем у тягловой лошади.
Вступив в брод, Старбак мельком взглянул на ноги генерала. Они и правда были огромны. Как и руки Джексона. Но что действительно бросалось в глаза, так это то, что генерал всё еще держал руку поднятой, подобно ребенку, просящему позволения выйти из классной комнаты. Старбак уже собирался обратиться к Коффмэну за разъяснениями, когда, к его удивлению, генерал шевельнулся. Он оторвал свой взгляд от реки и остановил взор на роте Старбака.
