Рота построилась в колонну, и строем пошли к бочке с водой. Меня к этому времени уже изрядно напекло. Когда пришли к бочке, помню последнюю команду: «Вольно! Разойтись!» Помню, как торопливо побежали товарищи, а я почему-то стал валится на спину, хватаясь за плечи бойцов. Они сбивали мои руки, и я упал. Последнее что помню, это склонившиеся надо мной головы сапёров и яркое синее небо в тёмной раме их фигур.
Покой. Закрываю глаза. Темно. Ещё помню какие-то крики, и торопливые распоряжения. Внезапно стало тихо.
Расплывчатым облаком всплывает сознание. Надо мною склонились врачи. Лица скрыты повязками. Они увидели, что я открываю глаза, и стали задавать вопросы: «Как зовут? Из какой части? Что с тобою случилось?». Услышав ответ, один из врачей сказал: «Этот, наверное, выкарабкается, а артиллериста не спасти. Морфий!». Врачу подали шприц, и он сделал укол в живот. Боли я не чувствовал, только, как игла проткнула плоть, словно это резиновый мячик. Тёплая волна растекалась по телу. Бросил взгляд влево и увидел, что в реанимации стоит ещё один стол и на нём лежит боец, покрытый простынею. Наверное, это артиллерист — подумал я, и закрыв глаза, провалился в темноту.
В сумерках сознания всплывают картины.
Вижу гребную базу, где занимался греблей на байдарках. Фон и небо абсолютно чёрные, и словно из мрака всплывают силуэты байдарок и других лодок. Потом проплывают улицы родного города. Вот я лежу, а у моей постели сидят сапёры из моего взвода, и мы о чём-то разговариваем. Раздалась команда «Строится!». Ребята поднимаются и прощаются. Прошу их не уходить, или взять меня с собою, но чувствую, что мне не встать. Вижу, как они встали в строй, и оглядываются на меня. Поворачиваются и уходят. Помню, что меня охватил страх. Я один лежу в темноте и ничего сделать не могу.
Возвращение.
Постепенно стало возвращаться сознание. Лежу в реанимационной палате. В правой руке капельница. В окно врывается яркий свет. «Ну, чтож с возращением с того света!» — горько пошутил про себя. Слева ещё один пустой реанимационный стол. «Наверное, артиллерист не выжил!?» — подумал я.
Через некоторое время пришли 2 санитара. Они обошли вокруг меня и остановились напротив. Один стал требовать, чтобы я встал. Попробовал приподняться, но тут же упал на стол и сказал, что мне тяжело и вставлена капельница. Санитар ухмыльнулся и жёстко сказал, что это его не волнует, и если я не встану, то он врежет мне по морде. Размахнулся и с силой стукнул по ноге. Злость придала мне силы. Стал подниматься, и сев на столе потянулся рукой к воткнутой в руку игле, чтобы вырвать её и отсоединить капельницу. Санитар тут же переменился и стал уговаривать меня лечь обратно. Лёг обратно с большим желанием разобраться с ними при случае, когда станет легче. До сих пор не знаю чего они до меня «докололись», или хотелось поиздеваться, или им дали задание непременно поднять меня как приду в сознание.
Потом пришла санитарка и сняла капельницу. Спросил у неё про артиллериста, и она ответила, что его ещё вчера увезли в морг. Мне казалось, что пролежал несколько часов, а уже, наверное, воскресенье.
Через некоторое время кто-то подошёл к открытому окну. Тихонечко позвали меня по имени. Посмотрел и увидел взводного с ребятами из нашего отделения. Я был рад их видеть, и с трудом встав, подошёл к окну. Они стали на перебой расспрашивать, как себя чувствую, и рассказывать, как перепугались за меня. Протянули фрукты. Спросил их, сколько время, и с удивлением узнал, что уже вечер понедельника. Значит, пролежал без сознания больше двух дней. Офицер и сапёры были рады, что я выжил и вернулся буквально с того света, потому что на этом кроссе погибли 4 солдата.
Заведующий терапевтическим отделением потом сказал, что у меня солнечный удар тяжёлой степени, и скорей всего мне придётся дослуживать в своей климатической зоне. К сожалению, я вернулся с того света не для того чтобы получить заслуженное облегчение, а пройти сквозь новые испытания на «прочность». Через несколько месяцев мне вручили абсолютно чистую медицинскую книжку, и в октябре отправили в самое «пекло». Все дороги, к сожалению, не в Рим, и мне предстояло пройти Афганистан.
1983 год. Ашхабад. Только к середине августа вернулся из госпиталя, после солнечного удара, полученного на полковом кроссе.
Впереди выпускные экзамены в учебке.
Внезапно всё заторопилось, пошли слухи, что будут вводить войска в Сирию, и срочно нужны сапёры. Но к середине экзаменов слухи затихли, а к концу окончательно заглохли.
Был у меня в учебке хороший друг — Виталик Павлов. До армии он учился в каком-то техническом ВУЗе. У него в Питере осталась жена и маленький сынок.
Командиры не скрывали от нас, что 90 процентов попадёт в Афганистан. Виталя был рад, что нам всем светит Афган, потому что можно будет получить квартиру. Он вернулся из Афганистана с ранением в руку и ногу, и получил инвалидность. Ему дали квартиру, но семья распалась, потому что он стремительно опускался, наркоманил и рассказывал страшные истории про Афганистан, в пивных шалманах на «Ульянке», за что получил уважительную кличку «Коммандос».
Мы сразу сошлись с ним, и много провернули славных дел, за что примерно были наказаны.
Что касается Афганистана, то никто толком не знал, что твориться в этой далёкой и дикой стране, только слухи и страхи доползали оттуда. Сержанты пугали, что только 30 процентов смогут вернуться домой без ранений, остальных ждут муки, боль и смерть. Даже не все смогут добраться до части, потому что душманы сбивают самолёты и подрывают транспорт, устраивают налёты на колоны.
Выход в инженерный городок.В конце августа состоялся выход нашей роты на полевые учения в инженерный городок, который находился за Ашхабадом, в предгорьях выжженного солнцем хребта Коппед-даг.
Жуткий, высокий хребет нависал над городом буро-коричневой стеной, изрезанный огромными расщелинами. Он был совершенно безжизненный, словно всем своим видом говорил, — «За этой стеной жизни нет, там только смерть!».
Сам город был зелёный и приветливый. По улицам текли узкие арыки, наполненные ледяной водой стекающей с гор, в которых весело плескались местные мальчишки.
.
Курсанты цокали, подбитыми подковками, ботинками по асфальту. Монотонно переваливались с одной ноги на другую, разглядывая дома и хозяйства в частном секторе. Именно там я увидел большой куст гречки, это было для меня открытием.
Рядом с нами медленно колесил на велосипеде наш взводный, старший лейтенант Бок.
Рота шла до окраины города. Переходили по висячему мостику, перекинутому через глубокий овраг, за которым начиналась утонувшая в пыли дорога, ведущая к инженерному городку
Пыльный кросс.
За висячим мостиком рота строилась в колонну и по команде старлея «Бегом! Марш!» резво стартовала.
Колеи дороги, как водой были заполнены горячей пылью, которая при каждом шаге взрывалась и поднималась плотным облаком кверху. Каждый понимал, что если не вырваться вперёд, то придётся, задыхаясь, глотать эту пыльную взвесь за другими.
Я бежал по краю дороги, работая руками и ногами изо всех сил, не давая себя обогнать другим. Вскоре преследователи дрогнули и утонули в серо-жёлтом облаке пыли. Только самые выносливые, кто удержался в группе лидеров, видели сутулую спину взводного, удаляющегося в сторону инженерного городка, на велосипеде.
Бежать надо было несколько километров, и достигнув КПП, резко сворачивали в сторону с дороги, чтобы облако пыли промчалось вперёд.
Вот и показались преследователи. В мутном облаке пыли, с трудом различались их грязные лица, и гимнастёрки. Они тяжело дышали, жадными ртами хватая пыль, и от уголков губ тянулись чёрные, прилипшие слюни.
Взводный стоял руки в боки, и с удовольствием смотрел на это «грандиозное» зрелище. Пыльный шлейф растянулся на пол километра, и из него время от времени выскакивали усталые, задыхающиеся от жары, бега и пыли сапёры. Дождавшись последних, построились, и пошли в городок.
Инженерный городок.
Большая площадь предгорья, в несколько гектаров, была оцеплена колючей проволокой, и на этой большой территории сапёры учились устанавливать и снимать мины, рыть окопы и пользоваться спец. средствами.
Мы получали палатки, и устанавливали их на залитых раствором фундаментах. Невдалеке, развернулась полевая кухня.
Кругом кишело всякой гадости, начиная от фаланг разных размеров и расцветок, скорпионов и кончая ядовитых змей.
Самая распространённая шутка в те дни — ты «стреляешь» покурить, а он достаёт коробок и, протягивая тебе, большим пальцем открывает его… прямо перед твоим лицом, на лохматых лапках подскакивает жирная, чёрная фаланга с противными, хищно двигающимися челюстями. От такой неожиданности, чуть не ронял сигарету, а хозяин фаланги ловко нажимал ей на спину и закрывал коробок, под дружный хохот.
