– Добро, Геннадий Павлович. Только будьте готовы к любой неожиданности. А головную роту поведет капитан Солопов. – Майор кивнул на молодого офицера с планкой боевого ордена на полевом кителе. Тот сдержанно улыбнулся:
– Считайте, товарищ майор, мы уже в тылу опорного пункта. С двумя-то комиссарами! На головной машине у меня пойдет старший лейтенант Довбий.
Заместителя командира роты по политчасти Михаила Довбия даже Кучкин, случалось, упрекал: на тактических занятиях и учениях его можно найти лишь впереди наступающих, а ведь рота – не один головной взвод. Довбий отшучивался:
– Я, между прочим, следую примеру одного старшего товарища. И это, по-моему, не так уж плохо – идти первым. Но вы, товарищ капитан, не совсем правы: если в хвосте колонны припекает сильнее, чем впереди, меня ищите в замыкающем взводе.
Скоро Кучкин убедился: это действительно так. Неторопливый и немногословный, на полигонах и тактических полях Довбий действовал больше личным примером и любил повторять:
– Место командира в бою определено уставом, политработник выбирает его сам. Я выбираю первую линию огня. Потому что на войне политработники ходили в атаку и разведку – первыми.
Мотострелки готовы были идти за старшим лейтенантом в огонь и в воду. Не случайно позже, когда Кучкина спросили, достоин ли Михаил Довбий представления к ордену Красного Знамени, он молча проголосовал двумя руками…
«Будьте готовы к любой неожиданности…» Пока комбат работал с командирами рот, Кучкин собрал ротных политработников и активистов. Сам начертил схему предстоящих действий, объяснил задачи подразделений, их место в боевом порядке.
– Напоминайте людям: в бою каждая отобранная у врага секунда – это сохраненные жизни, это шаг к победе. Тот, кто замешкался, отстал, неточно выполнил команду, ставит под удар себя и товарищей. Сами помните: наш успех – в решительности и быстроте.
К ротным политработникам у Кучкина требования особые. Командир – организатор боя. Он не может оставить своего места, потому что должен не только держать в виду все звенья боевого порядка и управлять ими, но и поддерживать непрерывную связь со старшими начальниками, взаимодействовать с соседями, наилучшим образом использовать приданные средства, следить за развитием общей обстановки на поле боя и, конечно, за противником, на всякий ход его отвечая своим ходом. Как и Довбий, Кучкин считал, что в самый момент боя место ротного и батальонного политработника – в атакующей боевой машине, в цепи, в траншее. Именно там всего полнее его сила личного примера – ведь присутствие офицера рядом, под огнем, сам вид его прибавляет уверенности солдату и младшему командиру. Там даже одно слово его, вовремя сказанное, идет в атаку, разит мишени, берёт укрепления. Только и в атакующих порядках надо уметь определить для себя главную, самую горячую точку, чтобы не оказаться в роли рядового стрелка.
Если политработник действует в гуще людей, от него первого после тяжелого марша люди услышат о тех, кто действовал мастерски. Убывая на рекогносцировку с другими офицерами, он оставит за себя своих помощников, которые и беседы организуют, и без газет людей не оставят, и вызовут среди взводов, отделений и специалистов боевое соревнование за лучшие действия на очередном этапе учений. Его право позаботиться и о том, чтобы непосредственно в поле, перед строем товарищей, отличившимся объявлялись поощрения. Ему не следует забывать, что и сам он обладает достаточными правами на сей счет…
Вдали, на сером склоне горы проглянули строения – основной ориентир наступающих. Колонна роты круто поворачивает, обтекая опорный пункт неглубоким распадком – его они выбирали по карте для задуманного маневра. «Противник» теперь видит роту, но пока молчит, наверное, гадая: что это за машины, так смело маневирующие перед его фронтом? Он наверняка принимает их за свои – не полезет же одна рота на столь мощную оборону! Но проходит минута, и тревожная ракета прожгла небо над опорным пунктом, первые выстрелы сверкнули на склоне горы, а через несколько мгновений вся она опоясалась линией огневых вспышек.
Капитан Кучкин наклоняется к водителю:
– Ну-ка, скажи свое слово, товарищ Михайлов!
– Крепче держитесь, товарищ капитан!
Руки водителя словно прикованы к рулю, сощуренные плаза впились в полосу каменистой земли, набегающей в бронестекле. Кажется, чья-то невидимая рука смахивает с дороги камни, выбоины, воронки, но держаться действительно надо покрепче – как будто случилось великое землетрясение и подошва горы под колесами мечется, вздыбливается и ревет, извергает пламя и дым. Головная машина вдруг точно споткнулась, резко замедлила ход. «Там Довбий, что у него?» Остановка под прицельным огнем даже на полминуты – верная гибель. Но не прошло и десяти секунд – передняя машина снова рванулась вперед. Позже Кучкин узнает: старший лейтенант Довбий сам заменил водителя. Политработник обязан уметь всё, что умеют его подчиненные. И уметь лучше их.
Секунды казались минутами до того момента, когда нарастающий крутосклон укрыл обходящую роту от прицельного огня из опорного пункта. В зимних серо-свинцовых тучах, стекающих со снеговых вершин, блеснуло солнце – словно приветствовало первый успех мотострелков. Еще километр пересеченного пространства, и рота зацепится за гребень, с которого поддержит удар главных сил батальона. Только бы не нарваться на минное поле или засаду. Здесь они маловероятны, и всё же… Скорость продвижения теперь решала всё. Распадок переходил в просторную долину, отлого уходящую вверх, по ней там и тут разбросаны нагромождения камней, желтеют лобастые выступы обветренных песчаников и сланцев. Снова открылся опорный пункт, но теперь роту защищает расстояние, к тому же она зависает над его флангом и вот-вот зайдет в тыл. Чтобы сосредоточить по ней мощный огонь, «противнику» необходимо переместить свои основные средства, оголив собственный фронт. Вряд ли он пойдет на это – ведь главные силы батальона должны уже заявить о своем приближении.
Наблюдатель вдруг тронул Кучкина за локоть, он наклонился к смотровому лючку и не поверил глазам: совсем близко параллельным маршрутом из опорного пункта отходили колонны «противника», оставив позади только небольшой заслон. Возможно, этот отход был спланирован заранее и он просто совпал по времени с прорывом роты мотострелков за фланг опорного пункта. Или, встревоженный этим неожиданным прорывом, «противник» разгадал замысел наступающих и спешил уйти из-под двойного удара, избежать клещей, намертво стать на заранее подготовленном рубеже? Как бы там ни было, Кучкин уже видел: «противник» раньше их захватит гребень, к которому рвались мотострелки, и тогда рота сама попадает под уничтожающий огневой удар, а комбату придется затевать бой по-новому. Вот она, та самая неожиданность, о которой предупреждал командир! «Противник» без боя отдавал им опорный пункт, который они собирались брать штурмом, вовсе не рассчитывая при этом на легкий успех – кто мог предвидеть подобное? Но что толку в этой горе, если «противник» сохранит силы, втянет наступающих в теснины гор, где каждый шаг вперед будет стоить неимоверных усилий?
Весь прежний опыт учений убедил Кучкина: в критическом положении главное – сохранить хладнокровие, чувство реальности обстановки и действовать, не теряя мгновения. Только решительные действия позволяют удержать контроль над ходом событий, когда они совершают неожиданный поворот. В подобных переделках Кучкин с необычайной силой ощущал личную ответственность – ответственность политработника, старшего в подразделении офицера и за выполнение поставленной командиром задачи, и за действия людей. Ведь и офицеры роты в столь трудный для них момент вправе рассчитывать на поддержку и помощь старшего, на то, что какую-то часть ответственности за происходящее он возьмет на себя.
В любой обстановке боя действия офицера и солдата должны подчиняться главной задаче – мысль пришла Кучкину как бы сама собой. Он вызвал по радио командира роты:
– Надо немедленно атаковать, связать их боем, любой ценой остановить отход!
– Я понял вас, – тотчас отозвался капитан Солопов. – Всем, всем! «Противник» – слева! К бою!
Сбрасывая шлемофон, Кучкин успел услышать: капитан Солопов докладывал командиру батальона обстановку и принятое им решение. Теперь общая атака ускорится, только бы удержать отступающих в этой долине до подхода главных сил…
Бросаясь в середину цепи, Кучкин с чувством признательности успевал примечать тех, на кого он всегда особенно рассчитывал: Чабанов, Ганиев, Науменко, Смаль, Матмусаев, Малыхин… Командиры отделений, пулеметчики, снайперы, его боевые активисты, они первыми оказались на земле. Ещё из люков боевых машин выскакивали мотострелки, а их автоматы, гранатометы, пулеметы уже оглушили долину грохотом – они понимали, что противника надо успеть захлестнуть огнем, как арканом, пока он не ускользнул из зоны надежного поражения. Через полминуты в долине разразился огневой шквал, и, застигнутый этим шквалом, «противник» принял бой, начал спешиваться, неся потери. Силы, однако, были неравными, мотострелковая рота перешла к обороне.
