— Алло?
— Алло! Алло! — затарахтел взволнованный женский голос. — Ирину Николаевну можно? Здравствуйте!
— Здравствуйте… — автоматически ответил Борис. — Ирину?… А кто это? Что случи…
— Это вы, Борис? Это Мадина…
— Кто?
— Мадина! Вы же меня знаете — я с Ириной Николаевной в одном кабинете сижу! Борис, Дудаева скинули!
— Что?!
— Дудаева скинули! Мне только что сестра позвонила, она в центре живет. Я сразу за телефон! Уже почти всем знакомым сообщила! Вот Ирине Николаевне осталось, я ваш номер не сразу нашла, забыла, где его записа…
— Да подождите вы! — перебил Борис. — Мадина, скажите толком! Кто скинул, когда? Это точно?
— Точно, точно! Поздравляю, Борис! Оппозиция захватила город! Гантемиров с Лобазановым уже в Президентском дворце! Там никого не было, Борис! Представляете — никого! Дудаев сбежал! Сбежал!
— А как же.… Не может быть. Как же гвардия?
— А вот так! Может! Кто тоже сбежал, кто на сторону оппозиции перешел! Все! Теперь все будет, как раньше! — Мадина кричала так, что Борис отвел трубку подальше от уха. — А вы Ирину Николаевну позовете?
Борис отдал трубку давно стоящей рядом жене, присел у стены на корточки. Неужели правда? Неужели…
Борис заглянул в комнату к сыну — спит. Прошел в кухню, включил свет, посмотрел на часы. Без четверти пять. Рано то как. Неужели…
Женщины продолжали разговаривать, но уже гораздо тише. Борис включил буржуйку, немного посидел рядом, наблюдая за веселыми языками пламени. Автоматически, ни о чем не думая, оделся. Неужели…
За окном темнело хмурое ноябрьское небо, черными коробками угадывались дома. Света в окнах не было. Не знают еще?
Подошла Ирина, встала рядом, прижалась.
— Слышал? Она говорит, что сведения абсолютно точные. Заняты вокзал, телеграф, дворец… в городе танки. Боря… неужели? Веришь? — Ирину била крупная дрожь.
Борис молча обнял жену, успокаивая.
Верил ли он? Конечно, верил. Верил, не смотря на то, что последние годы приучили ни во что хорошее не верить. Верил, не смотря на привычку сомневаться всегда и во всем. Верил, не смотря на притаившуюся где-то глубоко-глубоко уверенность, что никогда уже не станет так, как раньше. Что будет только хуже.
Очень хотелось верить. Да и не оставалось больше ничего — только надеяться. Надеяться и верить. Пусть даже и на чудо.
Конечно, последний год, а особенно лето, показали, что положение новой власти не такое уж и незыблемое. Эйфория 92-го и 93-го годов, когда казалось, что самое главное позади, прошла. Независимость фактически достигнута, есть и свое правительство и армия. Но где же обещанное благоденствие? Где золотые «крантики», где жизнь, как в Кувейте? Где валюта тверже доллара? Ведь обещано было много, очень много. И — быстро.
Ничего из обещанного быстро не получилось.
А получились остановленные предприятия — но это мелочь. Кому они нужны? Больше года не ходили трамваи — это тоже не так уж страшно. Получилось отсутствие отопления и горячей воды, это уже хуже — это напрягает. Получился полный развал коммунального хозяйства, и стихийные мусорки разрастались в городе до невиданных пределов. Ясное дело, это нравилось только мухам. Зарплаты платили с громадными перебоями, пенсий не было вообще. За пенсиями ездили в Россию. Начались перебои с продуктами, самый дешевый в мире хлеб качеством приближался к отрубям. И только базары процветали. Там и вправду было все, но как-то это не очень вязалось с обещанным раем.
Руководство, естественно, все объясняло кознями России, народ вроде бы и верил, но как-то все более по привычке, что ли.
Протестов не было, но недовольство и усталость среди коренного населения чувствовались невооруженным взглядом. Оставшееся «некоренное», то есть нечеченское население, стараясь сделаться невидимым, привычно ждало, чем же все закончится. Оппозиция, до этого почти мифическая, с лета развила бурную деятельность. Заработали несколько телеканалов, с утра до вечера обрабатывающих население. Показывали, как хорошо жить, не ссорясь с Россией, на чем свет ругали Дудаева, короче — отрабатывали московские деньги. Где-то по окраинам города вроде бы прошли митинги с участием лидеров оппозиции. С лидерами у них, правда, было туго. Лидеры популярностью в народе не пользовались. Летом появилась «тяжелая артиллерия» в лице Хасбулатова, но и это было не то, совсем не то. Зато оппозиция стала демонстрировать мускулы — над городом несколько раз пролетали вертолеты. Правительство тут же объявило, что вертолетами управляют русские летчики. Оппозиция демонстративно показала репортаж, где летчик-чеченец с улыбкой забрался в вертолет и поднял его в воздух. Как-то не очень заметно прошла информация о бое на севере республики, у села Братское, с использованием танков. Опять утверждалось, что в танках русские солдаты. Оппозиция, понятно, это опровергала, утверждая, что у них тоже есть танки, и они их, в отличие от «дудаевцев», содержат в исправности. Москва как всегда промолчала.
Осенью установилось зыбкое равновесие, когда каждый только и ждет — кто сделает первый ход. Кто не выдержит? Кто ошибется?
Выходит, первой решилась оппозиция? Черт его знает…
— Боря, — Ира уже не дрожала, — Мадинка сказала, что уже по радио Москва передает. Про нас.
Радио… радио… Что-то он забыл. Сон! Точно — телевизор!
Борис присел перед стареньким «Рубином», щелкнул выключателем. По экрану побежала рябь. Канал, еще канал, еще канал. Телевидение не работало. Сразу стало тревожнее, и словно в подтверждение где-то далеко тишину прорезала очередь, потом еще одна. Зажглись несколько окон.
— Ир, не помнишь, где-то тут приемник вроде был?
— Не знаю.… Это у Славика спрашивать надо. Рано еще, пусть поспит…. Чай будешь?
Борис отказался, попробовал заснуть. Не вышло — голова пухла от мыслей. Поворочался, встал, поплелся на кухню. Ирина понимающе налила чаю. Сидели, привычно прислушивались: где-то далеко постреливали, но не очень. Время тянулось ужасающе медленно.
В начале восьмого небо начало сереть.
Еще через несколько минут впервые громыхнуло — не автомат, что-то новое. Сразу стали зажигаться окна.
— Пап, это что — пушка? — сонный Славик стоял в дверях — волосы взлохмачены, штаны надеты наизнанку. — Мам, я тоже чаю хочу.
Приемник нашелся быстро, и даже батарейки работали. Борис крутанул ручку, настраивая, и сразу попал.
— … общения информационных агентств из Грозного поступают практически ежеминутно, но данные противоречивые. Целостной картины происходящего в столице Чечни ни у кого нет. Достоверно пока известно, что штурм Грозного силами Временного Совета начался вчера вечером. Объединенные силы чеченской оппозиции под руководством военного комитета Временного Совета поздно вечером в пятницу начали штурм Грозного. К этому времени они уже взяли под контроль все подъезды к чеченской столице. «Интерфакс» сообщил, что в 4 часа утра оппозиция провела артподготовку из гаубичных орудий, после этого, в 7 часов утра, был начат штурм Грозного. В операции Временного Совета задействовано большое количество танков, БМП, БТР, тяжелой артиллерии, вертолеты и бронетехника. Как сообщил ИТАР-ТАСС со ссылкой на источники во Временном Совете, перед подразделениями оппозиции была поставлена задача к утру захватить Грозный и овладеть президентским дворцом. Это пока все. Надеемся уже в следующих новостях ознакомить вас с более подробной информацией.
— Ого! Похоже, в школу завтра идти не придется, — первым нарушил молчание Славик.
— О чем ты, конечно, очень жалеешь, — сказала Ирина.
— Ну ни хрена себе! — подвел итог Борис. Что-то тут было не так. — Слушайте, а где же артподготовка из гаубиц? Слышно же было бы…
— Боря, но ведь и Мадина говорила…
— Мадина ничего не говорила про обстрел. Ира, тут что-то не так — мы бы слышали!
— Вечно ты ничему не веришь! Ну, приврали немного, подумаешь! Нельзя же все так буквально воспринимать!
Борис двумя глотками допил чай, открыл форточку, закурил сигарету. Небо, затянутое плотными облаками, светлело. В кухню ворвался прохладный сырой воздух, относя дым назад в кухню — Славик демонстративно поморщился. Борис прикрыл форточку, взял еще одну сигарету и пошел на балкон.
Здесь было холодно и сыро. Борис присел на стул, затянулся, и тут же тишину вспороли далекие выстрелы. Это не было похоже на одинокие выстрелы по ночам, на которые уже и особенного внимания не обращалось. Сейчас очереди звучали плотно, зло и как-то профессионально, что ли. Где-то вдалеке гулко застучал пулемет. Борис перегнулся через ограждение, пытаясь определить направление. Не вышло — мешали дома и гулявшее эхо.
Стрельба не затихала, даже наоборот, усиливалась, создавая ощущение настоящего боя. Последний раз Борис слышал такое летом, когда громили штаб-квартиру Лобазанова, здесь же, в Микрорайоне. Была ночь и черное небо, расцвеченное пунктирами трассирующих очередей. Одна из таких шальных пуль на излете попала им в окно. Стекло треснуло, но как ни странно выдержало. Трещину Борис потом заклеил изолентой.
